Реальность наизнанку

Мы часто говорим о том, что жизнь сложна. И это действительно так: каждый день перед учёными встают всё новые и новые вопросы, пока человечество пытается уложить в головах результаты уже совершённых открытий в области космологии, генетики и ядерной физики. Процесс постижения даже базовых принципов мироустройства долог и труден, да и какое тут постижение, когда тебя терзают любовные переживания, муки творчества, бытовые неурядицы, пресловутый поиск себя, в конце концов. И здесь тоже всё сложно и непонятно. 

Но не в этом ли основная прелесть жизни? Не направить ли нам все свои силы, помыслы и побуждения, все окуляры, микроскопы и другие оптические средства именно на «вглядывание» в каждую частицу действительности, на проникновение в атомарную структуру монитора ноутбука, засечек шрифта, которым написан этот текст, в устройство зрачка, в траекторию передвижения нейронов головного мозга? И когда доступный далеко не всем язык науки окажется не в силах помочь нам описать увиденное, то что, если не поэзия, высшая форма речи, придёт на помощь?

ПЕЧАЛЬ — ЭТО ПУСТОТА ПРОСТРАНСТВА
РАДОСТЬ — ЭТО ПОЛНОТА ВРЕМЕНИ
ВРЕМЯ — ЭТО ПЕЧАЛЬ ПРОСТРАНСТВА
ПРОСТРАНСТВО — ЭТО ПОЛНОТА ВРЕМЕНИ

ЧЕЛОВЕК — ЭТО ИЗНАНКА НЕБА
НЕБО — ЭТО ИЗНАНКА ЧЕЛОВЕКА

ПРИКОСНОВЕНИЕ — ЭТО ГРАНИЦА ПОЦЕЛУЯ
ПОЦЕЛУЙ — ЭТО БЕЗГРАНИЧНОСТЬ ПРИКОСНОВЕНИЯ

Так вот.

В конце 70-х годов стараниями небольшой группы молодых московских литераторов, ведомой Константином Кедровым, старшим преподавателем литературного института имени Горького, в отечественной поэзии зародилось направление «метареализм» или, по-другому, «метаметафоризм». Жена студента Лёши Парщикова, Ольга Свиблова в 1975 году уговорила Кедрова прочесть стихи своего мужа. Тексты чудом не угодили мусорную корзину, но когда были прочитаны, начало совместному освоению выворачиваемого наизнанку и обратно метареального космоса было положено. Лёша привёл к Кедрову друзей — Ивана Жданова иАлександра Ерёменко; там же, в литинституте, учился Илья Кутик(сейчас больше известный в качестве автора переводов Транстрёмера, но как минимум его «ОДА на посещение Белосарайской косы, что на Азовском море» имеет явные черты метаметафоризма), коммуна крепла и разрасталась. Впереди их ждали совместные выступления, публикации, премии (в частности, Парщиков и Жданов удостоены премии Андрея Белого в 1986 и 1988 годах соответственно), а также бесконечно сложный и оттого бесконечно прекрасный мир в его четырёх измерениях с монадами Лейбница, фракталами Мандельброта, подчинённый второй теореме Гёделя, но упорно отказывающийся в этом признаваться.

ГОРИЗОНТ — ЭТО ШИРИНА ВЗГЛЯДА
ВЗГЛЯД — ЭТО ГЛУБИНА ГОРИЗОНТА
ВЫСОТА — ЭТО ГРАНИЦА ЗРЕНИЯ

Само обобщённое определение «метаметафоры» возникло несколько позднее и принадлежит, собственно Кедрову: «Метаметафора — это метафора, где каждая вещь — вселенная». Эту мысль можно понимать и развивать по-разному, я же постараюсь быть максимально простым и прозрачным в противовес, например, М. Эпштейну, который писал: 

«Метареализм напряжённо ищет ту реальность, внутри которой метафора вновь может быть раскрыта как метаморфоза, как подлинная взаимопричастность, а не условное подобие двух явлений. Метареализм — это не только “метафизический”, но и “метафорический” реализм, то есть поэзия той реальности, которая спрятана внутри метафоры и объединяет её разошедшиеся значения — прямое и переносное».

ЖЕНЩИНА — ЭТО НУТРО НЕБА
МУЖЧИНА — ЭТО НЕБО НУТРА

ЖЕНЩИНА — ЭТО ПРОСТРАНСТВО МУЖЧИНЫ
ВРЕМЯ ЖЕНЩИНЫ — ЭТО ПРОСТРАНСТВО МУЖЧИНЫ

ЛЮБОВЬ — ЭТО ДУНОВЕНИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ
ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ — ЭТО МИГ ЛЮБВИ

Я себе это представляю так. Вселенная — дискретный организм, состоящий из множества других вселенных, эмерджентных систем, разных по своему составу и структуре. Человек — точно такой же организм, способный порождать собственные вселенные и симулякры. В этом их идентичность, выражаемая формулой: «человек/вселенная = вселенная/человек». Внутри каждого из нас — целый мир, и основная функция метаметафоры — вывернуть его наружу, транспонировать на безграничное плато мира внешнего, сопоставить эти миры или вселенные и возвести в новую степень. 

Даже чисто этимологически метаметафора — это метафора «в квадрате», в новой степени. Подобное «выворачивание» и есть суть метареализма, декларируемая авторами этого направления. Это чем-то похоже на буддийскую концепцию человеческого сознания, формирующего окружающую действительность, популярно описываемую, например Пелевиным, у которого «вселенную создал Котовский».

ПРОСТРАНСТВО МЕЖДУ ЗВЕЗДАМИ —
ЭТО ВРЕМЯ БЕЗ ЛЮБВИ
ЛЮБОВЬ — ЭТО НАБИТОЕ ЗВЕЗДАМИ ВРЕМЯ
ВРЕМЯ — ЭТО СПЛОШНАЯ ЗВЕЗДА ЛЮБВИ

ЛЮДИ — ЭТО МЕЖЗВЕЗДНЫЕ МОСТЫ
МОСТЫ — ЭТО МЕЖЗВЕЗДНЫЕ ЛЮДИ

Однако метареализм привлекателен не одними «метаметафорами». Тексты Парщикова, Жданова, Ерёменко изящны (зачастую в духе модернизма), в меру (правда, пожалуй, не всегда) интеллектуальны и сложны для неподготовленного читателя (что характерно для постмодернизма), претендуют на опережение своего времени, при этом оставаясь достаточно «человечными» и доступными если не по смыслу, то по духу точно. Почему так обстоит дело со смыслом? На этот вопрос развёрнуто отвечает Александр Ерёменко в беседе с Сергеем Соловьёвым, ссылаясь на мандельштамовское «в игольчатых чумных бокалах…». Да и не может смысл быть первостепенной категорией, когда мы говорим о «выворачивании» и «вглядывании». 

Парщиков говорит, например, о том, что каждое метареалистическое произведение есть монада — по Лейбницу, первичная, неделимая, бессмертная духовная единица, элемент, который — вместе с другими подобными — составляет основу мироздания. Какой уж тут смысл.

МОРЕ — ЭТО ПРОСТРАНСТВО ЛУНЫ
ПРОСТРАНСТВО — ЭТО МОРЕ ЛУНЫ

СОЛНЦЕ — ЭТО ЛУНА ПРОСТРАНСТВА
ЛУНА — ЭТО ВРЕМЯ СОЛНЦА
ПРОСТРАНСТВО — ЭТО СОЛНЦЕ ЛУНЫ
ВРЕМЯ — ЭТО ЛУНА ПРОСТРАНСТВА
СОЛНЦЕ — ЭТО ПРОСТРАНСТВО ВРЕМЕНИ

Ерёменко и Жданов родом с Алтая, что ещё раз объяснило мне мою непреодолимую тягу к этому удивительному краю. Кедров из Рыбинска, Парщиков родился в посёлке Ольга Приморского края, Кутик из Львова. Если последние трое окончили литинститут, то Ерёменко диплома не получил, завалив госэкзамен по научному коммунизму, а Жданов был исключён с журфака МГУ. Каждый из них самостоятельно пришёл к подобному методу выстраивания мировоззрения. Все они разного возраста и вселенная каждого — особенна. Так же, как вселенная любого другого автора. Так же, как любого из нас. 

Я уверен, что поэтов-метареалистов вокруг достаточно много и элементарные частицы окружающего мира ежеминутно рассматриваются под микроскопами, окулярами и другими оптическими приборами на улицах, в квартирах, в офисах, дворцах и в космических кораблях. Метаметафора живёт и множит вселенные, подобные нашей, как фракталы, расширяя горизонты и меняя сознание. А может и нет.

ЛЮБОВЬ — ЭТО НЕИЗБЕЖНОСТЬ ВЕЧНОСТИ
ВЕЧНОСТЬ — ЭТО НЕИЗБЕЖНОСТЬ ЛЮБВИ

КРАСОТА — ЭТО НЕНАВИСТЬ К СМЕРТИ
НЕНАВИСТЬ К СМЕРТИ — ЭТО КРАСОТА

Тема себя не исчерпывает, в следующем «конспекте» хотелось бы поговорить о чертах метареализма в творчестве известных поэтов, не относящихся к данному направлению, а также о возможных перспективах развития жанра и о многом другом.

Далее следует подборка стихов. Мой близкий друг влюблён, и я не могу обойти стороной столь чистые, всеобъемлющие, светлые человеческие чувства. Приятного прочтения.

Александр Еременко

Я смотрю на тебя из настолько глубоких могил,
что мой взгляд, прежде чем до тебя добежать, раздвоится.
Мы сейчас, как всегда, разыграем комедию в лицах.
Тебя не было вовсе, и, значит, я тоже не был.
Мы не существовали в неслышной возне хромосом,
в этом солнце большом или в белой большой протоплазме.
Нас еще до сих пор обвиняют в подобном маразме,
в первобытном бульоне карауля с поднятым веслом.
Мы сейчас, как всегда, попытаемся снова свести
траектории тел. Вот условие первого хода:
если высветишь ты близлежащий участок пути,
я тебя назову существительным женского рода.
Я, конечно, найду в этом хламе, летящем в глаза,
надлежащий конфликт, отвечающий заданной схеме.
Так, всплывая со дна, треугольник к своей теореме
прилипает навечно. Тебя надо еще доказать.
Тебя надо увешать каким-то набором морфем
(в ослепительной форме осы заблудившийся морфий),
чтоб узнали тебя, каждый раз в соответственной форме,
обладатели тел. Взгляд вернулся к начальной строфе…
Я смотрю на тебя из настолько далеких… Игра
продолжается. Ход из меня прорастет, как бойница.
Уберите конвой. Мы играем комедию в лицах.
Я сидел на горе, нарисованной там, где гора.

Иван Жданов

Расстояние между тобой и мной — это и есть ты,
и когда ты стоишь предо мной, рассуждая о том и о сем,
я как будто составлен тобой из осколков твоей немоты,
и ты смотришься в них и не видишь себя целиком.

Словно зеркало жаждой своей разрывает себя на куски
(это жажда назначить себя в соглядатаи разных сторон) —
так себя завершает в листве горемычное древо тоски,
чтобы множеством всем предугадывать ветра наклон,

чтобы петь, изъясняться, молчать и выслушивать всех,
самолетной инверсией плыть в плоскостях тишины —
но блуждает в лесу неприкаянный горький орех,
словно он замурован бессонницей в близость войны.

Где он, рай с шалашом, на каком догорает воре,
я же слеп для тебя, хоть и слеплен твоею рукой:
холостая вода замоталась чалмой на горе,
и утробы пусты, как в безветрие парус какой.

Как частица твоя, я ревную тебя и ищу
воскресенья в тебе, и боюсь — не сносить головы,
вот я вижу, что ты поднимаешь, как ревность, пращу,
паровозную перхоть сбивая с позорной листвы.

Словно ты повторяешь мой жест, обращенный к тебе,
так в бессмертном полете безвестная птица крылом
ловит большее сердце, своей подчиняясь судьбе,
и становится небом, но не растворяется в нем.

Да, я связан с тобой расстояньем — и это закон,
разрешающий ревность как правду и волю твою.
Я бессмертен, пока я покорен, но не покорён,
потому что люблю, потому что люблю, потому что люблю.

Алексей Парщиков

О, как чистокровен под утро гранитный карьер
в тот час, когда я вдоль реки совершаю прогулки,
когда после игрищ ночных вылезают наверх
из трудного омута жаб расписные шкатулки.

И гроздьями брошек прекрасных набиты битком
их вечнозелёные, нервные, склизкие шкуры.
Какие шедевры дрожали под их языком?
Наверное, к ним за советом ходили авгуры.

Их яблок зеркальных пугает трескучий разлом,
и ядерной кажется всплеска цветная корона,
но любят, когда колосится вода за веслом,
и сохнет кустарник в сливовом зловонье затона.

В девичестве — вяжут, в замужестве — ходят с икрой;
вдруг насмерть сразятся, и снова уляжется шорох.
А то, как у Данта, во льду замерзают зимой,
а то, как у Чехова, ночь проведут в разговорах.

Константин Кедров

Перемалывая друг друга
Перемелем когда-нибудь
Перемолотая в нас вьюга
Отправляется в снежный 
путь
Мы друг друга перемололи
Как телесные жернова
Вьюга были и вьюга боли
Перемелются на слова
Выйду в поле, а там не поле
Только вихри влюбленных тел
Вьюга были и вьюга боли
Где я вихрем к тебе летел
Выйду в поле а там не поле
Только вихрь обнимает вихрь
Ты поймешь что это такое
Если сам превратишься в вихрь
За вихрение за вихрами
За явление за явленьем
Мы друг друга мерим мирами
Из миров миря измеренья
Мы влипли
Как липнет к снежинке 
снежинка
Мы в лютне
Звенящей по жизни о жизни
Мы будем лететь обнимая поля
Как Ля обнимает поющее Ля
Мы снежные струны звенящие 
вьюгой:
Мы любим друг друга
Мы любим друг друга

'В качестве вставок в статье использованы строчки из поэмы К. Кедрова «Компьютер любви», 1983 г.

Фотографии Салавата Сафиуллина.