Робкий свет

Когда было уже около десяти вечера, он стал нехотя одеваться. Открыл шкаф, и вещи вывалились грудой на пол. Это комок, в котором узлом были перемешаны разноцветные свитера, носки, брюки. Он любил носить пестрое, мятое, казаться чуть несвежим, будто пережил одну бурную ночь, но впереди его ждет следующая.

Провозившись с одеждой, он отходил от стола к зеркалу, причесывался, смотрел на уведомления в телефоне и старался спешить, отчего выход только задерживался.

— Где это? — Олег смотрел на верхние этажи в надежде встретить какие-нибудь лица.

— Около подъезда курил человек  и молча наблюдал за ним.

— Да проходи, первый этаж, — человек жестом позвал и, набрав код на домофоне, открыл дверь.

— Спасибо, друг, — Олег протянул ему руку, — я тут…

— Потом, потом, не на пороге же, — человек заторопился, легко толкнув его в подъезд, хотя сам остался на улице. Дверь захлопнулась.

— Вот он, всегда теряется, — она обняла его, дохнуло легким запахом дешевого вина. — Налить? Все уже давно.

— Аля?

Она обернулась и махнула кому-то.

— Что за парень стоит у дверей?

— Кто? — Аля, когда была пьяна, любила бестолково переспрашивать и перебивать. — Ну что ты копошишься?

— Аля, ну!

— Сейчас! — она снова обернулась. — Почему не приходил? Я уже заскучала, только пью, — Аля споткнулась о чей-то ботинок и налетела на Олега. — Только пью. Пошли покурим?

Придерживая ее, чтобы она окончательно не рухнула, он натянул куртку и запахнулся. «Зря я вообще поехал», — подумал Олег. Чувствовал себя глупо, всем знакомым было не до него, да и Аля, видимо, просто захотела подышать.

Около дверей стоял тот же парень.

— А это Паша,  — Аля ткнула в него пальцем. Очень приятно, закурили. Она пьянела на глазах, он притянул ее к себе и обнял — и Олег сразу понял, что они не просто друзья. Аля уловила взгляд и пожала плечами, будто говоря «ну бывает».

Тогда Олег заметил, что Аля никогда ему не говорила про Пашу. Правда, они давно не общались, но он всегда был в курсе ее странной жизни, которая больше напоминала череду развлечений, чем то, что принято называть отношениями. Ему нравились ее истории: казалось, он сам в них мысленно принимал участие.

Они замерзли и пошли в тепло. У дверей квартиры пара начала в шутку бороться, Аля замахивалась бессильными руками и тихо смеялась. Олег рассмотрел его лицо. Некрасивое и грубое — Аля выбирала всегда каких-то никчемных, Олег порой забывал их имена — они все ему казались ротой алиного караула. И все потом числились у нее в запасе.

Пили в тот вечер много, Олег же с непривычки уклонялся и слонялся по квартире от одной группы к другой. Все малознакомые с блужданиями в глазах его вспоминали, жали руки и возвращались к привычным беседам.

— Давай не отнекивайся, — на него налетел уже захмелевший гость и буквально рюмкой протаранил Олега, алкоголь вылился на свитер. Гостю было все равно, вряд ли он понял, кому это говорит.

— Птенчик искупался, — сзади послышался голос Паши. Олег засмеялся и попросил полотенце. Напряжение между ними после этой фразы резко спало, но Олегу начало не понравилось.

— Алина говорила, вы знакомы давно.

— Наверное, не могу вспомнить, сколько уже.

— Я заметил.

— А почему тогда спрашиваешь? Все ее друзья называют Алей, она не любит «старое» имя — Олег посмотрел на него. Показная проницательность. — Если ты хочешь спросить, рассказывала ли она о тебе...

— Да нет.

— … то не рассказывала, — Олег спохватился. Он видит Пашу первый раз в жизни, зачем переживать? Они встретились глазами — одна пустота и скука. Паша был выше Олега на голову и неуклюже горбился, тот подумал, что перед ним огромный складной стул, который можно повесить на плечо и ходить, пока не надоест.

Он залипал еще час и уехал домой. Аля куда-то пропала — они не попрощались. Но только Олег ввалился к себе домой, как в его кармане завибрировал телефон. Он всегда ходил с выключенным звуком, и знакомые постоянно ругали его за это — дозвониться до Олега было непросто.

Аля сипела в трубку и ругала за неожиданное исчезновение. Олег предложил вернуться, если она так разобиделась.

— Да спи ты уже! Целую, птенчик, — она оборвала разговор.  Олег с идиотской улыбкой уставился в потолок. Сейчас Аля была для него и музой, и дурой — полностью своей.

— Птенчик! — он сматерился. Тут до Олега дошло, что на квартире Паша сказал ему это. Так обращалась только Аля: они любили называть друг друга по-глупому, нежно. И только наедине. Олегу стало по-детски обидно, что Аля рассказала кому-то.

В бок дул сквозняк, но ему было лень закрыть окно. «Птенчик напился» — ноги гудели в носках, швы на джинсах врезались в кожу, рука была где-то под кроватью, другая запуталась в пододеяльнике. Олег ворочался в своем гнезде и тяжело дышал.

Сейчас та встреча кажется недоразумением, Олег после думал, что Аля хотела их таким образом ненавязчиво познакомить. Про Алю ничего нельзя было сказать наверняка, она сама тщательно избегала определенности, чтобы не прослыть предсказуемой.

Так считал Олег.

А ведь могло оказаться, что Але попался его номер телефона — и она просто скинула смс с предложением встретиться на квартире. И Паша этот не хотел идти на вечеринку, но Аля заставила его — она умеет настоять на своем. Поэтому и скучал весь вечер и постоянно выходил курить.

А могло и так быть: Паша захотел увидеть ее друзей, она весь вечер валялась в кровати и сказала, что никуда не пойдет. Тот ее поволок через всю Москву, а как приехал — то сам был не рад. Скука, еще Аля напилась и Олег тут появился.

А еще вот ...

Аля махнула рукой.

— Ну Олеж, мы будем с тобой ссориться из-за этой хуйни? — она нервно потушила сигарету о стену.

Они стояли во дворе на Покровке. Был апрель.

— Конечно, не будем. Ты мне ничего не говорила о нем.

— Зачем? Ну Паша — не Паша. Он вообще куда-то пропал сегодня, я его даже не ищу.

— Такая же, Острецова, такая же! — Олег отвесил ей воображаемый щелбан, бросил окурок и двинулся к арке.

— Ну птенчик.

— Да пошла ты.

Он ускорил шаг. Аля плелась сзади и не хотела его догонять. Один не был в обиде на другого, но недоумение от разговора действовало странно. Выглянуло солнце.

— Я же уезжаю, — Аля крикнула, видимо, чтобы он обернулся.

Олег остановился и не повернушись спросил куда.

— Ну куда? В Суздаль. Хочешь в Суздаль? — было непонятно, то ли к себе она обратилась, то ли к нему.

— Не хочу.

Аля подошла и посмотрела насмешливо. Ее глаза блестели. Она прикрылась рукой от ветра.

— Уедем года на три назад?

Аля молчала и ковыряла ногой асфальт.

И она уехала, потому что Аля всегда пропадала, когда знала, что ей лучше не будоражить своих знакомых. Она работала с провинциальными музеями — там в среде чиновников от культуры любили ее молодежный проект — и могла в любой момент незаметно исчезнуть из столицы.

Несмотря на добродушие, Аля смогла всех построить таким образом, будто они согласились на определенную роль в ее воображаемом спектакле. И искренне сердилась, если они поступали не «по тексту».

Олег знал об этой особенности и был из числа тех, кто мог свободно перемещаться между сценой и залом. За ним не числилось никаких ролей, скорее он каждый раз импровизировал или подстраивался под Алю. Теперь он чувствовал, что в их конструкции что-то сломалось. На его слова, раньше неизменно вызывавшие у Али смех, она поджимала губы, как будто терпела остроумие персонажа. Или начинала говорить о чепухе.

Олег уже воспринимал ее слова как чепуху. Но не все, конечно.

 

Ему сложно было совладать с городом, огромным и постоянно меняющимся. Каждый год атмосфера вокруг него перекраивалась, он это чувствовал, но не мог выразить словами. Нельзя было сказать, что в том году Москва казалась неприветливой, сухой и мрачной, а в нынешнем — похорошевшей и молодой. Как полюбившийся плейлист, одно время окрашено из кусочков света, звуков, цвета и настроения. Этот паззл в голове Олега складывался постепенно, и когда последний кусочек вставал на место, карта рушилась и уступала место новым впечатлениям.

Пока не приходил черед тоске, от которой не оставалось ни паззлов, ни воспоминаний.

Любой человек, живущий в городе, знает такое время. Его распорядок доходит до автоматизма с металлическим привкусом, он постепенно отупевает и перестает видеть мелочи, которые раньше раздражали его или радовали. Этих людей легко вычислить в метро: они едут с каменными лицами, и в головах их медленно ворочаются мысли о предстоящем ужине, нестиранном грязном белье и счетах за электричество.

Они не умерли, они спят до того момента, пока их не «проснут». Увольнением ли с работы, смертью ли родственника или рождением ребенка.

Олег представил карту метро, распадающуюся на мельчайшие точки, каждая из которых была тем уснувшим. От обилия точек он задремал, убаюканный тряской вагона.

Его толкнули в плечо. Он вздрогнул и открыл глаза.

Над ним нависал длинноногий парень. Олег посмотрел на него. Что ему надо?

— Ты чего, не узнал?

Это был Паша.

Аля говорила, что он куда-то пропал. А потом и она сама растворилась то ли в Костроме, то ли в Серпухове.

— В Суздале.

— Во-во, я забыл.

Они выбрались из метро и шли по бульвару. Олег торопился на встречу, Паша, видимо, бесцельно бродил по городу. Он был помятым и небритым, из-за чего казался еще брутальнее и мрачнее. Говорил он мало, односложно и боком поглядывал на Олега. Тот его даже побаивался — Паша был себе на уме.

— А ты уже решил, ты поедешь?

— Куда?

— В Нижний. Это Аля предложила.

— Тебе?

— Почему? Нам втроем, поедем к Ларику.

Ларик жил в Нижнем и был хорошим алиным другом. Олег видел его несколько раз, Ларик ему понравился — Аля умела выбирать себе друзей. То, что Паша его так легко называет по кличке — не слишком ли это дерзко? Вот так, без спроса вступать в их круг общения.

И Аля ничего ему не предлагала. Умерла она там, что ли, в своих суздальски музеях.

Паша отстоял от Али настолько, насколько Олег был к ней близок. Но совсем с другого бока. Так ему казалось.

— Паш, ты меня держишь за дурака?

Он поморщился.

— Сейчас, вот сейчас.

— Если не хочешь — не едь.

— Ты знаешь Ларика?

— Нет.

— Что ты тогда знаешь? Что я про тебя знаю? — Олег понял, что разговор вышел идиотским. И Паша ни в чем не виноват. Непонятно, почему вообще Олег на него взъелся.

Они остановились. Встреча уже пять минут как должна была начаться. Паша смотрел на Олега с недоумением, от этого он стал похож на обезьяну.

— Я подумаю.

Они пожали друг другу руки.

 

— Ну еб твою мать, — за дверью обо что-то стукнулся Ларик, и внутри Олега все посветлело. Ларик говорил всегда очень быстро, со всхлипами и традиционным матерком — матом это было назвать нельзя, потому что он высказывался так, будто все его слова были только печатными.

В поезде они тупо глядели в окно, и сначала Олег пытался шутить с Алей. Она сослалась на месячные и плохое настроение. Паша дремал, во время поездки Олег разглядывал его лицо. Приоткрытый рот и череда животных здоровых зубов придавали ему первобытный вид.

Аля сидела рядом — и пара была не парой. Олег слишком хорошо знал Алю, чтобы удивляться ее выбору. Именно ее выбору, вряд ли Паша сам подкатил к ней — на таких Аля не велась. Но спрашивать об этом, тем более сейчас, не хотел.

Она, при своей распущенности и легкости, внутри была жестокой и знала почти всегда, чего ожидать от остальных. Паша ее терпения не испытывал, и, видимо, не зря она сказала тогда, что понятия не имеет, где он шляется — если человек ее не провоцировал и не задевал, Аля быстро теряла к нему интерес. То есть он еще числился в ее друзьях, но на внимание уже вряд ли мог рассчитывать — для этого нужно было попасться ей на глаза. Ждать от Али, что она неожиданно вспомнит о каком-то там друге и позвонит, мог только человек, ничего в ней не понимавший.

Тем удивительнее была их связь.

Олег перекатывал эти мысли как биллиардные шары в руках и глядел сквозь Алю. Она читала и не обращала внимания на окружающих.

 

Ларик встретил гостей в трениках. Олег догадался, что Ларик не один — он был сконфужен, чего-то уже лепетал Але, пока та его живо обнимала, даже не освободившись от кучи сумок. Ларик — алин любимец, они были вместе сто лет, и когда Олег только познакомился с Алей, то в первую очередь был представлен Ларику. Он героя одобрил — Аля была спокойна.

Иногда Олег обижался, что Ларик неслышно присутствует в их разговорах. Но в Нижнем умерла то ли его бабушка, то ли тетя — и Ларику досталась огромная квартира. Он с легкостью оставил Алю и всех и переехал. Олег был этой тетке-бабке благодарен.

В комнатах стоял тяжелый запах старого отсыревшего дома. Когда едешь в гости, то всегда представляешь себе обстановку, как встречаешь хозяина, вот он ведет тебя на кухню, где у вас туалет, а тут неплохо. Олег в поезде успел придумать атмосферу дома — и теперь был им разочарован. Громадная квартира, о которой все напоминали ему при переезде Ларика, оказалась коммуналкой с перепланировкой, в которой косые стены воплощали мечты авангардистов. Жить в таких условиях мог только Ларик.

Аля побросала вещи и не раздеваясь плюхнулась на диван.

— Ларух, ты постарел.

— И ты, Аль, не особо. После поезда-то.

— Ну и сучка! Я еще в институте сразила тебя наповал.

Ларик смешно преклонил колено. Аля с важным видом телефоном произвела его в рыцарское достоинство.

Олег все не мог понять, встречались они раньше или нет. Или их двусмысленные разговоры про размеры Ларика и возможности Али были обычной болтовней, которая  привносила в их отношения постоянную самоиронию.

То, что они втроем были знакомы уже давно, их сближало, и теперь Олег для Ларика становился привычным и своим, хотя они не общались с момента его переезда в Нижний. А Паша стоял особняком. Но Ларик его воспринимал как продолжение Али.

То есть они гуляли по Нижнему, грязному провинциальному, состоящему из причудливой смеси купеческого города и рекламной шелухи. И Ларик показывал им любимые места, водил Алю за руку — она все норовила куда-нибудь сбежать или долго стоять на одном месте, говорил ей «вы должны съездить туда», «вам надо это увидеть», подразумевая под «вами» Алю и Пашу.

Олегу город не нравился. Пыль клубами носилась по улицам, и весь Нижний был от нее чумазым. Если в Москве с погодой было все четко: вот тебе дождь, а это снег, весна так весна. В Нижнем творилось что-то неладное. Из лета они прибыли в непонятный сезон, когда днем было жарко на солнце, ночью морозило, и они кутались в одеяла. Уходя утром из квартиры, они одевались как попало, потому что не могли понять, утепляться им или расчехляться.

Дня через два Ларик повез всех на пляж.

— Гога! — Олег махал Ларику и заливисто смеялся. — Го-о-о-га!

Было видно, как Ларик бегает по пляжу нагишом и показывает им кулак. От смеха Олег закашлялся надрывно, до слез. Паша усадил его на землю. Сквозь кашель он пытался смеяться и повторять имя. Паша постучал ему по спине — Олег замолк и повалился на землю.

— Ты жив?

Олег молчал. В сумерках со своей бледной кожей он казался трупом, валявшимся в траве. Вдалеке был слышен шансон — гуляла свадьба.

— Гога! Умираю! Где Аля? — труп стонал и нес ерунду. Али не было видно. Паша чувствовал себя глупо и с жалостью смотрел на Олега.

— Ты же даже не знаешь, как его зовут.

— Кого? Ларика?

— Да.

— Гога.

Олег сел и серьезно посмотрел на Пашу.

— Как ты узнал? — его пьяный голос срывался на фальцет.

— Ты же сам только что кричал.

— Я? А знаешь, почему Ларик?

— Нет.

Олег наклонился к пашиному уху и закричал:

— И не узнаешь! Гога, Го-о-о-га! — он вскочил и прыжками начал спускаться к берегу, попутно умудряясь раздеваться.

 

— Да грузин он недоучившийся. Мы поехали на его будто бы родину, и там Гога превратился в Ларика, — Аля обняла Ларика и потрепала его волосы.

Олег валялся на диване, его мутило. Вчера их вечеринка закончилась в воде, последнее, что он помнил — как Паша вытаскивает его уже окоченевшего из воды и тащит обратно домой. Как обычно происходило, Олег чувствовал себя самым виноватым.

— Вот, держи, — Ларик сунул ему под нос какую-то гадость. — Разом — и лады.

Олег сунул нос в стакан и поморщился. Повернулся на другой бок.

— Паша, его надо было оставить там — смотри, какой перевес лежит сейчас.

— И долго вы там пробыли? — был слышен чей-то незнакомый женский голос. Кого-то утром принесло к ним в квартиру.

— Не помню, мы Алю искали еще. Где ты шлялась?

 

Запутавшись в джинсах, Олег упал на песок. Издалека Паша не мог понять, что с ним происходит, специально он распластался или был просто пьян в стельку. Точка зашевелилась и кинулась к воде. Олег по примеру Ларика скинул все и плескался, окатывая того брызгами.

Вода была то теплой и маслянистой, то холодной и прозрачной. Он нырнул — в носу закололо. Под водой Олег открыл глаза. Течение сносило муть, и ног не было видно — сплошная тьма. Тело как перышко подчинялось струям, от наготы и алкоголя Олег чувствовал себя спокойным, впервые за время их поездки.

Он вынырнул, резко вдохнул и снова нырнул, пытаясь руками достать дна. Из-за течения было сложно опуститься глубоко. Олег выставил вперед руки — они были почти не видны и казались ему тонкими бледными полосками. Кто-то схватил его за левую руку. Олег испугался и закрыл глаза.

— Ларик! — он с водяной мутью в глазах крикнул в сторону пляжа.

— Испугался? — рядом зазвучал голос Паши.

— Я чуть не сдох от страха!

Они поплыли к берегу и остановились по пояс в воде. Дохлый бледный Олег и рослый мускулистый Паша резко контрастировали. Один был низким, второй всем казался ребенком-переростком. Один был брюнетом, второй брился налысо, но Олег догадывался, что Паша точно не блондин. Олег носил на плече татуировку, пашина кожа не имела даже родинок. Или в сумерках их не было видно.

Они молчали.

— Лелек и Болек! — неожиданно на берегу оказалась Аля. На ней не было платья, она стояла в белом лифчике, держа в руках бутылку шампанского. — Птенчики, выползайте, мы собираемся домой.

Олег только сейчас вспомнил про свою наготу. Про Пашу он был не уверен. Щекотливый момент сравнения должен был логически завершиться, глупо было оставаться стоять в воде.

— Уже утро, алёу! — алин голос был слишком громок. Какое утро, ведь еще ночь впереди?

Над головой небо быстро светлело и расплывалось психоделическими разводами.

Олег оперся на кровать рукой и сонно посмотрел на Алю. Оказалось, он проспал все на свете.

— Я устала быть около вас сиделкой. Ларик, заводи мотор, мы должны уже ехать.

На Алю опять напал раж. В таком настроении она свистала всех наверх, была капитаном и рубила направо и налево. Перечить ей было нельзя.

— Алюш, я что-то не хочу сегодня никуда идти, — Олег, ты ли это? Ему нестерпимо хотелось остаться одному, чтобы подумать о сне. Или это было наяву? Суматоха, устроенная Алей, мешала разобраться в увиденном. От долгого сна голова туго соображала.

— Так, вот ключи, — она с размаху бросила их на стол. В тишине они гулко прозвенели. — Паш?

— Ау?

— Ты же не хочешь оставить нас с Лариком? Или будешь сторожить птенчика?

От обиды Олег мысленно запустил в Алю огромный топор. Паша посмотрел на Олега, понял, что сейчас фурия готова свалить, как всегда. Ларик прислонился к косяку и со скучающим видом наблюдал за их спектаклем.

— Ты иди пока...

Аля нервно вздохнула, поцеловала его и помахала Олегу. Ларик еще немного потоптался в коридоре и лязгнул входной дверью. Наступила тугая тишина.

Их общение было натянутым уже из-за того, что каждый стремился быть предупредительным. Обходили острые углы, над каждой шуткой смеялись, и эта беззубость наскучила сначала Але, потом и Олегу. В конце путешествия они скупо перебрасывались словами.

Он заметил, что Аля начала обращаться с ним и Пашей на равных, иногда воспринимая их как одно и то же. Не то братьев, не то близких друзей. Хотя Олег вел себя всегда подчеркнуто отстраненно с Пашей и был «на стороне» Али, она все больше тяготилась ими. Он не удивился, если бы Аля утром заявила: «Ребята, я поехала, а вы оставайтесь».

Сегодня она почти уехала.

Чтобы как-то разрядить обстановку, Олег ухмыльнулся и сказал:

— На нее такое часто находит, не обращай внимания.

— Да знаю я, не впервой.

До Олега дошло, что они первый раз остались вдвоем, без Али. Поэтому их разговор был катастрофически гол и заваливался — не хватало третьей опоры. Или все-таки уже были, там, на пляже? Если, конечно, сон оказался воспоминанием, а не просто сном. Самое время спросить Пашу.

— А ты не…

— Думаешь, что…

— Прости, перебил.

— Нет-нет, говори.

— Мы же толком никогда не общались. Пусть пока она развлекается, сможем поболтать без нее.

«Господи, что я несу?» — Олег сбивался и не смотрел Паше в глаза.

— Ага. Я привык к ее выходкам давно.

— Так вы давно знакомы?

Паша удивленно посмотрел. Он сидел на полу. Мощные вскинутые брови теперь еще больше придавали лицу обезьяний вид.

— Она тебе не сказала? Нас познакомил Ларик.

— Чего?

— То есть когда он еще был Гогой. До Ларика.

— Вы же с ним не знакомы. Ты же говорил.

— С Лариком — нет. Я только при встрече понял, что Ларик — это Гога.

Олег незаметно ущипнул себя. Он что, все еще спит?

— Ерунда какая-то. Да не может такого быть. И когда это случилось?

— Года три назад, потом мы какое-то время не общались. И сейчас вот снова.

Общаетесь? Что? Трахаетесь? Пьете вместе?

Олегу хотелось несмешно, глупо, саркастически издеваться. Три года назад.

— Мы зависали когда-то в одних и тех же местах. Я был такой обдолбанный — иногда не знал, кто хозяин квартиры. Все просто: Аля была у Ларика. То есть Гоги. И он нас познакомил.

Олег представил в голове карту, которую ему показывали и старательно объясняли, но как только он до нее дотрагивался — она рассыпалась на мельчайшие кусочки.

— Тогда почему Ларик ничего не говорил об этом?

— Не знаю. Может, он просто забыл?

— Может. А Аля что? Она-то ведь знала и тебя, и Ларика.

— Ну Аля…, — Паша осекся, давая понять, что с Али взятки гладки.

Олег уставился в стену и начал рассуждать вслух:

— Она говорила как-то, что если разочаруется в людях, то оставит лишь одно исключение — для Ларика. Или Гоги, если хочешь. А получается, гнильца и за ним имеется.

Паша невесело усмехнулся.

— Ты обиделся, что ли?

«Ну и дурак он», — подумал Олег. Все, что он знал об Але, теперь становилось его догадками. Теперь он вовсе о ней не думал.

— Постой, но тогда ты должен был знать и обо мне. Когда вы начали встречаться?

— Это так важно для тебя?

— Да пошли вы.

У Олега засвербило внутри от отчаяния, он не хотел догадываться, кто и что знает, он не желал здесь оставаться, ему незачем было возвращаться в Москву. Он подсел к Паше и стал теребить в руках телефон.

На улице быстро темнело, комната казалось мрачной от темноты и беспорядка. Олег включил в телефоне фонарик и стал светить по сторонам.

Свет кружком выхватывал очертания стен, стола, шкафа, разбросанной одежды на полу. С улицы доносился тихий гул вечернего города, в окна лился красноватый свет уличных фонарей и застывал на потолке кривыми линиями.

— Сейчас телефон сядет. Надо зарядить — она же не дозвонится.

— Угу.

Свет заметался по потолку и погас.

 

Утром был поезд, сумки побросали в коридоре.

— Какого черта ты вообще взяла меня сюда?

— Птенчик, о чем ты?

— Да не прикидывайся, я тут совсем лишний.

— Да? Ты знаешь, может быть, я здесь лишняя?

Олег глядел на Алю идиотом. Она спешно красилась, замазывая последствия бессонной ночи. Отложив помаду, Аля обернулась.

— Не бери в голову.  Ты когда чего-то не понимаешь, то выглядишь так смешно. Люблю тебя, — она поцеловала его.

Олег в отупении смотрел в окно. На щеке — яркий смазанный отпечаток.

— И я тебя. Постой.

Аля порывалась встать, но снова села, глубоко вздохнув.

— Это конец, нет? Я уже не хочу знать, что происходит.

— Леж.

— Не надоело тебе? Аля, ты не видишь, что мы уже месяц нормально не общаемся. Куда все делось?

Она пожала плечами.

В комнату вошел Паша.

— Слушай, мы тут хандрим с Олежкой, давайте прогуляемся до набережной? А потом заберем вещи и на вокзал. Только не купайтесь, мальчики, — она лукаво на них посмотрела.

Олегу было все равно.

Они вышли на улицу, Аля с Пашей болтали о своем. Олег шел сзади и ждал только, когда они сядут в поезд и уедут. Ларик куда-то исчез, ключи от квартиры велел сунуть в щель под дверь. Их поездка отделяла невидимой границей отношения в Нижнем от «естественного» поведения в Москве. Здесь можно было вести себя не так, как дома, и Олегу хотелось, чтобы после их приезда уже на вокзале они стали бы теми же, как когда-то на той квартире. Но он понимал, что этого не произойдет. И желание пути становилось бесконечным: с пунктом отправки без станции назначения.

На перилах копошились вороны, они клевали друг друга и кричали на проходящих мимо людей. Аля просила сфотографировать себя на их фоне. Одна подлетела и клюнула ее в ногу. Олег чуть не выронил телефон и захохотал. Аля от неожиданности тоже рассмеялась и начала ее прогонять. Сняли видео и тут же выложили в сеть.

 

Олег нажал на коуб. Аля громко смеялась и материла ворону, а та ощеривалась и норовила цапнуть ее за подол. Он улыбнулся.

— Аль, это нижегородский цирк. Может, к Ларику махнем?

Аля наклонилась и заглянула в телефон.

— Ту юбку я потом выкинула, я в ней такая толстая.

— Да, странная была поездка.

Аля посмотрела на Олега косо.

— Что? — резко спросил он. — Ты с ним еще общаешься?

Она не ответила.

— А вы бы поладили.

— Может быть. Тебя забыли спросить.

— Ерунда, люблю тебя, — Аля ткнулась в его щеку. Зашумел коуб, где она снова и снова материла ворону.

— Я в туалет.

Одевшись, Аля уселась ждать. Сунула руку в рюкзак и вытащила ворох бумаг. Олег любил от скуки рисовать и писать, некоторые листки оставались у друзей, большинство он выкидывал — цены в них для него не было никакой.

Среди клочков и писулек чернел листок с огромной птицей, которая осталась недорисованной. Видимо, Олег копировал ее с видео и забросил рисунок. Внизу мелким ленивым почерком было написано:

«Вот послушай, уехал он. Уехал он, молодой, красивый, умный, жить в деревню. Из города, где осталась его карьера и белые рубашки. А он мог бы любить каждую, и каждый год встречался бы с парой девушек, водил бы их по клубам и развозил по домам. И парфюм у него был бы такой терпкий, с запахом здорового мужчины, ты это все знаешь, да.

Но он уехал…».

— Аля! — герой помахал ей рукой и направился к выходу.

Она схватила рюкзак, в другой руке сжала листок и на ходу продолжила читать:

«… и кому там нужна его красота? Его ум? Только поле и небо, поле и небо, как добровольное вычеркивание из жизни: переступи черту — и ты невидим. Только в имени оживаешь, когда тебя вспоминают вслух близкие. А если не вслух и мысленно — не оживаешь.

Он стал писать друзьям, чтобы они не писали и не звонили попусту — ему хорошо. Он не знал, как долго продлится это "хорошо", но пока было слишком спокойно, чтобы что-то менять. А мне было жалко его, и упущенных возможностей, и себя немного, потому что не может он вот так отказаться от себя, это неправильно как-то. Но я спохватывался на эгоизме и недалекости и мысленно благодарил его, что он поступил именно так».

— Ты там спала, что ли?

Аля отдала рюкзак, посмотрела на листок и выбросила его в урну.

Фотографии Кирилла Кондратенко.