Очень важно, что в зине вообще ничего не важно

Группа проекта мёртвый самиздат (ex саня х саня) ВК.

Р. Князев: Начнём с абстрактного. Что такое зин?

саня один: Я обычно просто цитирую кусок википедии о том, что в 1960-е чуваки решили делать свои панковские журналы — просто зашло, поэтому убрали у слова magazine первую часть, стали делать зины. А сейчас это просто абстрактная печатная штука — даже не обязательно печатная — это просто лычка прикольная, которую вы можете просто налепить: типа зин и заебись. Ну и не в плохом смысле, а просто пиздатая лычка и почему нет.

Р. Князев: Какой у него месседж?

саня один: У каждого свой. Прелесть зина в том, что у него вообще не обязателен он. Зин может быть каким угодно. Зин — это просто объект современного искусства. А там внутри всё что угодно. Мне кажется, это не нужно никак обозначать — если это попытаться обозначать, это перестанет быть зином, и получится хуйня полная.

Р. Князев: На что ориентируетесь при создании зинов?

саня один: Больше всего, наверно (визуально), на модный евпропейский дизайн на бихансе и пинтересте, потому что меня просто прёт самая-самая свежая дикая хуйня. А не визуально — у нас свой мозг, своё подсознание. Звучит по-пиздобольски — нам сейчас скажут, что это всё устарело. Но, условно, в общем, на то бессознательное, хаотичное, абстрактное, что выдаёт наш мозг. Вообще, все наши чувства и ощущения. Ну плюс это как-то мутирует.

Р. Князев: Как вы начали делать зины?

саня один: Ну именно зины-зины-зины мы начали делать, когда мы ехали... так вышло, мы были тогда немного тупыми, мы заюзали аскорбиновую кислоту (вариант названия запрещённого в России психоактивного вещества, — прим. сани и сани), нам было очень хреново. В тот день мы ехали в другой город, в котором мы тогда тусили несколько дней, и я просто ехал, перебирал все ощущения, которые были в тот день, и вспомнил другие тезисы, куски сознания из других городов Сибири, в которых я жил, и просто я подумал, что это вполне скопилось на зин, и надо попытаться сделать, правда я это с таким страхом делал, то есть не было такого ощущения да! наконец-то! Это было бы клёво, если бы это было так, но... тогда мне было хреново, и я так панически-спокойно пытался достать какую-то инфу и как-то ее реализовать. Ну и тут как-то критическая масса набралась, и мы его сделали.

саня другой: И ещё этот зин первый мы делали месяц, потому что было очень сложно Сане писать текст, потому что все переживания были свежими, и у меня от воспоминаний об этом городе сильно болел живот.

саня один: Ну в смысле реально хреново.

саня другой: И там было много отличных интервью — и одно интервью было с чуваком, который пил пиво Жигули и пьяный говорил что-то невнятное — это всё было долго, сложно, потому что очень сильно триггерило психику. И я очень рада, что мы его закончили, но это было болезненно.

саня один: Два тиража его продались.

Р. Князев: Серьёзно?

саня один: Ну там тираж был не очень большой. Первый тираж был 30, второй 50, все продались. Ну продались с учётом того, что в «Ходасевиче» валяется два, и где-то в Таллине лежит ещё штук пять.

Р. Князев: За респект тоже отдавали?

саня один: Первые мы за деньги продавали сразу. За 300. По печати дорого вышел. Мы хотели первые зины напечатать на ризографе в какой-нибудь типографии, но офигенной розовой краски нигде нету, а нам ужасно нужна была розовая краска, потому что у нас были розовые волосы — я внезапно открыл у себя любовь к розовому цвету и понял, что это офигенно круто, и, в общем, пришлось нам его печатать цифровой печатью. Это немного грустно. 

А так я бы сказал, что мы не особо продаём, то есть зины типа есть [в продаже], они как-то расходятся, но, мне кажется, треть мы раздариваем.

саня другой: Меняемся с другими людьми, которые делают зины.

саня один: Ну это тоже довольно редко, потому что не так много людей что-то делают, не так много что-то выпускают.

Р. Князев: А вы как часто выпускаете?

саня один: Во-первых, мы очень нестабильны, да... Вернее, как сказать, мы сделали первый зин, через месяц мы сделали другой, а потом мы четыре месяца ничего не делали, потом мы сделали два зина за буквально неделю, потом опять ничё не делали, потом ещё за месяц сделали 3 или 4 зина, потом опять...

Р. Князев: Когда вы начали их делать?

саня другой: Год назад (интервью записано в августе).

Р. Князев: Сколько вышло примерно?

саня один: Давай посчитаем.

саня другой: Здесь восемь лежит

саня один: Восемь. Ещё розовый («скука/паника/тоска»), ещё «название», ещё маленький про опята («пословицы 18+, которые вынуждают меня попробовать опята + статьи УК РФ, которые меня ебут»), ещё «Пыль», сдохшие родители («мои родители сдохли и я ничего не почувствовал»)... это ещё пять. А ещё один был — «убивать». Всего должно быть четырнадцать.

Понятно, что если наши зины поставить в обычном книжном, то они будут вообще из других миров — люди видят "Залупа" и триггерятся

Р. Князев: Опишите первый зин, который вы увидели.

саня один: Я не помню, какие первые зины я увидел, но наверное это «Контркультура» времён Гражданской обороны 80-х. А первые зины... я точно помню, что видел зины Тимура Зимы, и они были охуенные. «Овал» зин меня до сих пор прёт. А что мы видели, когда стали делать что-нибудь вдвоем...

саня другой: Кажется, когда мы устраивали презентацию нашего второго зина в «Макдональдсе» на Бауманской, к нам пришла какая-то девушка и предложила поменяться зинами. Наверно, это первый зин, который мы увидели вживую.

саня один: Не, когда мы еще сделали первый зин, я написал на выставку Маршани, и там были всякие зины. Так что пусть будут «Контркультура» 80-х и зины Тимура Зимы.

Р. Князев: Есть ли спрос на зины сегодня?

Мне кажется, не сильный ажиотаж, просто люди какие-то выползли из спячки и поняли, что можно что-то организовать несильно сложное, другие поняли то же самое, и всё. Я не думаю, что это очень большая тенденция, если большая, то это круто. Я не очень замечаю и не очень слежу, но если так, то это реально классно. А раньше я думал, что люди очень много зинов выпускают. Когда живешь в Новосибирске, Москва для тебя кажется больше, чем она есть. А потом на деле мы поняли, что мы печатаем дофига зинов, а другие люди не очень много. Это ни плохо ни хорошо — если чисто про количество — мне раньше казалось, что все так [много] делают.

К. Александров: А в Новосибе есть какая-то среда? Если не производителей этих зинов, то хотя бы читателей, хотя бы тех, кто смотрит те же биханс и пинтерест.

саня один: Ну есть один чувак с биханса, и вот он дня 3-4 назад съебал в Москву. Все деятели любой культуры, которая зарождается, мне кажется, сваливают. Был Ян Марципан, он тоже типа свалил, Стас Каркас тоже куда-то свалил, ну, в смысле, все вот эти чуваки видные более-менее (на бумажках хотя бы) или Тимур Зима — все вот эти чуваки сваливают, потому что в провинции нефиг делать. Там же была тема с «Самиздам», по-моему, или «Дай зин» — Зима говорит, что вообще никто не приходил. 2,5 человека придут — ничего не поймут, в Москве придёт хотя бы 10 (!!!) человек и хотя бы, как-то поухмыляясь, полистают и не поймут.

К. Александров: В Новосибе и с инди-книжными беда, насколько я знаю. Там вообще сейчас что-то есть?

саня один: Когда я искал магаз для самиздата, я вообще ничё не нашел. Там есть один где-то в подвале, мне его контакты дал знакомый из «Факела».

К. Александров: Было несчастное «Собачье сердце»... В Красноярске есть «Бакен».

саня один: Там тоже есть наши книжки. Ещё в Новосибирске на самом деле с детства была такая тема, что если ты съебал в Питер, то ты типа успешный, крутой, если ты съебал в Москву, ты лохопед, но тоже ничё так, а если ты остался... тут у всех какой-то дроч на то, чтобы свалить, поэтому, может, в Красноярске этого нет, может, это некоторая провинциальность, которая при этом несильно плохая. Просто с детства всё время знал, и все вокруг меня знали, что здесь ничего не надо делать, потому что всё будет в Москве. Это просто в воздухе витает.

Р. Князев: Ты сказал, что зин относится к современному искусству. Тут важно какое-то пояснение: у нас же население мало понимает за совриск...

саня один: Мне кажется, это важная составляющая современного искусства. Просто если его все сразу понимают, то оно уже... застыло.

Р. Князев: А где граница между современным искусством и диайваем в случае ваших зинов?

саня один: Это все, мне кажется, от ощущения... и очень субъективно. Условный зин про медузы акварелью за 600 рублей на 4 страницы — это больше поделка, чем диайвай. В целом, это всё очень субъективные ощущения, а так это всё можно отнести к диайваю. Блин, все эти границы — это всё херня полная, надо просто делать, чувствовать, и всё. Когда ты говоришь, что зин должен быть таким, ты, в общем-то, в жопу идёшь, потому что это херня полная.

Р. Князев: Важен ли текст в зине или можно всё визуально решить?

саня один: Очень важно, что в зине вообще ничего не важно. У меня мнение, что всё очень абстрактно и субъективно — как хочешь, так и делаешь, вот и всё. У нас всё довольно нарративно — я пишу нарративно, потому что не умею ничего сочинять, да и не хочется.

Р. Князев: Как думаете, зин больше относится к книге — как к содержательному предмету, к поэзии — как к интуитивному, либо как к фильму — за счёт монтажа?

саня один: Мой ответ опять будет очень абстрактным

К. Александров: «Границы размыты иди в жопу»

саня один: У нас книжка примерно так и заканчивается. Ну вот у нас есть видеозин — можно отнести к фильмам. Мне кажется, вся эта попытка определить — это какая-то хрень, она очень мешает, а человеку надо просто стремиться вперёд, насколько получается и как получится. Для меня как чувака, который всё это делает, — если не пугаться слова художник — это просто абстрактное современное искусство, потому что современное искусство должно быть... каким-нибудь. Скажем, года четыре назад я увидел новость, что девушка выставила в музее просто пустоту, она подсветила ее, люди ходили. Я подумал, это какая-то ебала — сейчас я думаю, что это охрененно, нежный абсурд, это метамодерн. Сейчас люди очень часто делают эту эстетику пишущих машинок, эти машинописные шрифты, типа они видели что в 80-х в России так делали самиздат. Ну окей. Я не знаю, к чему это просто относится, это современный зин, но выглядит не как современный. Мне кажется, нужен такой чувак, у которого очень большой бэкграунд...

И оказывается, что практически всех людей пиздили как минимум раз в жизни в России

Р. Князев: Соответственно вы планов на проект не строите — как идёт, так и идёт?

саня один: У нас есть планы — они тоже идут сами собой. У нас есть 20 зинов, которые мы не сделали, несколько зинов почти готовых, но которые нам не понравились, и так далее. А так-то у нас есть планы просто перестать делать зины, потому что единично они — ну, какая-то хрень получается... Нам вообще просто не нравится слово «зин», потому что зин понимается маленькой прикольной штучкой. Нам такая трактовка не очень нравится. А так как нормальную трактовку подобрать не получается, то мы просто хотим делать самиздатный журнал, и всё. Понятно, что если наши зины поставить в обычном книжном, то они будут вообще из других миров — люди видят "Залупа" и триггерятся. Это хорошо. Ну это сделано не для этого, но само собой получается. И мы хотим эту же степень дичи оставить, но делать это периодическим изданием — печатным или непечатным.

Р. Князев: Как «Потрошитель» или в другую сторону?

саня один: Конкретно про этот журнал не знаю, мне просто нравится явление журнала «Гедонист». Причём мне нравится, что журнал был модный, печатался, — или «Метрополь» какой-нибудь. Мне вообще нравятся модные штуки, блин, я года два назад с трудом признался себе, что люблю модное говно.

К. Александров: «ОМ» и «Птюч»...

саня один: Ну вот типа того. Мне просто девяностые не очень нравятся по эстетике, но нравятся модные журналы. Хочется что-то такое сделать и при этом сделать его — это будет пошло сказать — по-своему. С темами, которые нам важны, о которых, как оказалось в итоге, никто не говорит... Это плохо. Нам хочется о них поговорить.

К. Александров: А это что за темы?

саня один: Например, о трансгендерах вообще никто не говорит. Даже в Америке очень мало. В Америке признаются, что они чаще видели привидение, чем трансгендера. Я читал опросы — это пиздец. Ну о геях говорят — это уже хорошо. Никто не говорит про пиздюли. Звучит так — пиздюли — типа смешно, но на деле я просто привык мысли матом выражать, я не могу сказать, что это «избиение», «нападение хулиганов» — это не то, я чувствую, что это пиздюли какие-то... Просто все люди получали в ебло, и это не нормально.

саня другой: И от родителей и от случайных людей.

саня один: Да! Так вообще не должно быть. У нас есть [идея зина] про мусоров, но нам сегодня сказали, что нас за такое название могут по экстремизму засудить. В общем, пока мы осторожничаем и пытаемся не помешать себе в течение нескольких лет покинуть эту страну.

Р. Князев: Буквально пару слов про готовящийся зин про пиздюли.

В общем, суперпростая история, как мы начали его делать: меня отпиздили, я ахуел, Саша пошла в аптеку в тот же день спросить таблетки. И чувак, который это продавал, такой: «Да, меня тоже пиздили, потому что у меня были светлые волосы, но скины в девяностые-нулевые решили, что меня надо отпиздить». Потом Саша написала своей бабушке, с которой почти не общается... «Да моего мужа в молодости тоже пиздили». И я такой: «ПИИИЗДЕЦ БЛЯТЬ!» И оказывается, что практически всех людей пиздили как минимум раз в жизни в России. В общем, это всё мутировало-мутировало-мутировало, и как-то сейчас мы решили сделать [вместо зина] журнал. Первый выпуск будет про пиздюли; может, первый будет последним. Там около восемнадцати интервью. И просто истории про пиздюли: чуть-чуть пиздюли от родителей, много просто уличных, но недобровольные пиздюли — это важно. Потому что, как ты там с другом побухал и вы с другом попиздились — нам это дерьмо нафиг не упало. Хотя, кажется, одно такое есть, но оно больше про нелепость.

К. Александров: Общаетесь с западными ребятами?

саня один: Не очень общаемся, к сожалению, потому что у нас социальные контакты плохо выходят, но в перспективе это было бы очень круто. У нас есть знакомая из книжного в Таллине, они там тоже книжки издают, печатают офсетом, все независимо и так далее. Запад это просто круто. Лет в 15-17 я считал себя патриотом, и вся херня, но без [сегодняшнего] контекста... В общем, как в 17 лет принято, так и считал. А потом я как-то понял, что здесь всё не очень работает, ну, всё, что уже давно известно, и просто сейчас реально видно, что в Европе чуваки делают дикие вещи, и у них прокатывает куда-то это продавать.

Р. Князев: Как думаете, насколько это временное явление в России?

саня другой: Мне кажется, сейчас довольно много людей узнаёт, я часто натыкаюсь на маленькие зины, которые не несут эмоции и не выглядят круто и современно, и таких появляется всё больше. Но мне хочется, чтобы зины и дальше становились популярными, чтобы чуваки, которые написали какой-нибудь классный рассказ или которые хотят донести какую-то мысль, не боялись, а взяли-сделали зин.

саня один: Мне не хватало какого-то издательства, я года три назад хотел где-нибудь рассказы или стихи попытаться издать и напечатать, но, например, есть какое-то литературное издание, у которого на сайте капсом написано, типа мы принимаем только тексты профессиональных авторов. И всё везде непонятно, нет какой-то культуры. Мы сами назвались «издательство, о котором ты ничего не знаешь» — если кто-нибудь когда-нибудь что-нибудь захочет издать, он попытается через нас это сделать... но потом мы поняли, что у нас нет кучи знакомых для этого, поэтому у нас эта тема наверно не прокатит. Мы бы помогли публиковаться людям, но мы не знаем, как эту тему продвигать.

саня другой: Если кто-нибудь прочитает это интервью и захочет что-нибудь напечатать, они могут написать нам.

саня один: Да, не факт, что нам понравится, но если понравится, то мы обязательно это издадим.

саня другой: Ещё маленькая вставочка. Я не помню, на какой вопрос [мой ответ], но мне кажется, что одна из самых главных вещей в зине — это эмоции и искренность. Если у тебя есть только печатная машинка, ты можешь печатать их на ней. И это будет нормально. Некоторые зины мы листаем и чувствуем, что они живые, а некоторые просто никакие. И мы не считаем, что это плохие зины, а просто они не вызывают какой-то эмоциональный отклик.

Р. Князев: Вы хотите этим всю жизнь заниматься?

саня один: Я не знаю, чем мы собираемся заниматься всю жизнь, чё получится, то получится, всё меняется очень быстро — у нас тем более.

саня другой: Мы назначили эту презентацию за несколько дней и вчера волновались, что, может быть, не надо было проводить презентацию, нам всё это неинтересно, и вообще всё как-то сомнительно, и никто не придёт. И у нас постоянно так скачет, мы просто делаем то, что прямо сейчас хочется делать, и как дальше будет, мы не знаем.

саня один: Поэтому работать, например, очень сложно. Я мыслю структурно, а живу хаотично. И получается такая хрень (судя по всему, зины — прим. ред.), а в перспективе хотелось бы, чтобы получалась другая хрень, потому что зинов нам катастрофически мало. Мы делаем их искренними и личными, но не хватает какого-то... не знаю, просто этого очень мало, и всё.

Р. Князев: Может, попробовать работать с другими медиа?

саня один: Это всё звучит так сухо, спокойно — «другое медиа», «я развиваюсь», «я думаю о личностном росте» — но это, блять, не про нас. В идеале я надеюсь, что научусь делать какую-нибудь музыку, потому что музыка намного более эмоциональной кажется мне сейчас. Хотя разочарование в музыке, если такое будет, то это будет пиздец обидно. А зины — это круто, но это мало. Это дополнение к чему-то, чего не хватает сейчас.

К. Александров: А чем вы вообще по жизни, помимо зинов, занимаетесь?

саня один: Ну, мне приходится работать дизайнером. Но я сейчас стараюсь это делать всё меньше-меньше-меньше времени, потому что это не моя тема. Это круто для людей, которые любят деньги зарабатывать... а чё мы ещё делаем?

саня другой: Ещё я пыталась подрабатывать продавцом-консультантом, но это очень уныло. Типа ты заранее знаешь, что придёшь куда-то на 12 часов и будешь там сидеть. И надо так делать несколько раз в неделю. Это ужасно страшно.

саня один: Здесь важна пометка, что это всё субъективно, применимо только к нам. Мы не ставим клеймо, что это хорошо, а это плохо. Я вообще говорю с миллионом пометок, объяснений и прочего, потому что я очень заёбан на том, чтобы передать всё, как я чувствую, и, в общем, всё творчество в том числе и про это. Мне ближе всего по искусству, наверно, конкретная музыка или конкретная поэзия, когда человек просто записывает что происходит, потому что это самая доподлинная охренительная вещь вообще. Мне хотелось бы, чтобы мой мозг записывался, я бы вырезал куски и самое интересное продавал. Это пока нереально, но по сути я к этому стремлюсь.

Р. Князев: То есть нет задачи это всё в какую-то идеальную форму вылить?

саня один: Есть задача показать всё как есть. Мозг иногда выдаёт такие вещи, что хочется их просто записать, показать и так далее.

саня другой: Я это пыталась показать в последнем зине, который мы сделали («путешествие мух по сознанию», — прим. ред.). Я просто брала все слова, которые у меня появлялись в голове, и записывала их, пытаясь смешать с какими-то рисунками. Мне кажется, у меня получилось передать именно то, что я хотела. И этот зин сложно прочитать и понять, наверно, но можно почувствовать.

Р. Князев: Вы вдвоем делаете один зин или каждый своё?

саня один: Не, мы делаем всё вместе, но всегда в разных пропорциях. Здесь будет очень неинтересный рассказ, типа там Саша печатала, я там верстал. Мы просто делаем всё вместе.

саня другой: Этот зин я просто сделала практически сама, только Саня помогал сделать макет, чтобы сдать его в печать. Я его делала, потому что мне было плохо-грустно-одиноко, пока Саня был на курсах, поэтому он получился по большей части моим. А так да — всё примерно в разных пропорциях.

Это всё звучит так сухо, спокойно — «другое медиа», «я развиваюсь», «я думаю о личностном росте» — но это, блять, не про нас

саня один: Понятно, что какой-нибудь батл с Гнойным и Оксимироном намного для людей важнее, чем зины, и это вроде бы нормально, потому что чувствуешь себя андерграундом. С другой стороны, в какой-то момент просто смотришь на эту всю хуйню... типа ты чувствуешь какое-то разочарование во всём, что происходит, потому что ты сидишь на маркете, продаёшь свои зины, какие-то чуваки смотрят на них такие — ну, 150 рублей — и тут пивас покупают за 250. И ты не против этого, потому что пиво за 250 стоит своих денег. Чувствуешь, что занимаешься не тем, но понимаешь, вот если бы ты продавал пивас, то тоже была бы какая-то хуйня. И в итоге наступает разочарование. Но нам интересно продаваться с точки зрения эмоций. Для меня покупка (так как мы некоммерческая тема) — это своего рода мост, типа чуваку настолько понравилось, что он захотел тебе отдать бабло. Ну и просто, если зин не окупился, то я не сильно падаю в яму. Короче, хуй знает, что со всем этим делать — это вообще самый коренной тезис всего, что выходит.

Фотографии из архива проекта мёртвый самиздат (ex саня x саня).