Тебе правда всё равно?

 Было время, когда люди не были пешками

 И, когда поднимались волны прогресса дикого,

 Убегали в леса короткими перебежками

 И питались корнями деревьев и ежевикою

 

И хотелось им, если жить, так коммуной бесклассовой

И бежали сквозь синюю чащу олени белые

И в посёлке лесном никогда никого не колбасило

А телевиденья тогда ещё не было

(Б. Усов)

В ноябре в издательстве Common Place вышла книга Феликса Сандалова «Формейшен: история одной сцены» — своеобразная летопись андеграундной культуры девяностых, повествующая о судьбе участников полумифических панк-групп «Соломенные еноты», «Банда четырёх», «Лисичкин хлеб», «Ожог», «Министерство любви» и многих других, а также об их окружении, об идеях и принципах, о любви и свободе. Книга составлена в основном из коротких рассказов и комментариев представителей московского «формейшена» и их друзей на тему музыкальной, идеологической, эстетической и иных составляющих жизни этой уникальной тусовки. Вводные тексты автора создают для каждой главы необходимый контекст, превращая все эти порой абсолютно фантастические истории в единое путешествие сквозь пространство и время, в 550-страничный фестиваль экзистенциального панка, запой, киносеанс, акцию протеста и наркотический трип одновременно.

Так я бы начал эту статью, будь мне семнадцать лет — именно в этом возрасте, в 2007-м, я впервые узнал о Борисе Усове и Сантиме, об «Инструкции по выживанию» и «Адаптации» и погрузился в мифологию постсоветского музыкального андеграунда. С тех пор многое изменилось, но вот я пишу стихи, делаю журнал о культуре, немного причастен к самиздату и понимаю, что без «формейшена» этого всего могло не быть. Могло не быть этого интереса к «аутсайдерству», определённой планки самобытности и нонконформизма (до которой ещё тянуться и тянуться), стремления смотреть на всё «снаружи», из космоса. Поэтому не обратить внимания на книгу я, конечно, не мог.

К слову, был на днях в «Фаланстере» и заметил, что «Формейшен: история одной сцены» увесистой стопкой лежит в непосредственной близости от набирающих популярность (среди наших редакторов и подписчиков уж точно) книг европейских исследователей культуры, таких, как, например, Сьюзен Зонтаг и Вальтер Беньямин. И это показалось мне символичным — мы так много говорим о культуре двадцатого века, причём ссылаясь в основном на западные источники, а Россию девяностых, на руинах которой построено наше общество, как будто не замечаем. Серьёзную работу по осмыслению девяностых проводит «Кольта», и это, с одной стороны, хорошо, а с другой — немного грустно из-за того, что на «Кольте» так мало внимания уделено «формейшену». Но это внимание, по крайней мере, зафиксировано. Зафиксировано оно и на «Фурфуре», и на родной для Сандалова «Афише». Все перечисленные тексты (представляющие собой отрывки из книги) однозначно рекомендованы к прочтению, как и книга в целом, конечно.

Предисловие затянулось, переходим к панк-року. Как метко заметил сам автор книги на презентации в Москве, «формантам» удалось перепридумать андеграунд в стране, где всё было можно. «Соломенные еноты», «Лисхлеб», «Брешь безопасности» и остальные группы музыкального подполья абсолютно сознательно не распространяли свои записи, выступали в основном на квартирах и в заброшенных локациях для двадцати человек. А когда выходили на сцену клубов и ДК, тут же устраивали революцию, а после неудачных попыток изменить сознание слушателя и «достучаться до сердец» вступали в бой и стучали уже по-настоящему, причём бутылками по головам. Эта герметичность, замкнутость вновь наводит на мысль о платоновском «уходе вглубь пещеры» (о котором не раз говорилось со страниц «Стенограммы»), способствующем лучшему пониманию устройства мира и самого себя.

Скорее всего, ни одна из этих групп и не смогла бы стать по-настоящему известной. Эта музыка не для стадионов, и дело не в неумении играть на инструментах и петь, не в драках и алкоголе, не в клинической инфантильности лидеров. Дело в том, что если ты пришёл на стадионный концерт, то это означает одну простую, но важную вещь. Это означает, что ты согласился с десятками тысяч людей, ты ставишь себя с ними в один ряд, сливаешься с толпой, улыбаешься и киваешь-киваешь-киваешь. А значит, ты проиграл. Ты согласился. Для Бориса Усова (лидера «Соломенных Енотов») и компании это неприемлемо, это хуже, чем смерть, это предательство самого себя. Вот что такое нонконформизм. Чистый и честный.

Из этого ни в коем случае не следует, что «Соломенные еноты» — хорошая группа, а, например, «Король и шут» — плохая. Просто в первом случае мы говорим о панк-роке, а во втором — о чём-то другом. В книге рассказывается не только о концертах на грани терроризма и спонтанных записях альбомов между пьянками, но и о вылазках анархо-краеведов на территорию особо охраняемых объектов, об отчаянных сражениях за экологию, о самиздате, о движении зАиБи (За Анонимное и Бесплатное искусство), об уличных акциях и об НБП как о ядре «подполья». Всё это похоже на странную сказку, на роман Толкиена о том, как беззаботные хоббиты (читай — дети) вдруг узнали, как огромен и страшен мир и отправились на борьбу со злом, забыв перед выходом помыть ноги. Только в результате всех этих приключений, пройдя сквозь леса и горы, голод и холод, войны и пиры, потеряв по дороге почти всех друзей, наши герои не выиграли. Зло победило, тьма воцарилась над страной, а хоббиты, грустно улыбаясь, вернулись в родной Шир (читай — Коньково) доживать свой век. Но нам остался миф, славная история их похождений, и этот миф заключён в книге Феликса Сандалова.

Я не зря завёл разговор о сказках — отдельное внимание в книге уделяется начитанности, интеллектуальному уровню Усова. «Как гласит предание», он прочёл тысячи книг и посмотрел столько же фильмов, мог цитировать их по памяти огромными отрывками. Особенно любил фантастику, что и отразилось на текстах песен. Космос, животный мир и российский быт начала девяностых, где интеллигенты торгуют книгами, рабочий класс угнетают всё сильнее, а на комфортную жизнь претендуют только те, кто умеет «суетиться», — вот о чём поют «Еноты». Но это тема отдельной большой статьи, потому что заговорив о текстах песен, нельзя не сказать и о лирике Боряна Покидько, Сантима, Непомнящего, Фомина… Приведу лишь мысль из книги о том, что «форманты» сообща тосковали по Атлантиде, в которой им удалось пожить совсем недолго и которую уже не вернуть из под воды. Но забывать о ней нельзя ни в коем случае. Забудешь — и всё: старость, смерть.

Девяностые были временем перемен — в стране происходили глобальные преобразования, и, казалось бы, люди с такой бешеной энергией и нонконформистским настроем могли поучаствовать в этих преобразованиях, попытаться что-то изменить в той действительности, которая их окружала и явно не устраивала. Но на самом деле ничего они не могли: если говорить о борьбе и её результатах, то это всё было лишь детской игрой, а миф о «формейшене» — это отчасти ода инфантилизму. Но лишь отчасти, ведь эти люди жили — и жили по-настоящему. Это была уникальная культура уникального времени, и она канула в безвозвратное прошлое, оставив после себя шлейф перегара и промышленных отходов, обрывки кассетной ленты, комки кошачьей шерсти, куски арматуры, а также следы крови и отпечатки рук на бетоне.

Я не призываю никого брать пример с героев этой книги. В текущих реалиях если что-то подобное возможно, то, в любом случае, в видоизменённой форме. Но знать, что так можно, что тому есть живой пример, — необходимо. В книге фигурируют знакомые многим имена и фамилии: Сергей Лобан и Марина Потапова (создатели фильмов «Пыль» и «Шапито-шоу»), журналисты Александр Кушнир и Максим Семеляк, а также представители нашего поколения — например, Мирон Фёдоров (Oxxxymiron), Константин Сперанский (группа «Макулатура»), Игорь Гулин (какой только хуйнёй не занимается). Все они близки к «актуальности», но в то же время неравнодушны к «формейшену», о чём и говорят нам со страниц книги, выражая солидарность с её основными действующими лицами.

Одной из программных кинокартин для «формейшена» стал фильм «Соломенные псы» 1971 года. Отсылку к нему легко проследить в названии «Соломенных енотов». Главный герой фильма — интеллигентный математик Дэвид, типичный «ботаник» в очках (как Борис Усов, «Рудкин» или Борян Покидько), который, по приезде в новый дом, вынужден терпеть издевательства местных жителей. В итоге, приютив у себя сумасшедшего Генри, подозреваемого в похищении девушки, герой отказывается выдать его местным и решает обороняться до последнего. Его жена ультимативно просит отдать Генри на суд разъярённой банды хулиганов, но Дэвид возражает:

— Они забьют его до смерти.

— Мне всё равно. Прогони его!

— Тебе правда всё равно, да?

— Да, конечно.

— А мне нет. Да, я здесь живу. И я такой.

Герою было не всё равно. И он стал драться за свои убеждения, почти не имея шансов на успех. Это очень важный момент во всей истории с мифом о «формейшене». Пожалуй, самый важный, учитывая, что тогда творилось вокруг.

Людям очень часто бывает всё равно — я пытаюсь бороться с этим, в первую очередь, в себе (следом идут слабые попытки достучаться до других — например, через «Стенограмму» в этот самый момент). Пытаюсь бороться аккурат с 2007-го года, с тех самых пор, когда вдохновившись «нарезанной» на болванки рок-музыкой, писал первые неумелые рецензии. Не уверен, что с тех пор мои статьи стали лучше, но готов не согласиться с любой реакцией на этот текст. Я вообще теперь как-то больше готов не соглашаться, чем раньше. А тем, кто не читал о «формейшене», советую прочесть. И музыку послушать. Могу поделиться. А пока

Стрелки часов продолжают крутиться, Лору Палмер убили давно,

Многим хотелось бы повеселиться, мне одному всё равно

Что там сверкает ярче алмаза?! — это лед, приятели, лед,

Лед новых режимов, облав и указов, а время идет, и идет, и идет!!!

(Б. Усов)

В качестве эпиграфа и эпилога использованы тексты песен «Новые консерваторы» и «Императрица вселенной» группы «Соломенные еноты».

Фотографии Лены Стрыгиной.