«Абстрактное высказывание о добре — всё равно не совсем то»

«Абстрактное высказывание о добре — всё равно не совсем то»

Алексей Боровец

b

Алексей Боровец поговорил с певицей Юлией Теуниковой о её новом альбоме «Russian сказки», поп-трэше, ловушках цивилизации и нравственных ориентирах.

Едва ли не все устремили свои взгляды в 90-е годы. Сейчас под знаком ельцинской эпохи в России идёт тотальная распродажа воспоминаний, но было бы неразумно считать, что речь здесь идёт лишь о хлебе насущном. Всё же переосмысление прошлого — важный процесс как для отдельного индивида, так и для общества.

Московская певица Юлия Теуникова также обратилась к прошлому, чтобы критически осмыслить, а затем и изобразить реалии наших дней в своих песнях. Доходящий до китча гротеск лихих 90-х приобрёл форму концептуального (на самом деле) альбома «Russian сказки». В последнее время я не жду от песенного жанра больших свершений, однако, прослушав альбом пару раз, я обнаружил, что среди «сказок» есть и подлинное остроумие, и провокационные выпады, и несколько искренних слов, что особенно ценно после целого века обязательной иронии. Также следует сказать, что работа масштабна, в ней есть и голоса из народа, и размышления, и пути спасения.

Не всё в этом альбоме мне показалось понятным и близким. Практически в каждой песне чувствуется воинственный настрой, однако воюет не Юлия, а самые разные герои этой сумасшедшей, но реалистической пьесы. Иногда я не мог отличить голос автора от голоса очередного персонажа. Пожалуй, без подсказок легко и просто я воспринял лишь «Песню сумасшедшего менеджера», «Чёрное море» и «Трёхмерную кисть». Юлия Теуникова прокомментировала свою работу в нашем онлайн-интервью и помогла навести порядок в голове.


Алексей Боровец: Начать хотелось бы с вопроса о жанре. Альбом «Russian сказки» вы определяете как поп-трэш, однако я предлагаю взглянуть шире — быть может, все попытки сочинять и петь песни сегодня неминуемо увенчаются созданием поп-трэша? Почему вы мёртвой хваткой вцепились в песенный жанр, эту латынь ХХ века? Я признаю, что отдельные авторы ухитряются вдохнуть жизнь в эту форму (например, «4 позиции Бруно»). И всё же почему вам всё ещё интересны песни? В чём их особенность по сравнению со стихами, рэпом, инструментальной музыкой, написанием статей и прочих возможностей говорить с публикой?

Юлия Теуникова: Другими словами — можно ли сочинять что-то доброе, что бы не являлось при этом анахронизмом?

Нынешнее общество очень расчленено. Продвинутые меломаны среди молодежи скорее всего определяют любую русскоязычную песню как поп-трэш — в нынешней городской культуре нет места отношению к языку даже не как к передающему сакральные смыслы, а хотя бы человеческие. Русский язык себя по ряду причин давно дискредитировал в их сознании, он не является правдой. Поэтому последнюю невозможно доносить иначе как в извращенной форме. Но в городах есть очень многие люди, весьма современные, которых все эти повороты сознания вообще не коснулись. И которые с удовольствием слушают, например, Лёшу Вдовина или Машу Бадда Бу. А есть и другие, которые любят, например, песнопения группы Ихтис — без всякого элемента постмодернизма, на полном серьезе. А кто-то любит советскую песню. Повторю, что у нас общество сейчас находится в разных эпохах одновременно — от 19 до 21 века. Это очень захватывающе.

То, что происходит в 21 веке, происходит в голове у человека субкультуры, который, допустим, слушает «4 позиции Бруно». У остальных происходит совершенно другое.

И я, когда что-то пишу, руководствуюсь именно этим.

Хотя мне интересен и рэп, и инструментальные композиции.

В песне же меня по-прежнему привлекает синтез различных начал. В ней есть место музыке, голосу, речи... Ну и надо понимать, что я человек из прошлого века, мне уже 41 год. Я вообще люблю архаику.   

Фото Александра Орденарцева.

АБ: Поддерживаю вас. Пожалуй, нет смысла себя переделывать для кого-то. Скорее важно искать, а это не всегда значит стремиться в будущее. На самом деле сейчас много популярных песенных русскоязычных групп (условно говоря, те, кто выступают на ежегодном фестивале «Боль»). Их аудитория любит эти группы в том числе и за тексты, и это больше говорит о публике, чем о группах, так как тексты в основном очень слабые. Однако тоска по русской речи у молодёжи есть.

Юлия, почему вы позиционируете свой альбом «Russian сказки» как поп-трэш? Почему решили пойти в эту сторону? Альбом походит на групповой портрет нашего народа. Кто на него попал, а кто нет и почему? (Быть может, без трэша и попа о современной России трудно рассказать?)

ЮТ: Тоска по русской речи — явление онтологическое. Так же, как и тоска по всему настоящему. Я слушала группы, которые играют на фестивале «Боль». То, что вы говорите про их тексты, лишний раз подтверждает, что народ любит их вовсе не за тексты, а скорее за эмоцию, посыл, возможно, за звук. Сильные текстовые группы и авторы традиционно остаются за бортом, они для этой волны скорее исключение, чем правило. Впрочем, может быть, мы ошибаемся, и не видим в их языке той силы, которая в нём содержится.

Продвинутые меломаны среди молодежи скорее всего определяют любую русскоязычную песню как поп-трэш

Теперь насчёт моего альбома. Эффект трэша дает совокупность саунда и настроения. Сам фон нынешней жизни, поверхностно-социальный, если можно так выразиться, настолько абсурдный и идиотический, что форма «трэш» для него оптимальная. Достаточно почитать новости в газете, заглянуть в фэйсбук и прочитать какие-нибудь обсуждения по поводу и без повода, чтобы в этом убедиться. Ну а саунд — обрамление этой ситуации. Причем он такой загородный. Это в Москве нормально слушать что-то продвинуто-электронное, джазовое и пр., а стоит отъехать от Москвы пару десятков километров — и вот он, саунд девяностых. Это та самая попса на рынках, шансон, все те звуки, которые десятилетиями не меняются. Совокупность этого всего и породила альбом «Russian сказки».

В общем — правильно, это групповой портрет типичных представителей народа, но не всех. Все бы просто не вместились. У меня есть ощущение, что этот альбом — только первая часть сказок. По-хорошему, нужно продолжение, и у меня в запасе уже накопилось вещей на пол-альбома.

АБ: Хорошо, давайте пока остановимся на уже готовом альбоме, потому что тут есть о чём поговорить. В русских сказках добро бывает с кулаками, а злодеи, которых иногда можно чисто по-человечески понять, порой подвергаются жестоким наказаниям. Если взглянуть на эти истории строго, то трудно дать однозначные оценки героям. Яркий пример — сказка «Морозко».

Открывающая альбом песня «Russian сказки», с одной стороны, как бы поясняет, что всё, что последует дальше — продукт воспитания, продукт нашей повседневной странной культуры, реалий. Но удивительным образом эта же самая песня уже несёт в себе то свойство, которое присуще как русским сказкам, так и альбому «Russian сказки»: невозможность отличить в полной мере добро от зла. Я действительно во многих местах не смог понять, где вы озвучиваете свои искренние мнения, а где перевоплощаетесь в лирического героя, который может быть вам даже неприятен. В некоторых песнях невооружённым взглядом заметна маска, но я всё равно не могу понять вашего отношения к персонажу и увидеть, хотите ли вы его казнить или помиловать. Не похоже, что вы просто хотите выступить наблюдателем — уж слишком много в альбоме эмоций, едкого юмора. Таким образом, сам альбом превратился в ещё одну сказку. Я так и вижу, что за его декорациями стоит сложная система ценностей, но трудно отличить в песнях голос правды от пародии. Я отдаю себе отчёт в том, что многие люди имеют сходный с вашим культурный (или духовный) багаж. Наверное, для них картина ясна, но, очевидно, я не один из этих людей. Поэтому прошу объяснить: что вы скажете о ценностях, которые стоят за песнями?

ЮТ: Нужно понимать, что «Сказки» во многом — провокация. Заглавная песня — это взгляд секулярного сознания, напрочь оторванного от понимания того, что вкладывалось в эти сказки, когда они были придуманы. И в связи с этим сами герои часто не могут отличить добро от зла.

Если вкратце о системе ценностей — часть их раскрывается в последней строчке песни про Власть и в Трехмерной кисти (хоть эта песня и не моего авторства, оно принадлежит Алексею Кулаеву). Мне кажется, она вполне ясна и достаточно проста. Мне не хотелось в альбоме высказываться более определённо, куда надо идти и зачем, поскольку попытки объяснить очевидные вещи всегда выглядят нравоучениями, что некрасиво и с этической, и с эстетической точки зрения. Поэтому мне сейчас нужна конкретика — какие именно песни вызывают вопросы в позиции героя и автора и в чём?

АБ: Итак, начнём с отчизны и бессмертия. В той же песне про власть есть слова: «...то этот народ обречён на смерть». В «Московском блюзе» говорится о прахе отчизны. В песне «Бизнес-леди» (несколько преждевременно, на мой взгляд) констатируется смерть патриархата. В «Сумасшедшем менеджере» масштаб ещё больше — речь идёт о конце света, который, замечу, в посюстороннем мире всё никак не хочет наступать.

Есть законы, которые не умирают миллионы лет, есть живучие тенденции, которые люди не могут пока пересилить (о них очень ёмко рассказано в песне «Человеческие понты»), но давайте смотреть правде в глаза: любой народ, любые культуры и части культур обречены на смерть. И если Россия скоро исчезнет с карты, на её месте появится другой народ — стоит ли об этом горевать? Жизнь никуда не денется, лишь станет другой. В одной из ваших песен (возможно, не точно воспроизвожу, по памяти) взгляд приезжего в Москву таджика сравнивается со взглядом собаки. В этом чувствуется враждебность и нежелание признать временный характер большинства явлений. При этом в той же песне таджик Ильхам читает третью суру — разве это не добрый знак? Пусть в ней и говорится о джихаде (надо понимать, что джихад — это изначально никакой не терроризм и сегодняшнее понимание этого термина исключительно как вооружённой борьбы с немусульманами неверно). Всё что угодно может явиться источником заблуждений. В последние десятилетия террористы выдают себя за мусульман и свои действия неправомерно пытаются объяснять религиозными мотивами, хотя все их мотивы политические, экономические, бандитские. При этом наблюдается рост численности мусульман на планете. Вы говорили, что секулярному сознанию не отличить добра от зла — разве вы не должны радоваться тому, что становится больше верующих? После Ржевской следует Каланчевская, как вы отмечаете в своей песне. Ещё не конечная. Почему вас беспокоят перемены? Что вы видите за отмиранием привычных устоев?

ЮТ: Про смерть Отчизны. С отдельно взятой Россией это происходило за двадцатый век дважды. Сперва с дореволюционной Россией, потом с советской. Фактически на наших глазах это произошло. Так что нам-то не привыкать. Бывали, конечно, цивилизации, где все происходило более радикально, но, как правило, гибель страны растянута во времени. И есть время это осмыслить. 

В этом, конечно, с точки зрения вечной жизни ничего катастрофичного нет. В конце концов, кто-то ещё родится. Или не родится. Но у любого крушения цивилизации есть повторяющиеся особенности. И заметьте, цивилизация часто рушится именно на пике благополучия. Один из мотивов альбома — бытовое благополучие на фоне полной сломленности — моральной, духовной, какой хотите. Проблема не в том, что 21-й век добил патриархат, а в том, что никакой разницы нет — патриархат ли, что ещё. В одном случае мужчина держит в подчинении женщину, в другом случае — женщина мужчину. И то, и другое одинаково уродливо. А то, что уродливо — нежизнеспособно. Основная проблема в том, что это — не-жизнь, недожизнь. В каком-то смысле это уже конец света, который, как я уже говорила, может быть и реальным, растянутым во времени, и символическим — как удобнее. 

Теперь про песню «Московская стройка». Я, когда писала песню, честно говоря, шлёпнула номер суры наобум. Хотя Коран я читала в своё время, но совершенно не помнила, о чём в этой суре. И когда прочитала её, подумала — нарочно не придумаешь. А в ней — про пророка Ису (Иисуса Христа). Об этом отдельно можно поговорить, в том числе и о проблемах джихада. Но главное в другом — могу ли я, человек, дед которого был мусульманином и в котором течёт как минимум две крови, относиться к таджикам негативно и враждебно? 

Раскрыть тему нравственного ориентира может только одно — наличие положительных героев. А с ними всё гораздо сложнее. Их в принципе меньше

Но когда я пишу песню, я транслирую не авторский взгляд. И собачий взгляд таджика — это то, каким его видят владельцы догов, прогуливающиеся мимо стройки. Которые его воспринимают как человека низшего класса. И вот эти в том числе перемены демонстрируются в песне — то, что было раньше (братский труд), разрушено, и ему на смену приходит совсем другой труд. Рабский. И таджики в этом случае — жертвы, и такие же рабы, как и работники НИИ, менеджеры и прочие. В общем каждый из них проходит свою стадию «секуляризации», и эти перемены — они не то чтобы плохи или хороши (хотя хорошего в них мало), они необратимы. Суть в том, что множащиеся мусульмане в итоге попадают в ту же ловушку цивилизации, что и европейцы до них, это лишь вопрос времени. 

При этом Ильхам в песне — отдельная категория. Это к вопросу о том, становится ли верующих больше. Их в принципе не может становиться больше, потому что это некий акт сопротивления расчеловечиванию (в моём понимании), и сопротивления не на уровне ретроградных взглядов, а на уровне борьбы со смертью, с не-жизнью. Таких людей всегда довольно мало. 

Фото Елены Ковановой.

АБ: Соглашусь. Достоевский выделился помимо прочего тем, что давал высказаться (а подчас и эволюционировать) даже второстепенным героям. Каждый показывал читателю свою правду (или свой угол зрения на правду, если угодно). Это назвали полифонией. Автор редко прибегал к тому, чтобы прямо говорить о том, кто из его героев блуждает в потёмках, а кто приблизился к ясности. Но при этом у жизни героев Достоевского было обрамление самой книги, сюжет мог расставить многое по своим местам. Судьбы героев намекали на то, кто был ближе к истине. Но мы не герои романов, и полифония нашей жизни не имеет границ. Тут требуется самостоятельность и внимательность. Ориентиры и знаки, если вообще есть смысл о них говорить, могут быть не замечены или отвергнуты. Ваш альбом «Russian сказки» как литературное произведение полифоничен. В каждой песне своя правда, и в отличие от Достоевского вы совсем не подталкиваете слушателя к той или иной интерпретации. Зёрна от плевел отделять должен слушатель. С одной стороны, это замечательно — в этом и заключается упомянутая вами провокационность альбома, повод пошевелить мозгами. С другой стороны, боюсь, что невозможность формально отделить ваше мнение от мнений персонажей может привести к смысловой катастрофе (в отдельно взятой голове, разумеется). Любого автора всегда будут трактовать вольно, это понятно. Однако вы добровольно садитесь на одну скамью с одиозными лирическими героями и рискуете попасть под раздачу вместе с ними как соучастник, а то и зачинщик!

Да, вы не хотите выступать морализатором, но не беспокоит ли вас, что в альбоме автор сливается с персонажами? Ведь нет Достоевского, который бы показал, кто из них чем кончил. Cлушатель может сам вдруг решить, что Бизнес-леди настолько же хороша, насколько плох её муж, Сумасшедший менеджер ни в чём не виноват, потому что мы сами позволяем таким, как он, плевать на нас сверху, а доктор Быков для кого-то из вашей аудитории окажется любимым персонажем любимого сериала. Зачем потребовалось столь радикальное самоустранение?

ЮТ: Насчет полифоничности — верное замечание, как и параллели с Достоевским. Дело в том, что Фёдор Михайлович далеко не сразу пришёл к такому способу изложения, который подводил бы читателя к истине. По существу, это случилось только в «Братьях Карамазовых». Частично в «Преступлении и наказании». Возможно, ещё где-то, но я сейчас не припомню. 

У меня была программа, мы её играли осенью в театре — называлась она прямо так: «Униженные и оскорбленные». Там было много других песен, в том числе на духовную и социальную тематику, плюс перемежалось все стихотворениями поэта Веры Кузьминой. Фактически это — другая сторона той же медали, те же сказки, но там рассказано про несколько другие судьбы. Те, что ближе к «Гопнической поминальной», «Беженцам». То есть тема сказок продолжает развиваться, и у меня подозрение, что я смогу раскрыть её не за один альбом.

Фото Александра Орденарцева.

В самом же альбоме все-таки есть то, что можно назвать ориентиром — в песнях «Письмо другу» (частично) и «Трёхмерная кисть» это обозначено. Проблема в том, что абстрактное высказывание о добре — все равно не совсем то. Раскрыть тему нравственного ориентира может только одно — наличие положительных героев. А с ними всё гораздо сложнее. Их в принципе меньше.

Уточнение: самоустранение как таковое — не самоцель, а лишь средство для того, чтобы характеры героев выглядели более объёмными.

АБ: Да, конечно, песня «Письмо другу» выделяется — в ней нет карикатурности. Её посыл достаточно ясен. Вы много поёте о Москве. Расскажите, какое место в вашем сердце занимает этот город, что он вам дал, что в нём правильно, а что нет? Что вы видите и чувствуете за пределами столицы? Кстати, о положительных героях. В последнее время вам такие попадались в кино, книгах или, может быть, в жизни?

ЮТ: В Москве я родилась, там же родилось и жило несколько поколений моих предков, поэтому у меня здесь куча памятных мест, связанных с ней. Я никогда не предпринимала попыток уехать из Москвы. Всё-таки это оптимальное в моем представлении место для жизни. Здесь есть всё, что мне необходимо. Я очень люблю путешествовать, бывать подолгу в разных местах нашей страны, но хорошо понимаю, что такой совокупности городских особенностей, как в Москве, я не найду нигде.

Так получилось, что Москва сильно поменялась со времён моего детства, особенно поменялись окраины. Раньше быт советских москвичей был очень близок к провинциальному, даже деревенскому. Сейчас это совсем не так. Мне, конечно, никогда не нравилось, что делали с природой Москвы и Подмосковья. Но это неизбежность. В чем-то, наоборот, инфраструктура стала удобнее, и за это пришлось заплатить уничтожением части лесов и полей. Но у Москвы есть свойство — когда переезжаешь в другой район, появляется ощущение, что ты переехал в другой город. В этом смысле Москва неисчерпаема.

Про положительных героев. Мне они, конечно, попадались. И дети, и взрослые. Но создать объёмный портрет положительного героя — это задачка непростая. Если есть желание обойтись без героизации, пафоса и назидания.

Грубо говоря, из отрицательного героя гораздо легче сделать положительного (например, жлоб кому-то денежку кинул), чем положительного удержать на его высоте (он неизбежно совершит какой-то косяк).

АБ: Понимаю. Давайте поговорим о том, какие люди с вами работают. Вы находите их или они вас? Что у вас общего — тяга к музыке или идеи, которые за ней стоят? Это первое. Во-вторых, расскажите, пожалуйста, о людях, которые с вашими песнями сталкиваются. Какой вы встречаете отклик? Что указывает на то, что следует продолжать (думаю, у любого автора иногда возникает такой вопрос)? Можете абстрактно рассказать, а можете и вспомнить конкретные случаи или реплики тех, кто поделился своими ответными мыслями на ваши песни.

Есть ли, в конце концов, у «Сказок» некая конкретная цель? Приободрить тех, кто унывает? Разбудить тех, кто живёт с закрытыми глазами? Развлечь тех, кто способен оценить ваш юмор?

ЮТ: Про людей. Я их находила (как и они меня) на протяжение всей музыкальной жизни. В КоМПОзите фактически с двумя из них я общаюсь уже больше двенадцати лет. Знакомство обычно происходило всегда — в одной музыкальной тусовке общались, варились. Люди с близкими представлениями, конечно, сходятся. С Борей Долматовым мы ещё в 2001 году начали играть в группе Город Макондо (песня «Шарманка» с трибьюта группе «Пикник» в своё время попала в ротацию на Наше Радио). С Петром Акимовым мы вообще познакомились на фестивале в Набережных Челнах двумя годами позже. Пару лет назад в группу пришли Маша Розанова и Володя Bigus Глушко, но с ними мы тоже были знакомы ещё задолго до КоМПОзита. Большинство людей — известные в московской и питерской музыкальной тусовке люди, много сделавшие и много с кем поигравшие. Поэтому у нас, конечно, огромное количество пересечений на уровне идей, вкусовых предпочтений и прочего. Отдельная история — знакомство с Кириллом Кухаренко (Джин-Тоник), который сделал большую работу в «Сказках». C ним меня познакомил Саша Орденарцев, инициатор проекта Soundrussia. Изначально был план сделать несколько песен с Кириллом. Но в итоге получилось так, что работы Кирилла и работы КоМПОзита совместились в одном альбоме.

Фото Александры Кампински.

Теперь по поводу отклика на песни. Для меня самый значительный отклик — тот, который я получаю на концертах. Без него для меня занятия музыкой не имеют никакого смысла. Хотя я много откликов о своих песнях за всю жизнь получала (многие авторы, наверное, получали). Самые значительные для меня — те, когда люди говорят, что какие-то песни им в чем-то помогли, в какой-то тяжелой ситуации. Ну и отдельно — когда музыкальные критики говорят, что в каких-то вещах мне удалось сделать что-то в контексте не только нашей, но и мировой культуры. Но это уже из разряда бальзама для тщеславия.

Ну и особенно приятно, когда кто-то мои песни перепевает. Вот недавно Фил (Александр Логунов), один из патриархов рока подмосковного города Чехова, перепел мою песню «Каштан». Мне так понравилось, что захотелось кое-что стырить оттуда — то, что он сам переделал, довел до совершенства.

Про конкретную цель «Сказок» — во-первых, было желание зафиксировать какой-то этап времени. Создать некую картинку мира, в которой можно плавать. Сейчас очень многие пишут о себе, о своём внутреннем мире, о любви, о чём угодно. Но вне контекста всё это теряется, не находит точки опоры. Вот мне понадобилось (может быть, только для себя, потому что это моё видение ситуации) создать такую точку опоры. Дальше в ней уже можно делать что угодно: будить, успокаивать, вдохновлять, развлекать. Но чтобы это можно было сделать — нужно сперва объединить. Моей целью было объединение.

АБ: Как мне кажется, само понятие сказок связано с духом народа и с воспитанием. Почему все свои истории вы связали именно со сказками (в названии)? Что, по-вашему, главное в воспитании? Чего обычно не хватает нашим людям? Какие сказки нужны маленьким россиянам?

ЮТ: Сказки — потому, что это все-таки вымышленные по большей части истории.

В каком-то смысле это уже конец света, который, как я уже говорила, может быть и реальным, растянутым во времени, и символическим — как удобнее

Про воспитание — я думаю, что у наших людей избыток рефлексии относительно самих себя. Критичность — неплохая вещь до определенной степени. Но когда она превращается в отношение к жизни, укладывающееся в формулу «у нас всё плохо и никогда не будет хорошо», всё становится действительно плохо. У нас народ за один двадцатый век пережил огромное количество потрясений. Нам много чего не хватает (чести, совести, доброты, смелости — этого, по-моему, никогда не бывает в избытке), проще сказать, что у нас ещё осталось. Вот мне кажется, нам поможет осознание, что мы пока ещё есть, не стёрты с лица земли, но при этом у нас не так много времени. Это касается каждого.

Насчёт сказок для самых маленьких — мне кажется, это такая вещь, которая была и будет существовать. У нас хороший запас традиционных народных и авторских сказок. Если что-то новое хорошее будет появляться, оно, думаю, не пропадёт.

АБ: Времени, кажется, и правда нет. А если ещё и пытаться уложиться в рамки одной человеческой жизни, то добрых дел совершать надо много и ежедневно, не отвлекаясь на пустые занятия.

В заглавии статьи использована фотография Александра Репьева.

1 апреля состоится концерт Юлии Теуниковой в Санкт-Петербурге.