***
варвары обрамляющие воздух волосы
веретено пальцы крови мы потеряем все
остальные чувства эти чувства в мире где ты
стал их практическим подтверждением
вот твой рот плавит знаки в огне
полиция в телевидении приводит в
алфавитный порядок субъекта
слишком поздно, бассейны солнц
слишком поздно, европа, равнины плац
голос кастрата, тайный фашио медленных глаз
ямы в земле;
беспамятное воспоминание
ни о чем кроме конца света
***
мы зашли в более дальние, более темные камеры
за химией цвета и вообще за природой зрения
где деньги и фотографии не подступают к горлу
где реальность и отраженные образы
поглощены феноменом расстояния
избавленные от присутствия нашего детства
когда мы приехали в парк в выходные
летнее солнце, световые волны предметов
большие замки из темно-зеленой пластмассы
— теперь уже за невинностью взгляда
в разорванных документах за порогом отличия
более молодые лица родителей
маленькие пейзажи на ладонях дошкольников
кленовые листья, бензиновые разводы
дальше все отступая и отступая
на этом изображении извлеченном из затемнения
когда достигнув предела маргинальности места
и предела первой любви мы избавили
эту политику и эти карточки
от присутствия нашей юности
образуя единую ось, совпадая зрачками
чувствуя наготу дистанции
как свою собственную наготу
вопреки невидимому дыму всех мертвых
и похожему дыму живых
мы наконец зашли за разнородный ряд
в самую глубину процесса
где шум отражается от шума
и нет никакого огня
***
марсианские жители разворачивают пистолетики
полегшая грамматика открывает глаза в нули
но только лишь это терзает на странном фронте
и бережет мою кровь обезболивающую язык
но в западне он все равно раздваивается и выдает:
если в одной его части тебе обжигает висок
то в другой я могу наблюдать как человек
человеку сломленный волк
у посольства речи
как метки — веки твои, как лучи вертолета
кромсают твой сон, как врезаются в кожу
ипсилон, рцы, дабль-ве, обломки света
***
например, тебя можно узнать по твоему переливу
то есть уклону от массы, протяженности, тени
вместе с тем
места без тебя — твои могилы
ты движешься между ними
к горлу подступает некий код ближе, плотнее
я говорю сквозь предметы
предмет столбенеет при виде другого предмета
боль сторонится предметов
невозможно стать измеримыми
мы по-прежнему не подлежим прочтению
нас вообще нет
и нет пореза отделяющего нас — нами же — от мира
есть технэ лиц
и некогда здесь была полоса реки
***
усталость листьев
вкрапленных в окрестный состав
ранним утром он брезжит шепотом
опадая не в силах обнять
тебя никогда не объятого в ткани района
пылью рук закрывающего пыль лица
зачем-то стоя за гаражом
пока все сплетенья
болтаются без правил в воздухе
пока стыд не соберет весь этот толченый кварц
трогая глухую струну
пока страх пока
подозрительные предметы не собьют тебя в слаженный ряд
но тебе все-таки не по себе вот тебе иллокуция
думаешь ты глядя на пыльцу задремавшей уборщицы
что вообще это падает небо крошечным кварцем
таким одинаковым со всем веществом
***
господи что это горькие рвущие запахи осени
теперь неважно кто из них/нас первым решил обернуться
судороги овеществления
изгнали желаемое, теперь выписывая — не выговаривая
люби меня лишь глазами — благодаря тому самому телу
облепленному черным песком нью эйджа, телу
все еще ожидающему у лифтовой шахты
когда к нему спустится мир
Фотография Лёши Кручковского.