Культура как попытка взаимопонимания

Поговорили с Аксиньей Домео, питерско-московской поэтессой, ныне переехавшей в Европу; её блог в тумблере: http://axdomeo.tumblr.com/.

 — Расскажи, как тебе живётся заграницей и почему вообще решила переехать?

— В Европе я не так уж долго, около полугода. В январе я уехала в Париж, училась на курсах французского языка и культуры в Сорбонне, а с сентября — в Брюсселе, на стажировке от Лит. Института в институте переводчиков при ООН. Откровенно сказать — мне везде хорошо живется: в Брюсселе, например, я снимаю комнату в трёхэтажном сквоте, живу с циркачами. Недавно они меня учили ходить по канату.        

Причина переезда — острая жажда перемен. В Москве и Питере я чувствую себя очень вольготно, много друзей, знакомцев, всё «приятно, прилично и легко». И я решила дать себе труд: выучить ещё один язык, попытаться понять другую культуру и найти своё место в действительности, отличающейся от родной. Думаю, так надо делать как можно больше. Почему — объяснить не могу, просто так кажется. Лучшее время путешествовать — сейчас.

— И как, получается понять другую культуру?

Вот, скажем, в Москве ты наверняка знала много людей, связанных с искусством, литературой в частности, а с другой стороны — большинству вообще этого не нужно. Я, например, от этого чувствую дискомфорт, некое несовпадение со всеми, кроме узкого круга. Есть ли такая проблема в Европе?

— Получается понять людей. Культура же, по-моему, — путь к взаимопониманию. Моя соседка по квартире, Юдифь, писала диплом на тему «Бабьего Яра» Евтушенко и музыкальной интерпретации этого произведения Шостаковичем! Я об этом не знала. Взаимный интерес помогает найти общий язык — было бы желание.

Если говорить о людях, встретившихся мне здесь, создаётся впечатление, что все более или менее начитаны. Однако в разговорах это не главное. Тут никто не кичится своим образованием или работой, если спросишь — скажут, а так — интересней всего личность. Сравнивая, могу сказать, что в Москве как раз важен престиж Вуза, места работы, района, где живешь, знаком ли ты с тем-то и тем-то, смотрел ли последние новинки в кино.

— А почему она именно Евтушенко выбрала для работы, кстати?

— О, это интересно. Её интересовал аспект политической пропаганды в искусстве, отражение политики в искусстве. Так как Юдифь композитор по образованию, героем её диплома стал Шостакович. А там уже и Евтушенко затесался.

 — Чувствуешь ли что-то не очень хорошее в связи с последними политическими событиями? (Многие мои друзья, недавно съездившие в Европу, рассказывают, как странно реагировали некоторые люди, узнав, что они русские.)

— Я сейчас в Брюсселе, столице ЕС. Да, тут много пропаганды против русских, фотографии Путина с надписью «паутина лжи», слоганы о том, что Россия и Америка снова вступают в холодную войну… Но это только манипуляции СМИ, и те люди, с которыми я встречаюсь, не верят пропаганде, что очень радует. Хотелось бы надеяться, что таких людей и впрямь немало. По крайней мере, я чистосердечно стараюсь им объяснить, что мы не агрессоры и не злодеи, как описывают в газетах. Кажется, меня понимают.

Это как раз и есть культура — взаимопонимание или хотя бы попытка оного.

— В связи со всплеском консервативно-патриотических настроений и традиционных ценностей в России хочу спросить, есть ли там что-то подобное. И вообще — как религия влияет (если как-то влияет) на сознание людей (просто есть версия, что протестантские страны в экономическом плане живут лучше православных, например)?

— Я думаю, не зря именно в Европе начался индивидуальный бунт против Бога, который перерос затем в философию сверхчеловека. Западный человек находится в некой истерике по отношению к тому, что жизнь имеет свойство заканчиваться смертью (я несколько утрирую, конечно), и религия католицизма не даёт ответов в этой области. Она говорит о том, как надо жить на этом свете, но про тот — полная тьма. Впрочем, я не настолько сведуща в этом вопросе, но так мне кажется. В России есть коллективное сознание, есть возможность единения духовного, поэтому очень многие европейцы обожают нашу страну, несмотря на уровень жизни. Это даже не открытость характера, а, скорее, посыл, который идёт от русских: что с любой бедой можно справиться вместе и что любую радость лучше разделять с другими. Не случайно слово «счастье» в нашем языке происходит от двух слов: «сейчас» и «соучастие». Во французском «le bonheur» означает «удачный момент», «хороший час», если дословно, и не подразумевает какого-то взаимодействия с окружающими. Мол, тебе повезло, радуйся и не делись ни с кем.

— А как вообще относишься к современной поэзии, читаешь кого-то?

— Мне — опять же — интересны люди. Без личной истории, которая предшествует стихотворению, я не могу как следует оценить текст. В общем, те, за чьим словесным творчеством слежу, должны быть синхронизированы со мной. Уж не знаю, хорошо ли это. Есть пара-тройка имен. Называть?

— Называй.

— Ксения Желудова, Павел Крузенштерн, Влад Полищук, Константин Комаров, Екатерина Перченкова. За ними всегда слежу.

— Наша газета об аутсайдерах — о тех, кто вследствие разных причин не вписывается в общественные стандарты. Дело в том, что среди таких людей есть много интересных и талантливых, но они невостребованы, их забывают.

Что думаешь об этом противоречии?

—Что такое общественные стандарты?

— Ну, я про все стандартные истории успеха, про маркетинг и самопиар, про экстравертов, про тренинги личностного роста, и так далее, и так далее; а вот вдумчивое всматривание, вслушивание в себя, как правило, вызывает гораздо меньше интереса.

— Знаешь, я как-то думала по поводу успеха, историй успеха. Я пришла к выводу, что все истории, которые известны большинству об успехе кого-либо, означают только то, что люди своего добились. Подчеркну: они добивались не известности, а именно своего.

Если говорить обо мне, паблика я не веду, стихов с января нигде не читаю, с людьми из какой бы то ни было тусовки не общаюсь — следовательно, не принадлежу к ней.

И мне очень хорошо живется, повторюсь. Я пишу стихи, делаю вручную книги, учу языки и учусь рисовать.

— Расскажи, кстати, про свои проекты — про книги, про альбом.

— Относительно книг: я издала их уже три, и все — разными методами. Первую на свои деньги издала в Питере, раздарила всем на свой день рождения. Вторую сделали самиздатским способом: дома на принтере печатали и собирали вручную. Последнюю — это нечто небывалое в том плане, что я такого нигде не видела. Всё основано на моём пребывании в Париже, но самое главное, что каждый стих соотнесен с музыкальной композицией, которую сочинил Вася Братчук. Такое вот содержание — название стиха, а напротив — не номер страницы, а номер трека на диске, вложенном в конверт в конце. Делали тоже сами: на станке — обложку, дыроколили по три часа без устали, макет делал Саша Овчинников, он же и печатал. Оформление художественное делала я — там мои иллюстрации. Тираж ограничен количеством человек, которые хотят купить этот альбом. Так как мы с Васей в Европе, распространением занимается Мэри Дэани, она принимала и непосредственное участие в создании книги. По-моему, это очень аутсайдерски.

— Да, это по-аутсайдерски. У нас тоже всё своими самиздатскими силами делается.

Вообще, получается, полная гармония у тебя?

—Я не сторонник гармонии во всём, всегда должно быть что-то, что чуть-чуть не устраивает, чтобы двигаться дальше.

— А куда ты движешься?

— Куда — не ведаю, но, как говорит моя прекрасная подруга Фрида, «running is a victory». Так и живем.

— Но есть же всё равно какое-то внутреннее ощущение, наверное, — если ты, как Гарри Энгстром, куда-то бежишь и что-то ищешь?

— Есть огромный интерес,  любопытство патологическое почти что — что меня ждёт за тем поворотом? где я окажусь завтра? с кем встречусь? что прочту? что придумаю? Но что ищу — пока не знаю. Зависит, наверно, от ситуации. В январе я искала перемен и нашла их.