Путешествие на край смерти

Как известно, «Манифест метамодерниста» на данный момент состоит из 8 пунктов. В них в том числе делается акцент на раскачивание между полюсами: циничным постмодернизмом и наивным модернизмом, т.е таким образом  метамодернизм связывается философами Тимотеусом Вермюленем и Робином ван дер Аккером  с постоянной динамикой и нестабильностью, сближением противоположностей.  Пожалуй, не зря голливудствого enfant terrible актёра Шайю Лабаф считают одним из родоначальников этого направления, которому он даёт в одном из своих интервью следующую характеристику: «Идея в том, что ты одновременно практикуешь модернистскую веру в идеи с постмодернистской от них отстраненностью. Такая честность, но с подковыкой. Это ведь все — части одного конструкта. Чувство, которое я называю метамодернизмом, наступает после деконструкции: гниение, разложение, отходы общества, экологические катастрофы, финансовый кризис. Метамодернизм — чувство, которое приходит после всего этого.»

Но не только Лабаф даёт подобное определение новому направлению.  Олег Мавроматти высказал своё понимание, которое, на мой взгляд, уточняет высказывания актёра: "Что такое метамодернизм? Это когда ты занимаешься, так сказать, современным искусством, но на полном серьезе. То есть это не модернизм. Модернизм – это открывание чего-либо. Как мы уже с вами говорили, постмодернизм – это цитирование того, что накоплено модернизмом (всех открытий), а метамодернизм, это то, когда ты вдруг как бы забыл о том, что был модернизм и постмодернизм, и с совершенно серьезным лицом делаешь какое-то безумие."

Недавно в издательстве «Опустошитель» вышла книга «Нежность к мёртвым». Она является прологом к многотомному роману Ильи Данишевского, который он не прекращает писать уже достаточно давно. На своей странице в фейсбуке автор раскрывает подробности своего писательского видения, очень похожем, как мне кажется, на метамодернисткое чувство безумия/бунта: «Если вы грезите о новой форме романа, лучше все же перестать. Я вот тоже грезил фрактал-романом на викидвижке, каждое слово - гиперссылкой в параллельные слои, жанры, уроборосы смыслов на порносценах (перескакивай с одной на другую, на третью к самому концу, у которого никогда не будет конца), страшные реминисценции - от свадьбы 17-летней девушки со старым пидорасом к описанию мизансцены "Свадебной вазы" - от одной истории любви к другой, от золота Рейна к фальшивому золоту. Все это в сумме - такое же фальшивое золото.
Но вот еще гиперроман: роман-препринт, роман-лояльность. Читай его по главам в МК, на сайте Дождя, читай его везде, где только сумеешь перебороть брезгливость, роман-детектив, который должен заставить тебе перебороть внутреннюю политическую активность: читай заключительные главы в журнале "Ухтышка" и на "Кашине"; двигайся к самому концу - приостанови свою жизнь и узнай, чем все закончилось на "ЛюбовьКРодине.ру"».

Впервые столкнувшись с миром героев романа, читатель, эстетически не подготовленный, может не распознать многочисленных цитат из литературы самых разных жанров и уровней. Макабр, готика, мистика, классическая литература, беллетристика последних лет... Писатель не останавливается ни на одном из них, изобретая свой собственный, перформативный жанр (книга разделена на акты), который в чём-то может сравниться с энциклопедией по приключенческой фэнтезийной литературе или сценарием к игре-бродилке.

Образ языковой сети, окутывающей мир и превращающей его в ироничный текст, стал одной из философских доминант постмодернистской культуры. Лакановские идеи структуры бессознательного желания, его оригинальная концепция соотношения бессознательного и языка, децентрированного субъекта, дали импульс новой, отличной от модернистской, трактовке художественного творчества. Привлекательными для теоретиков и практиков постмодернизма оказались также постфрейдистские интерпретации трансферта и пульсации, связанных с такими фазами символизации в искусстве, как метафора и метонимия, а также феноменами скольжения означаемого.

Если верить филологам, то именно Джойс – тот писатель, который показал отсутствие гармоничной субъектности как таковой, рассказал, что "Я" - всего лишь миф, и оно расколото. После Джойса нельзя писать так, как это делали модернисты. Илья Данишевский и не пишет. Он далёк от патетики, главный герой его произведения находится в поиске объекта влечения, собирает и разбирает себя как пазл, двигаясь от одного метонимического содержания фразы к другому, самоотрицаясь, как и положено постмодернисткому персонажу. Но в тоже время герой находится в поиске любви, которая увековечит его, что даёт читателю понять: перед ним живое существо, а не голая схема. Живой человек, который проходит сквозь самые мыслимые и немыслимые испытания, пытаясь узнать себя и тех, кто встретился ему на пути.

Желание узнать другого – романтическая попытка выйти из мира отчуждения. Пожалуй, именно в этом стремлении герой возрождается для жизни, любви, стремясь познать её тайники, в которых прячется эротика.   Подобная способность свойственна персонажам писателей-модернистов. Уже в этом смешении стилей можно увидеть метамодернисткую направленность автора.

В стилистике Ильи Данишевского много декадентского. Его герои не уверены в своей субъектности, вечно противостоят злой воле, не верят, что от их решения что-то зависит. Они знают, что мир слеп и все случайности не в их пользу, знают, что в мире нет логичности. Не верят в возможность построить свою счастливую бюргерскую судьбу. Женщины несут в себе биологическое начало, разрушительное в своей красоте и животной естественности. Всюду грубое торжество буржуазности в её прагматизме. Всё что становится литературой — умирает. Создаётся впечатление, что автор уверен: культура и литература рождаются из болезни, искусство всегда – о ненормальных душевных состояниях, о сумерках сознания.

Стоит ещё указать на то, что каждый раз, встречаясь с языковым новшеством, читатель может ощутить остановку времени или его болезненную текучесть, как во время апатии, а порой текст вводит в состояние лёгкого дзен – во время прочтения эротических сцен, которые могут вызвать возбуждение лишь в отдельных случаях, ведь все они выписаны с холодной отчуждённостью.

Впрочем, создаётся впечатление, что, по мнению писателя, за каждым коитусом без любви может скрываться только смерть.

Книга «Нежность к мёртвым» мне представляется не просто перформансом, но началом реалити-шоу, задуманным автором, которое могло бы называться «За окном», т.е. по ту сторону жизненного хаоса. Взгляд Данишевского за предел, охватывающий всё движущееся и шевелящееся, пробирает до костей и делает читателя на время прочтения равным своей смерти.

Получить роман в pdf-формате можно по этой ссылке.

Фотографии Марка Заевского.