«Единственное требование от текста — это должно быть сильное переживание. Да даже и это нет»

«Единственное требование от текста — это должно быть сильное переживание. Да даже и это нет»

Алексей Боровец

b

Про группу Спасибо иногда пишут странные вещи: то музыку столичных музыкантов называют сибирским пост-панком, то шугейзом. Нередко упоминают и… краутрок. В конце декабря я оказался в Москве и встретился с лидером группы (а также участником  коллектива Jahroom) — Раселом Рахманом. Поводом к разговору послужило то, что в декабре у Спасибо вышел отличный релиз «Норм». Мне хотелось, чтобы Расел рассказал про альбом и заодно развеял мифы о жанрах, к которым относят музыку Спасибо авторы пресс-релизов. Компанию нам составили спутница Расела — Надя Самодурова, известная нам по группе Lucidvox, и моя давняя подруга Саша Пучкова, котoрая сделала фотоснимки с этой встречи.

Алексей Боровец: Альбом уже недели две назад появился в сети...

Расел Рахман: Да, с 8 декабря.

АБ: И как ощущения?

РР: [пауза] Норм. Ощущения такие, что чуть-чуть уже поднадоел альбом. Пока сводили, всё заслушал, всё приелось — надо чуть-чуть отдохнуть от него.

АБ: Песни в таком виде давно появились? 

РР: Да. Многие. Какие-то — нет.

АБ: И знаешь уже, чем дальше заняться?

РР: Да. Поэтому, может быть, и надоели старые [песни].

АБ: Ты доволен альбомом?

РР: На 95%.

АБ: Как тебе реакция слушателей?

РР: Ну вроде всё клёво. Это сложно сравнить с предыдущим альбомом, потому что на предыдущем всё было в первый раз — типа «о, туда репостнули! там кто-то чё-то написал — вау!». Сейчас единственное, что такое произвело впечатление, — это то, что Сергий Черепихо оценил наш альбом.

АБ: Кто это?

РР: Такой чувак, он с Никитой Прокопьевым делал песенки всякие под гитарку, и он приценил альбом, написал большой отзыв, я вообще офигел. Я про него сам читал раньше в «Афише», а тут он оценил альбом.      

АБ: Я очень порадовался, что в [moisture] вас тоже выложили.

РР: Туда я сам предложил. Я ещё в Stupid Corner предложил — это такие самые любимые паблики — оттуда большинство музла и узнаю. Слава Богу, что хоть в [moisture] взяли, потому что в Stupid Corner мне написали: «нет, Спасибо».

АБ: Забавно. Что группа делает сейчас?

РР: Пока так, скорее, отдыхаем. Мы с барабанщиком ходим, лабаем, ну потому что новые песни ещё радикальнее — там совсем всё неожиданно будет. 

АБ: Радикальнее в каком плане?

РР: Я лучше не буду вскрывать карты, потому что хочется, чтобы действительно люди такие пришли: «О, Спасибо!.. Что? Кто это был сейчас на сцене, что они делают, почему это всё так?».

АБ: У меня такой вопрос: как ты считаешь, как вы вписываетесь в своё поколение и в своё время (если вообще вписываетесь)? Насколько современно то, что вы делаете? Или это ретро, а может, и наоборот — опережение времени?

РР: Мне кажется, недостаточно ретро. Хотелось бы больше ретро местами — я как бы не ретроман, но ретроманским группам иногда завидую, как они круто копируют всякие звуки.

АБ: То есть тебя не отталкивает это?

РР: У некоторых круто получается. Меня не отталкивает, но у самого так не выходит. Меня самого вымораживает — когда я слушаю, мне нравится, но когда я играю, меня начинает это напрягать — типа я не могу, это слишком похоже на Led Zeppelin — надо что-то переделать, давайте примешаем сюда ещё что-то... А так, мне кажется, недостаточно современно. Мне кажется, на полшага позади — на Западе происходит что-то, а потом происходит у нас. Спасибо чуть-чуть такие из опоздунов, наверное.

АБ: Но ты заметь, что ты же не на Западе находишься, а в России. Логичней соотнести себя с тем, что в стране происходит.

РР: Ну здесь вообще... ну не знаю. Нет, здесь, мне кажется, мы вообще в каком-то... часто вообще сложно выбрать, с кем играть. Потому что то, что мы делаем, как бы недостаточно авангардно, но при этом не так тупо как пост-панк, скажем. Не такой мрачняк, но и не так весело, как гаражный рок. Все шугейз группы играют чисто жанровый шугейз — то есть ты слушаешь и понимаешь, что это как MBV [My Bloody Valentine — прим. АБ], только по-русски. А у нас не так — ну да, наверное, современно, я не знаю.

 Там же мужик поёт — а у меня тоже низкий голос, и я черномазый — почему бы не пощебетать там что-нибудь?

АБ: А есть какие-то группы, на которые вы оглядываетесь? Из отечественных и зарубежных.

РР: Из отечественных? Ты сам-то на какие оглядываешься? На ГрОб?

АБ: Может быть, что-то нравится, но не обязательно это значит, что вы что-то заимствуете у этих групп.

РР: Ну да. С русской музыкой это скорее так. 

АБ: То есть ты не можешь сказать, что вы где-то чему-то научились сознательно?

РР: От русских?

АБ: И от русских, и от нерусских.

РР: От нерусских — вообще там полно. Там местами вообще чуть ли не копирки какие-то бывают.

Надя Самодурова: «Афробит».

РР: Да, «Афробит» — это целая сумма всяких влияний. Изначально это вообще не было похоже на Goat, а по вокалу — сразу прямая ассоциация с Goat была, и поэтому я долго слушал и думал, что ж там сделать, чтобы это не было как у Goat. И слушал там Фелу Кути, Мулату Астатке — такие штуки, и думал — блин! Там же мужик поёт — а у меня тоже низкий голос, и я черномазый — почему бы не пощебетать там что-нибудь? И как-то угарно вышло, не знаю. А так-то всякий Can вообще невооружённым взглядом у нас видно.

АБ: Не видно.

РР: Can это сыграли однажды, а все современные группы... типа знаешь «ту-ту-та-туц ту-та-туц ту-тау-туц ту-та-туц» [изображает ритм «моторик» — прим. АБ].

АБ: Об этом мы чуть позже с тобой поговорим — ты опережаешь мой план. Итак, далее. Несмотря на то, что рядом со Спасибо я часто встречаю слово «шугейз»...

РР: И «пост-панк»!

АБ: И пост-панк. Мне кажется, что по духу это всё равно ближе к группе Nirvana и американской сцене тех времён — не по каким-то музыкальным клише, а скорее по заряду энергии, по драйву. Как ты относишься к попыткам определить стилистические рамки группы Спасибо? Считаешь ли ты, что ваша группа лучше соотносится с шугейз-сценой или с альтернативным роком времён Nirvana?

РР: Мне кажется, что по эмоциональному заряду это ближе к альтернативному року 90-х, потому что мы сами охренеть сколько всё этого слушали и... Курта Кобейна из души не вытравить. А шугейз...

АБ: Вы вообще слышали шугейз?

РР: Ну да. Но, мне кажется, мы вообще не похожи на шугейз, на тот, который я слушал. Если честно, мне очень мало что нравится из шугейза. Например, для My Bloody Valentine надо определённое настроение — я не могу сказать, что каждый день их слушаю. А вот эмо-гейз типа Iris и Whirr — вот эти штуки мне нравятся. Но они тоже, скорее, отдают девяностыми — то есть они взяли мелодику и классный такой монолит от шугейза, а заряд — там всё бодро, там гранжевые ритмы и так далее. 

Просто очень странно петь о чём-то, если ты так не думаешь. Я не думаю на английском языке, и типа поэтому я пою на русском

АБ: Но ты их услышал уже будучи в Спасибо?

РР: Iris и Whirr — да, прямо перед этим альбомом. А всякие там MBV... Slowdive, например, вообще никогда не слушал, Jesus & Marry Chain — тоже. Ну то есть я слушал — ознакомился и понял, что это супер-не-моя-музыка. Я был и на Jesus & Marry Chain и на Slowdive — никак. Ничего меня не удержало.

АБ: А ваш стиль формировался под влиянием…

РР: ЛСД. И грибов. В куче пива и героина под мостом. Да нет. Под влиянием...  я думаю, что с самого начала Arcade Fire были, RHCP, я думаю, все такие банальные темы...

АБ: Это то, что сблизило участников первого состава?

РР: Да, мы с Диманом [Дима Чеснов — гитарист группы] примерно одни и те же группы всегда слушали, потом одновременно полюбили краутрок. 

АБ: Вот ты подошёл к вопросу, который меня очень мучает. Я воспринимаю краутрок как чисто историческое явление — то есть, это было в Германии в начале 70-х. А остальное, может быть, стилистически похоже, но это что-то другое...

РР: Ну это моторик.

АБ: Да, мне интересно, как ты это воспринимаешь и где ты в Спасибо слышишь краутрок, потому что тоже пишут иногда...

РР: Я краутрок использую как словесную конструкцию, в которой никакого особого смысла нет. Краутрок — это группы Can и Neu! Только в Германии, только в то время, и всё. А вся вот эта вот история про «ты-ты-тащ-та ты-ты-тащ-та ты-ты-тащ-уц ты-тащ-уц» — это просто моторик. Это какой-то техно-рок.

АБ: Да, зачастую краутрок называют направлением именно электронной музыки.

РР: Ну да, есть же всякие «Кластеры», «Крафтверки» и прочее. Просто у них же была определённая моторика — у всех групп очень похожая.

АБ: И у вас есть моторик. Только не помню, в каких треках.

РР: В «Саундчеке», во «Вредной»... Я вообще его обожаю. Я бы весь альбом так сделал. Знаешь такую группу King Gizzard & the Lizard Wizard? У них есть альбом, где первые шесть песен играются под моторик, и у баса даже одни и те же партии — почти — но чуть-чуть меняются; эти шесть песен реально не похожи друг на друга, ну то есть они похожи, но они не одинаковые. И вот я бы тоже очень хотел такую фигню сделать. Вот, например, когда мы были на Soft Moon, они всю дорогу гонят вот эту моторику. И они берут её от всех стилей, то есть, по мне, это никакой не краут — это моторик-техно-рок. То есть по ощущениям ты как на рейве реально. 

АБ: Фактически, в дабе и регги ритм-секция тоже очень похожа почти в каждом треке, но песни всё же разные.

РР: В дабе ритм-секция менее ритмичная, то есть, понимаешь, она со всякими брейками, а здесь у тебя интенсивный темп — у меня реально ассоциации, скорее, именно с электронной музыкой, с техно. Даже пост-панк — это то, под что ты можешь ровно прыгать, танцевать, двигаться и так далее, когда не ломано.

А так-то мне нравятся даже супер-современные какие-то группы, такие которые по тегу «краутрок» идут — такие типа, знаешь, Cave, есть группа Fujiya & Miyagi, которых тоже к краутрок приписывают — у них тоже постоянно «ту-ту-тыщ-ту ту-ту-тыщ-ту...».

АБ: Я понял. То есть ты в основном краутрок ассоциируешь с ритмом моторик? 

РР: Да. И в первую очередь — Can и Neu! Ещё тут понял такую фишку недавно, что крутой моторик на самом деле всегда игрался джазменами. Ну то есть у Can же драммер был джазмен, я смотрел, как играют всякие группы «ту-ту-та-туц ту-та-туц», а когда он играет, у него постоянно ещё и хай-хэт — то есть это достаточно тяжело, у него грув совершенно другой, он прям чувствует грув. Типа мне там нравится «ту-ту-таш-ту ту-ту-таш-ту ту-ту-таш-ту ты-гы-ды ту-таш-ту» — вот эти штуки надо чувствовать; так просто сказать барабанщику — играй вот так — не выходит.

Я ничего не имею против термина "новая русская волна", но я полностью осознаю, что это полный бред. Никакой "новой русской волны" нет

АБ: Когда я послушал альбом «Норм», у меня возник вопрос. Я тебя знаю как человека весёлого, позитивного и доброго, а альбом печальный местами довольно-таки, где-то там есть недовольство...

РР: Это где ты там услышал? Это там, где ор был?

АБ: В районе шестого трека.

РР: Ор — это в «Танго». Это песня-самоирония. Примерно как песня «Все сволочи» у Звуки Му. Там типа «я один хороший» — вот эта фигня. Я даже думал вставить сэмпл из Мамонова. Тот, где про чувака поётся, строчки типа «может, госдеп, может, сосед, откуда же мне ждать беды?». Про какую-то нездоровую паранойю. В «Танго», на самом деле, полный бред, а не текст вообще. Про чувака, который супер-обижен на всех — там ничего серьёзного в этом нет, это не крик души, это именно попытка вжиться в роль, потому что все бываем обидчивыми и состояние обиды хотелось передать — что-то вроде «Кто виноват в моих проблемах? Вы! Конечно же, вы! Конечно, не я!» — такие типа слова. В этой песне нет недовольства.

АБ: В целом ты настроен на позитивный посыл?

РР: Ну не позитивный посыл — нет, мы не поп-панк.

АБ: Я не в этом смысле.

РР: Почему альбом называется «Норм»? Потому что в нём нет ни одной сквозной мысли. Я пытался... так и было — я придумывал названия, сидел, перечитал все тексты, думаю — о чём все эти песни? Причём названия все какие-то дебильные на ум приходили, как будто это альбом группы Алиса — я не знаю, там «Равновесие»...

АБ: У тебя вообще есть какая-то интегральная идея, которая тобой движет во время написания текста, когда ты думаешь, что вообще группа должна излучать? Или всё само собой происходит и не с чем свериться?

РР: Нет, такой идеи нет.

АБ: То есть вы гибкие?

РР: Ну да, что-то происходит — главное, чтобы это было то, что меня самого волнует, ну знаешь, сильное переживание. Это единственное требование от текста — это должно быть сильное переживание. Да даже и это нет, на самом деле. Это может быть и бред, как в песне «Когда все спят». Так что нет никакой задачи, никакого смысла, нет конкретной идеи.

АБ: Так. Ну следующий вопрос ты, наверное, уже слышал много раз...

РР: «Это правда, что тебя на самом деле зовут Расел?».

АБ: Давай ответ на этот вопрос мы сохраним в тайне от наших читателей. 

РР: Да, на самом деле я Володя.

АБ: Короче. Песни на русском языке. Сейчас в России не все поют на русском языке...

РР: Но значительно больше, чем лет пять назад.

АБ: Да, наверное. Перед вами вообще был вопрос такой — на каком языке петь?

РР: Вообще не было такого вопроса.

АБ: Это принципиальность насчёт русской культуры или просто незнание других языков?

РР: Просто очень странно петь о чём-то, если ты так не думаешь. Я не думаю на английском языке и типа поэтому я пою на русском. Вот, например, в «Танго» том же самом я должен был написать текст как можно скорее, потому что надо было уже сводить альбом, а текста не было — то есть он был наполовину — мне нужно было дописать. Я примерно понимал, о чём, и в какой-то момент я настолько уже распсиховался, что оказался именно в состоянии вот этого героя песни, что я типа сам проебался, у меня мало времени, я такой типа «а! все пидорасы! почему я должен это так быстро делать?». И начал — просто включил запись и начал просто орать какую-то хрень. Вот типа если б это было на английском языке — что бы я там орал, мне интересно? Иногда, когда я пытаюсь какую-то «рыбу» напеть на белибердяцком языке, этот белибердяцкий язык — единственный английский, который возможен: периодически там «hofy almost terrifie». Знаешь, такую фигню пою, когда сочиняю.

АБ: Насколько важен для Спасибо текст? Песня — в первую очередь ритм, мелодия или стихи? Или что-то ещё?

РР: Первостепенно, чтобы всё было органично — не в ущерб друг другу. Доминирующей составляющей нет — всё зависит от мотивации. Иногда она вызвана текстом, иногда ритмом, иногда мелодией.

АБ: То есть текст всё-таки важен. Почему же тогда голос звучит так тихо на обоих альбомах?

РР: Нам нравится такое звучание, просто вам сложно, наверное, представить эти песни с вокалом на переднем плане — а я их слышал, и это уже совершенно другая музыка получается. Скорее на аудиокнигу или ещё что-то похоже — очень неорганично. Мы везде прикладываем тексты, их совсем не сложно найти, а после их прочтения текст уже сам улавливается и читается намного лучше в записях.

АБ: А ты знаешь какие-нибудь русские группы, которые поют не на русском, но тебя трогает их творчество?

РР: Конечно, Pinkshinyultrablast вообще охрененная группа. Ну или меня трогает музыка групп, которые не поют вообще. Нет, я хорошо отношусь к русским группам, которые поют на английском, просто я не могу так делать.

АБ: Хорошо, давай поговорим про инструментальную музыку. Про группу Jahroom. Есть ли у вас ощущение, что вы куда-то двигаетесь? Вы ушли от импровизации?

РР: На альбомах Jahroom только кусочки есть импровизации, да и то они супер-короткие. Нет, ну там есть огромная эта колбаса 20-и минутный трек «cut-2» — это чистый джем. Нет, там была, конечно, основа, но дальше мы от этого хрен знает куда ушли.

АБ: Насколько вообще различаются ощущения, когда ты играешь инструментальную музыку и когда ты играешь песни?

РР: Хм. Сильно отличаются.

АБ: Это два разных человека играют, можно сказать?

РР: Да! Один из них Василич, а другой — Геннадьич. Но по-прежнему Володя как бы. Но вообще, когда играешь песню со словами, — всегда понятно, что ты играешь песню со словами, там чётко понимаешь, что это будет более предсказуемо, грувовей. А инструментальная музыка, честно говоря, у меня сейчас жопа в этом плане — я вообще не знаю, что играть, потому что давно не слышал инструментала, где мне казалось бы, что ничего больше не надо. То есть это самое главное в инструментальной музыке, чтобы не было «эх, вам бы ещё вокал!». И с Jahroom мы уже сейчас чётко сошлись на том, что хватит уже эту попуррийную эстетику делать типа «щас был хард-кор, а сейчас фанк! Йеее! Типа как по-разному!».

Мы решили, что в жопу эту всю историю, надоело. А при этом стопудово хочется, чтобы Jahroom дальше куда-то двигался-продвигался, и реально не знаю, хочется что-то такое сочинить — прям вау, чтоб самого вторчало.  

В какой-то степени, думаю, выльется всё это в то, что было с 2007-м, что через какое-то время люди перестанут бухать Blazer, станут старше, поступят в институты там, вряд ли они уже будут слушать все эти группы до посинения

АБ: Вы уже начали?

РР: Ну так — оно сдвинулось с мёртвой точки как бы, мы джемуем по-прежнему... Началось с психологической подготовки — мы потихоньку расслабляемся, стараемся ничего не ждать от нашего музла, то есть я не знаю, может, кто-то чего-то ждёт, но главное, чтобы нам самим нравилось то, что мы делаем, чтобы не гнаться за... «мы станет такими же, как Буерак!». Нас будут цитировать пятнадцатилетние! Да, типа Jahroom будут напевать в переходах.

АБ: А Буерак котируется?

РР: В смысле, среди людей? Буерак сейчас, мне кажется, очень популярная группа, то есть, мне кажется, давно такого не было.

АБ: Как «Кино»?

РР: Нет-нет! Хотя, мне кажется, что это может вылиться в похожую историю. Ну это просто нереальный какой-то подъём группы за год — их узнало нереальное количество людей, по всей стране концерты.

РР: Откуда эта группа?

АБ: Из Новосибирска. Они год или два существуют и супер-взлетели.

Саша Пучкова, фотограф: Я больше, чем полгода, слышу про них везде-везде.

РР: Да, но они весёлые, понятно.

АБ: Давай-ка сдвинемся в сторону...

РР: Death-metal?

АБ: Нет.

РР: Жаль.

АБ: Что ты вообще можешь рассказать про российскую сцену и московскую в частности? Что ты в этом...

РР: Вот есть группа Lucidvox [показывает на Надю — прим. АБ] — самая лучшая группа во Вселенной.

АБ: Не сомневаюсь.

РР: Итак, московская сцена, что я в этом ЧТО?

АБ: Ну как тебе кажется, в целом, куда всё движется, становится скучнее или интереснее?

РР: В какой-то степени скучнее, в какой-то степени интереснее. На эту тему я вообще бесконечно могу рассуждать, потому что я типа в этом контексте. Мне дико кайфово от того, что я в этом контексте, потому что мне это удобно, потому что обо мне узнают какие-то люди, о моей музыке — то есть это исключительно из каких-то эгоистичных историй. Я ничего не имею против термина «новая русская волна», но я полностью осознаю, что это полный бред. Никакой «новой русской волны» нет. Возможно, спрос на русский язык снова появился, с 90-х годов не появлявшийся. Хотя он был вроде! 2007-й только недавно был, все слушали. Мне кажется, это примерно та же самая история — этот сибирский пост-панк; про нас же тоже всё время пишут — Сибирский пост-панк! Я такой: «чуваки, я как бы в Москве всю жизнь прожил, я вообще к Сибири никакого отношения не имею, Я ТАМ НИ РАЗУ НЕ БЫЛ! И из пост-панк групп я знаю только Joy Division — всё. Какой сибирский пост-панк? О чём вы вообще?». Я всем скидываю «Афробит» — вот вам сибирский пост-панк типа, Фела Кути — тоже сибирский пост-панк.

Я думаю, стало немножко скучнее от того, что уменьшилось количество таких всяких интересных штук, как фестиваль «Структурность» [который проводится и сейчас] — очень неожиданных, стихийно появляющихся в каких-то заброшенных местах, но, я думаю, вполне возможно, это ещё всё будет. Фест «Структурность» проходит в заброшенных зданиях. То есть года 4 назад, наверное, он шёл все зимние праздники, причём об этом объявили за неделю до нового года, и он все зимние праздники шёл в разных местах каких-то вообще диких. Это было очень круто, хотя там музыки было очень мало нормальной...

НС: Олег Лёгкий, Твороженное озеро, Ленина Пакет.

РР: Да, да. Они какие-то очень классные форматы устраивали. Тимуровское «Затмение» [фестиваль проводит Тимур Джанзаков — ударник Jahroom — прим. АБ]. Слава Богу, он не заканчивает его делать и сейчас только было, наверное, самое крутое «Затмение» из всех. Вот таких креативных чуваков как Котельников [организатор фестиваля «Структурность» и других мероприятий — прим. АБ] и Тимур — их, возможно, и не хватает. Но зато есть всякие мега-мощные типы вроде Ионова [Александр Ионов — культовая личность Петербурга, организатор и идеолог фестивалей «Ионосфера», владелец бара «Ионотека» и много другое — прим. АБ] и Казаряна. Я думаю, что всё это толкают промоутеры.

АБ: Чем занимается Казарян?

РР: Он сейчас в «16тонн» ночи делает и фестиваль «Боль» делал. Мне кажется, всё с «Боли» и началось, весь этот супер-спрос на группы — Ploho, Буерак, Спасибо и прочие. Всё началось с «Боли», потому что это был супер-мега вброс в интернет — каждый просто ленту обновлял, там опять эта история. Что это за группы? Никто никогда про них не слышал. Все про них узнали, и на фесте было дофига народу. Потом он ещё как-то эпатажно прошёл, что его дождём залило. Потом был Moscow Music Week. Думаю, это всё промоутеры привлекают внимание, но они не стали бы этого делать, если бы музыка уже не имела какого-то спроса, потому что до этого Ploho собирали полные 16тонн. Я, например, всё это пропустил, первый раз на Ploho побывал только этой осенью. Они классные ребята — вот всё, что могу про них сказать. Музыка там не моя. В какой-то степени, думаю, выльется всё это в то, что было с 2007-м, что через какое-то время люди перестанут бухать Blazer, станут старше, поступят в институты там, вряд ли они уже будут слушать все эти группы до посинения.

АБ: Престарелого Расела слушать не будут?

РР: Я не знаю! Я поэтому и стараюсь как-то немножко, чтобы... Спасибо хоть и находится на этой волне, но я пытаюсь, чтобы это была какая-то более музыкальная перспектива, нежели «мы в тренде! йеее!».

АБ: Давай разовьём тему престарелого Расела. Я помню, когда ты был помоложе, ты учился на режиссуре, и у тебя была идея о том, что в России не хватает современного доброго и светлого кино, и, если за кино берутся креативные люди, в основном снимают всякую жесть. Теперь, когда учёбу ты забросил, осталось ли желание заниматься чем-то другим, помимо музыки, какие-то задумки, проекты?

РР: Сейчас намного меньше. Вообще я бы хотел всё, что связано с группой, делать сам — научиться рисовать, делать в фотошопе всякую фигню. Ну я не знаю, книжек писать я точно не планировал, а кино... может быть. Клип для Спасибо точно бы снял.

АБ: То есть ты больше сосредоточен на текущем моменте?

РР: Да. На самом деле, это «к сожалению», как мне кажется. Сейчас совсем никаких интересов, кроме музла.

АБ: Может быть, это связано с тем, что тебе просто есть чем заняться.   

Я пытаюсь, чтобы это была какая-то более музыкальная перспектива, нежели "мы в тренде! йеее!"

РР: Может быть. Вообще я думал о том, чтобы вернуться к кинчику через то, чтобы снять клип для Спасибо. Или хотя бы поучаствовать вместе с режиссёром в творческом процессе, сценарий написать там. 

АБ: Вы вообще будете снимать клипы?

РР: У нас вообще один снят уже как бы. Его снял полностью чувак, сам всё сделал. Мы в нём просто снялись. Там были офигенные съёмки. Чувак живёт в Нижнем Новгороде. Он нас ни во что не посвящал, я не представляю, как это всё будет выглядеть. Он нам не показывает, и должен был быть уже релиз, мы делали концерт-презентацию клипа, но клип не вышел. Потому что чувак перфекционист, он говорит, что, может быть, клип ляжет на полку. Там куча отснятого материала, он потратил много денег, сил и времени. У него не монтируется какой-то пятисекундный кусок, и из-за этого он не хочет делать клип. Это абсолютно не в моих правах, это его собственный интеллектуальный и физический труд, и поэтому как он хочет, так пусть и распоряжается. Я бы даже как клип Спасибо это не подавал. Это фильм этого чувака с нашей музыкой. Но там чисто клип на эту песню [клип на песню «Полный провал» появился-таки в сети 6  января — прим. АБ].

Сейчас [другой] чувак написал по поводу нового альбома и захотел снимать какие-то клипы. Я говорю — «окей, есть идеи?», он такой: «нет, у тебя есть?». У меня сразу начали крутиться в голове какие-то идеи. Как-то да, без мотивации у меня хреново получается. В институте, помню, была мотивация — домашнее задание, — и я о нём думал ходил. А так, абстрактно про кино не получается думать. Тут, скорее, ходишь — «тыщ-ты-тыщ-ты-тыщ» — придумываешь ритм какой-то.

АБ: Ладно, давай перейдём к вопросу из серии «легко ли быть молодым?» и что приходится преодолевать в современной Москве?

РР: Сложный вопрос. Что приходится преодолевать?

СП: Как жизнь?

РР: Да норм, всё норм как бы.

АБ: Я просто помню, ты как-то говорил, что с работой проблемы.

РР: Ну сейчас тоже есть такие проблемы. Но сейчас я типа концики делаю, вот и всё. Делаю концерты, веду дела Спасибо, сейчас вот подрабатываю ещё. Надя просит пропираить «Сторону». Вот, «Стороне» помогаю. Надя в «Сторону» вваливает всё своё время и силы, а я планирую им делать вечеринки. Я уже одну провёл. Было круто, куча людей, и я думаю, что в дальнейшем это будет расти.

АБ: Какой там музыкальный формат?

РР: Вообще нет формата. У нас за вечер там на одной сцене играли IC3PEAK — это такая группа, которую принято называть витч-хаусом, но на самом деле это не витч-хаус, просто с такими грузными звуками.

НС: Индастриал.

РР: Да нет, это вообще не индастриал.  

НС: Индастриал нойз, они себя так позиционируют.

РР: Ну ты знаешь какие-нибудь индастриал группы, чтобы называть это «индастриал»?

НС: [пауза] А ты?

РР: Да. Einstrzende Neubauten, например. 

НС: А русские?

АБ: Русский индастриал?

РР: Русский индастриал... я тоже что-то не знаю.

АБ: Авраамов, разве что.

РР: Там нет никакого формата на этих тусах, там наоборот. Сейчас я пытался делать тусу, списывался с группами, они говорят — «вот, мы не хотим сборной солянки», но это не что-то вроде «Ионосферы», это попытка в рамках клуба сделать что-то в духе европейского феста, в том плане, что когда у групп хороший звук, долгий полный сет, чтобы мог прийти там, скажем, чувак, который гоняет на «Скотобойню», прыгает под памп и, я не знаю, под XS Project — всякие такие истории, — и мог бы проникнуться абстрактным хип-хопом, что-нибудь типа того. Я там руководствуюсь исключительно своим вкусом и таким дурацким моментом, как «сколько людей придёт». Я зову какие-то ультра-популярные группы и вставляю туда тех, кто мне нравится, чтобы все себя чувствовали комфортно и специально не объявляем, кто во сколько будет играть — эту мулю я от Ионова узнал, он мне подсказал, он сам так делал. Это очень честно и круто, когда ты приходишь на концерт и там узнаешь, кто когда играет, — надо же всех слушать. 

АБ: В завершении традиционный для Стенограммы последний вопрос...

РР: «Мой друг Марсель Пруст» — типа как у Познера?

АБ: Ещё хуже. Ты хороший человек?

РР: Ха-ха. С пивком потянет. Или норм. Какой-нибудь такой ответ, я думаю, подойдёт — на выбор.

СП: Мне кажется «норм».

АБ: Ну пивко-то закончилось. Кто ты после этого? Ладно, может быть, ты хотел что-то ещё сказать, а я тебя не спросил?

РР: Хотелось бы сказать, что пивас не очень вкусный.

АБ: Давай на этом и закончим.

РР: Я только за.

АБ: Слово «Lucidvox» прозвучало?

РР: Lucidvox, Lucidvox, Lucidvox!

Фотографии Саши Пучковой.