Сквозняк Брассая

В углу дома страна. За поворот сходит луна, за шиворот каплет юный свет. Беззубая ночь скачет по улице, едет по площади на инвалидной коляске. Над домом развевается Андреевский флаг. Уже далеко за полночь. Сумерки прошли.

Константин Вагинов

Люблю смотреть, как в темноте проезжают машины. Когда я на них смотрю, я вспоминаю либо песни Joy Division, либо The Doors «As cars hiss by my window», либо уже что-то совсем давнее из «Кино». Часто, разглядывая фотографии Брассая, я ловлю себя на том же ощущении. Среди многих замечательных фотографов он стоит особняком, отличаясь необычной фактурой. Несомненно, фактура свойственна всем хорошим фотографиям и, собственно, является их отличительным признаком, но за картинками Брассая мне часто удаётся разглядеть саму флуктуирующую ткань жизни, то мерцание мира, о котором писал Введенский.

Его снимки какие-то невероятно плотные и обжитые. Они начисто лишены пошловатого уюта и нарочитой красивости. Исходя из его ранних работ с крупными планами предметов, создаётся впечатление, что Брассай распространяет свою комнату на весь Париж, и весь Париж находится у него на столе.

В этом есть даже что-то кафкианское и, несомненно, даже конфуцианское. Постоянство внутренней точки, из которой сделаны снимки.

Большинство фотографий сняты ночью и «наполнены ощущением жизни». Пустой город и ночные персонажи располагают к этому. Само проживание ночью, бессонница — особенно. На снимках изображены проститутки, бары, пустые набережные. Но какая ерунда писать о том, что изображено… Брассай — фотограф декадентства и его «ночной Париж» — это лишнее доказательство жизни, проживаемой фотографом во время съёмки. Это настоящее, поэтому избитая фраза о схватываемом моменте недостаточно точна для описания фотографического метода Брассая. Скорее, это схватывание несхватываемого, бессонницы. Возможно, что-то вроде борьбы со сном, о которой писал Поплавский. Можно вспомнить и Картье-Брессона: «Я жив только в момент щелчка затвора».

Дневной город у Брассая заброшенный и наполненный беспризорниками. Но фотограф не смотрит на них глазами сноба или сочувственными зерцалами эстета и экзистенциалиста. Это именно его город, родная среда. Всё снято с, не побоюсь этого слова, заботой и аккуратностью, с полным спокойствием. Присутствует и некоторая едва заметная доля застенчивости: фотограф словно извиняется за вторжение в частную жизнь, но своё дело знает. Конечно, преимущественно он снимает ночью. Но что такое снимать ночью? Это значит не жить. Самому. Потому что снимаешь жизнь других. На крыльях своей ночи. Поэтому и ритм фотографий у него такой — плавный, как течение воды.

Брассай — фотограф декадентства и его «ночной Париж» — это лишнее доказательство жизни, проживаемой фотографом во время съёмки. Это настоящее, поэтому избитая фраза о схватываемом моменте недостаточно точна для описания фотографического метода Брассая.

В материале использованы фотографии Брассая.