Будущее с поправками

Будущее с поправками

Руслан Князев

f

Статья Руслана Князева об экспериментальном фильме «Читай, читай» режиссёра Евгения Коряковского.

В питерском книжном «Порядок слов» 14-го марта прошёл показ фильма «Читай, читай». Фильм представил режиссёр Евгений Коряковский. Он может быть известен публике как основатель театра танца «Граффити» в Ярославле, но в основном учился и работал на театральных сценах Москвы. Фильм Коряковского также находится на стыке между этими городами и вне определённого жанра: критики до сих пор не сошлись во мнении, документальное это кино или какое-то другое. Хотя в главных ролях заявлены актёры, играют они сами себя. Но обо всём по порядку.

Со слов автора картины, идея появилась, когда он познакомился со своим однофамильцем Иваном Коряковским. Тот как раз недавно окончил театральный в Ярославле и приехал покорять Москву. Как оказалось, этим же путём пошли его одногруппники ― как минимум девять человек. В общем, об этих людях Евгений Коряковский и снял фильм. С одной поправкой: режиссёр отснял материал, где актёры рассказывают свою биографию, и отправил разным по известности писателям на дописывание. Среди них ― Захар Прилепин, Андрей Геласимов, Алиса Ганиева, Герман Садулаев, Упырь Лихой и др. Каждый автор в привычном для него стиле придумывал продолжение судьбы вверенного ему человека. Коряковскому оставалось только заснять крупным планом актёров, читающих о своём будущем.

Дописанные биографии странным образом похожи между собой ― не судьбами, а скорее представлениями о России будущего. Как оказалось, сплошь мрачными (и похабно-весёлыми): в одной реальности Путин превратился в киборга высотой в три тысячи метров и держал всех в страхе

Задача ясная, и, что удивительно, кино в итоге рождается не в литературной части, а в документальной.  Герои открыто делятся своими переживаниями, личными трагедиями, любовными признаниями ― словом, есть и смех и слёзы. И всё по-настоящему. Точкой пересечения биографий выступает университетская группа, в которой учились актёры; она же является и фабулой фильма ―изначально Коряковский задумывал высказывание о судьбе актёра в России.

Тот факт, что герои являются актёрами, сильно упростил задачу (в чём режиссёра уже успела упрекнуть известный документалист Марина Разбежкина). С другой стороны, после просмотра становится понятно, что на их месте могли быть представители любой другой (не обязательно творческой) среды; актёры выгодно отличаются лишь хорошей артикуляцией. Естественно ожидать здесь от героев игры на камеру, но Коряковский утверждает, что загнал их съёмками до такой степени, что когда в конце дня в студии они читали тексты о своём будущем, сил лицедействовать уже не оставалось.

Дописанные биографии странным образом похожи между собой ― не судьбами, а скорее представлениями о России будущего. Как оказалось, сплошь мрачными (и похабно-весёлыми): в одной реальности Путин превратился в киборга высотой в три тысячи метров и держал всех в страхе; в другой ― страна, практически как в «Теллурии» Сорокина (хотя сценарий был написан в 2011-м), раздробилась на автономные регионы, воюющие друг с другом; и проч., и проч. ― это лучше смотреть и слушать, чем описывать. Страшно и смешно. Актёры, читая вслух истории своего будущего, вовсю иронизировали и, понятное дело, старались абстрагироваться от текстов. Но крупный план выдаёт с потрохами: когда читаешь о смерти отца или о встрече с бывшей любовью через много лет, что-то в глазах меняется. В одном из последних кадров герой после прочтения рвёт листы ― это, конечно, кощунство, но кощунство в то же время показательное.

Однако, несмотря на всю искренность чувств на экране, кино, на мой взгляд, вышло рыхлым и разваливающимся. В нём много всего, всё вперемешку, и этот карнавал алогично меняющихся лиц сильно дезориентирует. Вроде бы просто: имеем десять актёров и десять писателей. Такой действительно выдающийся киноэксперимент вполне можно было смонтировать последовательно, в лоб; но на протяжении всего просмотра не покидала мысль, что Коряковский боится, что зритель может заскучать. Все повествовательные линии построены по одному принципу: репрезентация героя ― монолог о себе в выбранном месте ― читка текста на белом фоне.

Анна рассказывает о самых тяжёлых днях своей жизни, про то, как отца схватил инсульт. А на заднем плане школьницы в это время начинают репетировать танец под рёв песни "Давай, Россия!"

На уровне деталей также соблюдается унификация, есть несколько общих эпизодов для всех героев: появление с табличкой со своими именем и фамилией, подсвеченными неоном; эпизод в движении с использованием селфи-камеры, крепящейся на животе; пожилой человек, смонтированный параллельно с читкой текста и т.д. Уже эти мелочи с самого начала запутываются в клубок. Фильм начинается с монолога девушки, однако тут же перебивается появлением следующей; повторное появление произойдёт лишь в самом конце на одну минуту.

Подобным образом вступают почти все персонажи, исключение ― любовные истории, которые показаны сразу с двух точек зрения: юноши и девушки. Эти линии, их всего две, проведены ровно и ничем не перебиваются, ― не лишним будет заметить, что это одни из самых сильных сцен фильма. Нельзя не упомянуть и душераздирающий монолог героини Анны Кочетковой, снятый в летнем кафе в парке. Анна рассказывает о самых тяжёлых днях своей жизни, про то, как отца схватил инсульт. А на заднем плане школьницы в это время начинают репетировать танец под рёв песни «Давай, Россия!».

Впечатление от просмотра тоже остаётся смешанным. Что это было: кино или всё же студенческий внутряк?

Но вернёмся к технической стороне. В чём логика такого кромсания материала? Честно говоря, я не уловил. Ритм начинает сбиваться ближе к концу, как раз в тот момент, когда зритель уже познакомился с этой средой и освоился в ней. После показа режиссёр Коряковский сокрушался, что тексты писателей составляли в сумме более 300 страниц, однако в кино попали считанные фразы. Но, спрашивается, для чего были нужны эти необоснованные мелочи вроде настройки резкости в тишине (минуту!), внезапного слайд-шоу из студенческих фотографий (хотя здесь ясно ― видео кончилось, а музыка ещё нет) или тех же пожилых людей («Я думаю, это метафора старости», ― сказал Коряковский).

Впечатление от просмотра тоже остаётся смешанным. Что это было: кино или всё же студенческий внутряк? С одной стороны, зрителям показали жизнь, жизнь через маленькие трагедии людей в их лучшие времена. Это действительно, что называется, берёт за душу: зрители хохотали, скрежетали зубами, глухо молчали. С другой ― из материала во все стороны лезут швы, виден непрофессионализм авторов. Но всё равно, по-моему, эта работа оказывается ближе к кино, и его надо смотреть. Хотя бы потому, что эта картина не о судьбе актёра, а о судьбе человека (который, так уж вышло, актёр) в дружном (пусть когда-то, несколько лет назад) и сплочённом обществе. Зрители это чувствуют, сопереживают и тоже становятся чуть ближе друг к другу. Когда в конце герои по очереди рассказывают, как узнали о смерти одногруппницы и что испытывали, внезапно включается чёрный экран, зрители не начинают перешёптываться, а как прикованные вслушиваются в голоса. (Хотя режиссёр с заднего ряда в это время кому-то отвечает: «Нет, так задумано».) Смерть девочки, лицо которой даже не показали, переживается всеми в равной степени ― и на экране, и в зале. Это лишь подчёркивает, что и жизни других нам небезразличны.


Фотографии Азата Галиева.