Сон = (внешние обстоятельства/ внутренние среды) *
случайный лингвистический коэффициент = x/y *p
1p
Мне снится, что началась война. Мне снится, что я хочу проснуться и не могу. Вещи двоятся — мое прошлое, мои туфли, мои паспорта. Мне это только снится?
2x/y
Третью неделю мы с мужем живем в Алматы. Сейчас октябрь 2022 года, мне тридцать лет, идет война между Квадратом и Кругом. Я беременна.
Я пишу за чужим хлипким столом и, пока я вывожу слово «Отсутствие», стол пошатывается.
На секунду я останавливаюсь и прислушиваюсь, чего со мной больше нет? Ответ приходит быстро: нет забытой одежды, своей квартиры, плакатов на улице с лицами военных («Иван Петров, гвардии сержант»), полицейских у каждого выхода из метро, автозаков у библиотеки имени Ленина и на Чистых, самой библиотеки имени Ленина, самих Чистых, самой Москвы, меня в Москве.
Я записываю убыток списком и вырываю страницу. Складываю ее в четыре, подкладываю под шатающуюся ножку.
Я останавливаюсь и привыкаю. Привыкаю к присутствию — этих слов, ребенка во мне, нового языка в воздухе, новых людей и звуков, квартиры с обоями в крупный цветок, привыкаю к голым полкам на кухне и декоративным шкафам, которые ломаются, стоит открыть дверь пошире.
Привыкаю к оставленной предыдущими жильцами большой зеленой чашке с этническими узорами (контуры белых человечков скачут в шаманском хороводе), к газовой плите, которую нужно зажигать спичкой, а я — разучилась. Привыкаю к тому, что браузер на телефоне больше не выдает новости из России, но показывает казахские — на русском: «Аким Алматы высказался об уплотняющейся застройке».
Я привыкаю к несовпадению моего времени, времени замирания, времени эмиграции, со временем внешним, всегда куда-то направленным и, одновременно, таким постоянным.
Несовпадение наглядно — в моем телефоне московское время, когда за окном — алматинское. Я не могу выучить казахстанский номер и каждый раз, когда меня спрашивают — при оформлении бонусной карты, заказе мастера для починки фонящих окон — лезу в заметки и долго ищу в сохраненном.
Утром и вечером я сажусь на холодный пол, кладу руку на сердце и слушаю: я знаю, что могу услышать, как разделенное на части собирается в целое, — стук становится биением. Но ненадолго. Я открываю глаза и связь всего и вся обрывается — мне не хватает, но чего? Связи с потерявшимся, забытым, оставленным, далеким, заколдованным.
Уже несколько раз здесь мне снились осознанные сны — сны, в которых я летала и проходила сквозь стены. Впервые я смогла по своей воле превратить один предмет в другой.
Еще пару раз мне снились яркие сны, в которых мне не хватало одного усилия, одного внутреннего движения, чтобы разорвать опутывающую подчиненность сюжету, прорваться через обаяние собственной малости к месту, из которого я могла бы наблюдать за сном, как его создатель.
Я радуюсь, что смогла провести умение осознавать себя во сне через государственную границу, будто боялась, что его опечатает таможня.
Я наливаю воду в зеленый стакан с танцующими человечками и подхожу к окну — занавеска надувается, разоблачая щели меж окон и нерадивого мастера. И решаю — мне нужна опора, напишу про сны. Пусть это будет год, или, скажем, шесть месяцев, исследований.
Когда я в следующий раз сажусь слушать свое сердце, то выключаю мобильный и долго смотрю, как в воздухе движется пыль. Я ищу метод.
3 x/y
Метод — говорит мой преподаватель сновидений — нужно найти интуитивно, удерживая ум в правильной пропорции расслабления и напряжения. Можно следовать инструкции и потерпеть неудачу лишь потому, что инструкция не подходит тому, кто ее выполняет. Интуиция сочетает понимание себя и инструкций с искренним стремлением к цели. Для того, чтобы быть свободным от инструкций, знай их в совершенстве.
Инструкция 1:
Днем напоминай себе, что спишь. Смотри на все, как на фонтан света, холода и тепла. Смотри на часы, проверяй, который час. Когда ты окажешься в сновидении, тебе пригодится привычка задавать вопросы и смотреть на часы. Часы и руки во снах расплываются, становятся палочками и клешнями.
Инструкция 2:
Чего ты ищешь в своем сновидении? Новички ищут удовольствий. Нет глупых решений, наслаждайся. Но если ты захочешь разнообразия, вспомни, что сон может дать тебе больше. Вспомни, что ты можешь быть божеством, убивающим демоном и проснуться тем, кто больше не боится.
Инструкция 3:
Когда тебе надоест, попробуй заснуть во сне. Закрой глаза, дыши, что происходит? Видишь.
4x/y
В старом спальном районе Алматы, где мы остановились, растут высокие деревья, как во дворах на Щелковской, где жила моя бабушка, пока не заболела деменцией и мама не увезла ее к себе — в квартиру с мраморными полами, которая бабушке велика.
Окно на нашей кухне трехстворчатое и скошенное, с улицы кажется — треугольное. Такие окна во всех домах района. В трех минутах от дома ларьки, как на юге: овощи, выпечка, кебаб. Если выйти из двора налево, то окажешься на широкой дороге, уходящей наверх. В ясную погоду дорога упирается прямо в горы. Люди говорят по-русски, в магазинах продают сметану «Простоквашино».
Я иду по зеленым дворам, сквозь детские площадки и стихийные парковки, светит солнце, погода еще совсем летняя, на мне слишком теплое худи, в котором я мерзла две недели назад в Москве. Название улиц, проспектов, станций метро — не остаются в моей голове, проскальзывают, пролетают.
Зато моя память снова и снова находит для каждого места и каждого впечатления аналогию в прошлом, обнаруженные, они сталкиваются, удар отдается в грудной клетке и рождает что-то третье.
Иногда двоение вызывает название — Арбат, ЦУМ, Москва. Иногда — форма здания, цвет вывески, жест продавщицы. Старомодный спортивный комплекс с квадратными пловчихами на барельефах напоминает бассейн в Олимпийской деревне, куда я ходила, когда была маленькой (плохой фен, плохая вода, крикливые тренера), пустое жерло водохранилища — высушенный перед реконструкцией пруд напротив школы (его перекопали летом между шестым и седьмым классом, три года мучали, а потом открыли — красивым, с дорожками и скамейками, но уже не моим), стеклянный бизнес-центр двоится с заброшкой у метро Юго-Западная, которую я проходила каждый раз по дороге в университет, маленькие скверики и парки центра — с Чистыми, а неожиданные жетоны, которые я получаю в метрополитене — с поездкой в Питер в прошлом году.
Могу ли я смотреть на вещи свежо? Могу ли я освободиться от себя? И нужно ли мне это?
5 x/y
Несколько дней я прикладываю сознательное усилие к тому, чтобы замечать отличия. ОТЛИЧИЯ — пишу я в тетради, не уместившей ОТСУТСТВИЯ:
1. Толстые дворовые кошки. В нашем доме из приоткрытого окна первого этажа к дереву напротив перекинута доска, проходя мимо, я вижу на ней двух котов.
Утром в соседнем дворе бесчисленное количество кошек — черные, рыжие, белые — получают свой завтрак от местных старушек. Старушки меняются, но не ритуал. Людей, прогуливающихся с собаками, почти нет. Только поздно вечером можно встретить одинокого собачника.
2. Птицы. Не воробьи, не голуби. Вместо них — желтые клювы. Гугл дает им имя — Майна.
3. Местные носят с собой советские названия улиц, а карты — названия новенькие, казахские. Заголовок новостной заметки: «В 2017 году число улиц, начинающихся на “Нур” возросло». Я узнаю, что слово нұр переводится как «свет», «сияние», «луч солнца».
4. Пытки и протесты. Другие? Такие же? «В результате январских событий по состоянию на 15 января 2022 года 4353 человека были ранены, в том числе 3393 сотрудника силовых ведомств. В морги были доставлены 238 погибших. Международная организация Human Rights Watch проанализировала множество видеозаписей, снятых в Алматы, во время митингов и акций протеста в начале 2022 года и пришла к заключению, что как минимум в четырёх случаях силовики применили чрезмерную силу, использовав летальное оружие. В этих случаях, по мнению HRW, 10 человек погибли и 19 получили ранения. .HRW дистанционно проинтервьюировала 12 человек и заявила, что некоторые из задержанных были подвергнуты жестокому обращению и пыткам, в том числе пыткам электрическим током и избиению дубинками..HRW располагает заслуживающими доверия сведениями о десятках случаев, когда полиция произвольно задерживала мирных протестующих и других лиц, после чего некоторые задержанные подвергались жестокому обращению и пыткам, а также задокументировала ситуации, когда власти произвольно вмешивались в адвокатскую деятельность» — Википедия.
6x/y
Слово «сон» окружило меня: «сон в летнюю ночь», «сны Сибири», «беспокойные сны: обстрелы, бомбардировки». Действуют то ли таинственные рекомендательные системы, то ли бессознательные приемы внимания, но стоит только подумать, и телефон предлагает ссылку.
Я устаю от информационного потока и иду выбросить мусор и заодно купить еды. Пока я стою в очереди в супермаркете SMALL и разглядываю выкладку жвачек — выкладку, одинаковую что в Алматы, что в Москве, что в Буэнос-Айресе, — я думаю о том, как язык мечтаний растворяется в языке продаж и языке катастрофы. Чистая свежесть! Чистая сенсация! Я читала, что в недалеком будущем рекламодатели собираются перейти от чтения мыслей к их зарождению. Уже сейчас есть технологии, которые позволяют вызвать во сне картинку — пиво определенной марки, хрустящие хлопья. Я представляю, как поток чужих образов входит в мой сон, словно бытовой мусор, выброшенный в космос. Вдруг то, что я вижу во сне — реклама, единственный монополист которой — мое подсознание? Оно отчаянно пытается что-то продать, выразить, сообщить, но я подслеповата, или, может, глуповата. Слышу и вижу не все, что оно говорит.
Женщина передо мной расплачивается, я выкладываю на ленту свои товары. Или свои мечты? Жизнь — хорошая штука, как ни крути, И пусть весь мир подождет, Творог на столе — любовь в семье. И только у мандаринов, ярких оранжевых плодов, гроздью повисших на ветке с плотными зелеными листьями, нет никакого лозунга.
Кассирша пробивает товары, пик, и я думаю о том, пик, что, несмотря на банальность, пик, пик, одни и те же слова могут чувствоваться, пик, как свежие, пик, или протухшие, пик, как имитация, пик, или свежесть. На терминале высвечивается сумма — в ней на два нуля больше, чем я привыкла видеть в Москве, потому что тут другой курс и счет идет не на сотни, а на тысячи. Зато, продолжаю думать я, складывая продукты, теперь шансы стать миллионером значительно выше — вот уж и правда, освежающе. Я выхожу на улицу, идет дождь, стемнело.
Люди стоят в очереди к зеленому банкомату со знакомым логотипом (Сбер. Всегда рядом!). Вспоминаю, что вчера мне снился Путин, люди с оружием, люди с оторванными конечностями. Такие сны редкость, разве что сразу после начала войны мне приснилась военная операция по захвату общественного туалета. В кабинке сидела красивая женщина, а окружавшие здание люди выглядели испуганными.
Дома, пока разбираю продукты, включаю подкаст преподавателя сновидений. Он зачитывает отрывок из книги, название которой я не запоминаю, выхватывая только общий смысл: бессознательное существует в форме снов и в форме воображения. И то, и другое может быть пассивным, неуправляемым, хаотичным и чужим, или пробужденным, ясным, активным, созидательным.
На кухню входит муж, берет пакет с мандаринами и моет их все сразу, не вынимая. Голос преподавателя сновидений теряется в шуме воды, и я выключаю подкаст. Вода надувает прозрачный пакет, и в этот момент мандарины становятся золотыми рыбками. Ненадолго — ровно настолько, насколько хватает инерции моей ассоциации. Потом мандарин лежит у меня в руке, он выглядит, как мандарин, пахнет, как мандарин, у него мандариновая оранжевая кожура. Рекламный слоган для мандарина? — спрашиваю я, очищая. Мандарин — не маргарин, отвечает муж, съешь мандарин и в глазах ультрамарин, отвечает он, мандарин — всем фруктам Алладин, мандарин растет за мир. Что-то не то с рифмой, говорю я, но позиционирование мне нравится.
7p
Может ли быть, что я – божество, как и ты, которого я ненавижу? Что мне твоя старость, Квадрат, если твое безумие – снова молодо.
8х/y
Вскоре после приезда мы с мужем идем в театр «Бункер». В темном подвале работает бар, девушка за стойкой разливает напитки и говорит, что владельцы решили, что лучше один бункер, чем несколько семейных ипотек.
Муж выпивает немного виски, я пью апельсиновый сок. Режиссер, и он же единственный актёр, появляется в фойе и зовет зрителей в зал. Я узнаю его еще до того, как он начинает говорить, потому что подписана на него в фейсбуке, да и вообще, думаю я, глядя на кудрявый затылок, есть такие люди, которые кажутся знакомыми сразу, и неважно, друзья вы или нет.
Зал оказывается небольшой комнатой с длинным столом. Мы рассаживаемся, будто на семейном празднике, и режиссер говорит, что это не совсем спектакль, а история об отце. Отец умер, говорит он, и я стал думать о нем, разбираться, что вообще знаю.
Он достает открытки и фотографии своих молодых родителей, рассказывает, как они познакомились, какие-то семейные байки о том, как папа встречал их с мамой из роддома, какие-то первые воспоминания, про музыку и конструкторы, про дискотеку и джинсы, и как родителя развелись, а потом отец стал пить и уехал по контракту в Чечню.
В конце спектакля режиссер выключает свет и ставит видеоролик, который смонтировали на смерть отца его сослуживцы: под попсовую музыку со словами «Герой» и «Квадрат» люди едят шашлыки, пьют пиво, мелькает надгробный крест и военная форма. Время от времени поверх изображения накладывается надпись: «Помним», «Друг», «Муж». Шрифт — жирные буквы с тенью, и я про себя отмечаю их старомодность, будто прямиком из восьмидесятых, хотя, продолжаю механически подсчитывать я, человек умер каких-то семь лет назад.
Спектакль заканчивается слайдом с Квадратом, поверх которого, все тем же шрифтом — «вставьте свой текст».
На обсуждении я пытаюсь что-то сказать и плачу. Делаю паузу и говорю снова. Кажется, я говорю «просранная жизнь», а может, что-то другое. Я чувствую ненависть к этому хитрому и злому, что смеется с последнего слайда. У этого нет лица, а только воля. Я пытаюсь сформулировать какая, но мне с трудом это дается. Облапошить, обыграть, подменить одно (что?) на другое (что?). Вставьте свой текст.
9p
Круглое спело и плачет по нам, и плачет по нам, и плачет по нам.
10 x
Тепло, можно ходить в футболке, говорю я маме, когда мы созваниваемся, и, в доказательство, показываю ей солнечную улицу. Не простудись, говорит мама, смотри, все в куртках. И правда, несмотря на теплую погоду, я одна из немногих, кто одет легко. Погода, объясняет мне муж, переменчива. Налетевший ветер подтверждает его слова, смешивает их с опавшей листвой. Осень похожа на лето, а зима наступает внезапно.
11x/y
С преподавателем сновидений я познакомилась еще до войны. Это был конец осени, в утренних медитациях я представляла, как нахожу учителя. Мой учитель, думала я, почему-то вспоминая всех своих психотерапевтов и психологов, должен совпасть со мной основой, внутренней конструкцией. Он, думала я, будет мне подходящим — не сложнее и не проще, чем мне надо, не мудрее и не глупее, не страннее и не обычнее.
В конце декабря мы с мужем, наконец, попали на семинар известного мастера падений. В зале, увешанном схематичными изображениям падающих людей, мастер прикасался к ассистенту и тот падал — то тяжело и громоздко, то легко и невинно, то оседал, как спущенная надувная игрушка.
Я лежала на полу и смотрела в потолок, пока муж держал мое сердце и оно падало, падало вглубь земли. Мастер ходил между лежащими телами и поправлял падение: легче, говорил он, ты не падаешь, говорил он, ты держишь. Я чувствовала, что падаю недостаточно, мои стопы не были одновременно на земле и везде, как описывал мастер падений. Они то прилеплялись тяжелыми гирями, то парили где-то наверху.
Вечером после класса я подписалась на страницу преподавателя падений, и сразу же поняла, что он — мизантроп. В комментарии к посту, в котором мастер падений вопрошал, действительно ли все люди идиоты, преподаватель сновидений, который был проездом в Москве, звал на медитацию в музей. Я записалась, постояла с ним у «Красных виноградников в Арле» и стопы мои, наконец, были где надо — везде и на полу.
С тех пор мы занимаемся раз в неделю. В осознанном сне, говорит он, пока мы сидим перед экранами своих ноутбуков — он в Питере, я в Алматы, — можно не только летать или менять локацию по своему усмотрению. Во сне можно проходить сквозь предметы, встречаться с демонами своего подсознания и побеждать их, празднуя победу наяву. Во сне можно проникнуть в другого и посмотреть на себя через его/ее глаза. Во сне можно играть на музыкальных инструментах, медитировать и, главное, умереть.
Умереть во сне, говорит учитель сновидений, пока за окном падает снег, умереть во сне и остаться живым, значит растворить все сновидения, зависнуть в нигде и никем. В общем-то, это и есть полное растворение.
Некоторое время мы молчим, и я рассматриваю его лицо. Это веселый рыжий мужчина с синими глазами. Мы встречаемся каждый вторник. Перед началом занятий я окружаю себя подушками, потом набираю ему в телеграм.
Он предлагает мне представлять разные фигуры и буквы, потом менять их цвет и место в моем теле. Иногда, как сейчас, мы разговариваем. Мы делаем это, пока я не засну. Оставшуюся часть сеанса мы спим с включенными мониторами. За пять минут до истечения часа он будет меня звонком колокольчика. Пару раз я просыпалась раньше, чем он: в первый раз его камера съехала так, что половину экрана заняла малиновая подушка и полуоткрытый рот, во второй раз он негромко похрапывал. Так я поняла, что он не жулик.
Мастерство засыпания, которое я, пока безуспешно, пытаюсь освоить, заключается в том, чтобы уйти в сон, не потеряв осознавания. То есть сохранить память и ощущения так, будто я продолжаю бодрствовать, но начать видеть сон.
Однажды мне удалось это сделать, и я упала сквозь пол квартиры и оказалась этажом ниже. Там был старый, ободранный диван и пара кошек. Несколькими неделями позже мне удалось заглянуть к соседям снизу — к моему разочарованию, у них был современный ремонт и никаких домашних животных.
12 x/y
Резкая перемена погоды — от золотого к белому, от теплому к холодному, — вызывает у меня головокружение. Или это скачок давления? Первый раз я чувствую его во время медитации, затем — когда мою посуду на кухне. Однажды чуть не падаю с подтаявшей лестницы.
У беременных, вспоминаю я, объем крови увеличивается, вместо четырех литров в моем теле к седьмому месяцу беременности будет пять с половиной литров крови. По дороге домой я скачиваю приложение и устанавливаю дату предполагаемого зачатия. Приложение показывает размер плода и сообщает, что на этой неделе начинает функционировать новая железа внутренней секреции — плацента.
13 x/y
Летом после начала войны мы с мужем говорили друг другу, что не уедем. Что здесь наше присутствие ценнее, чем там. Я продолжала — распечатывать плакаты с цитатами Толстого, повязывать зеленые ленточки на столбах и скамейках, красить обувные коробки в черный, выводить на них красным имена обстрелянных городов, оставлять коробки в парках, как памятники или маленькие гробы. По дороге к психотерапевту я толкала тяжелую стеклянную дверь, на ней был стикер — «нет войне», ровно под моей ладонью, он был там с самого февраля.
В июле мы снова заговорили о ребенке. Я сдавала анализы, а потом вглядывалась в таблицы. В целом все было в норме, кроме железа и солнечного витамина D. Мне казалось забавным, что тело испытывает дефицит именно этих элементов — света, который крадут серебристо-белые облака, и железа, металла, символизирующего стойкость.
По субботам ездили в собачий приют. Он занимал пустырь между кладбищем, рекой и стройкой где-то в Химках. Лай было слышно издалека. Собаки сидели в клетках. Большие и маленькие. Тихие и громкие. Одноглазые, одноногие, с пороками сердца, почек, с густой шерстью и шерстью в проплешинах, выбритыми боками после операций. Некоторые сидели в специальных «карантинных» вольерах, некоторые выходили на прогулку, но вместо того, чтобы гулять, сидели на месте. Но по большей части собаки были здоровы, весело тянули поводок, хотели бегать и обниматься. Волонтеры — их можно было узнать по резиновым сапогам и грязным курткам — брали по собаке и шли/ тащились/ бежали по тропинке, вдоль реки, к лесу. К ботинкам и штанам прилипала грязь, сердце стучало, поводок натирал руку.
Возвращая собак, мы обменивались впечатлениями — какой характер был у сегодняшнего компаньона. Каждая собака брала чем-то своим — обаятельной мордой, сильными лапами, покладистым или своевольным духом. Мы стали думать о том, чтобы взять собаку себе, и присмотрели троих. У Чебурека было выигрышное телосложения — чуть ниже колена, он немного напоминал бульдога. Во время прогулок он то убегал вперед, то возвращался, чтобы лизнуть мою ладонь. Гермес бежал зигзагами, обнюхивал все кусты и всех встречных собак, визжал от поглаживаний и по-щенячьи падал на спину, подставляя ладоням золотистый живот. Злата была самой умной и беспроблемной: знала команды и без усилий останавливалась, стоило остановиться поводырю. Волонтер сказала, что в Злату стреляли, но все операции и проблемы уже позади, разве что от звуков фейерверков Злата по-прежнему сходит с ума.
Я примеряла, как буду гулять — с Чебуреком, Гермесом или Златой — и как тяжелая слюнявая морда будет ложиться на колени. Может быть, обсуждали мы с мужем, это будут две собаки. Мальчик и девочка, и они буду любить друг-друга, прямо как мы. Возможно, мы переселимся в деревню, купим или построим дом, и нашим питомцам будет приволье. У нас был специальный день для таких разговоров — суббота.
В московском августе у нас в лофте поселилась кошка и два котенка. Они болели, блевали и температурили. Их привел к нам сосед по этажу, он узнал, что на стройке неподалеку травят кошек и отловил знакомое семейство. Оставить у себя не мог, пока не вылечим, чтобы не заражать двух сфинксов, которые у него уже были.
Мы носили найденышей к ветеринару, ставили уколы и обнаруживали все новые и новые болячки. Мать пришлось отделить от детей, чтобы она не кормила их зараженным молоком, но дети все равно рвались к ней. Черный котенок с белым ухом и черный котенок с белой бабочкой раз за разом преодолевали высокие ступеньки, чтобы подойти к двери, за которой жила мать. Когда им стало хуже и в кале появилась кровь, они больше не поднимались по ступенькам, а жались к их основанию. Я лежала на ковре в паре метров от них, когда белое ухо с усилием взобрался на мои колени и описался. Моча была теплой, ее было совсем немного. Я взяла его на руки — он почти не дышал. Мы завернули его в полотенце и поехали к ветеринару. Подъезд к ветклинике перекрыл черный джип, и последние сто метров я бежала под дождем, прижимая к себе завернутое в ткань тело.
Думала ли я, что мы еще можем его спасти? Пока мы ехали, его голова подергивалась, изо рта пошла пена. Шансов не было, в ветклинику я принесла его уже мертвым.
Когда я вернулась, машина стояла на аварийке посреди дороги — водитель джипа так и не появился. Мы закопали котенка под деревом у дороги, воспользовавшись оставленной кем-то игрушечной лопаткой. Недалеко от могилки птицы, которую не спасли весной. Она умерла на руках у ветеринара, который слишком резко перевернул ее, и птица захлебнулась собственной кровью. Теперь тут кладбище домашних животных, пошутил муж, когда мы закончили.
Когда поднялись в квартиру, застали у двери курьера. Он выгрузил туалетную бумагу, моющее средство и тест на беременность.
В ту же ночь мы на всякий случай отвезли к ветеринару белую бабочку — ему вкололи еще лекарств и прописали двухнедельный курс ежедневных капельниц. Бабочка выжил, мы оставили его у себя, через месяц он поехал со мной в Казахстан. Кошку-мать взял к себе сосед. Чебурека, Гермеса и Злату я больше не видела, но чат «волонтеры, приют» все еще жив у меня в телефоне. Время от времени в него прилетают фотографии собак — потерялся, нужна транспортировка, операция, лекарства, дом. Время от времени в чат добавляются новые люди и спрашивают, когда можно приехать. Ничего нового, меняются разве что клички собак, да имена пользователей. Пользователь «ZAнаших» спрашивает, кому передать корм.
14 x/y
В инстаграме я попадаюсь на крючок АСМР-рекламы. Смотрю, как перетекает из формы в форму крем, как на густой текстуре возникают и исчезают следы волн, как создается и нарушается композиция, структура, орнамент, как одна текстура и один материал смешиваются с другим.
Люди на видео делают чайники, шьют матрасы, заливают полотно краской, лопают воздушные шарики, отрезают волосы, превращают тесто в хлеб, украшают вафли. Несколько раз мне попадается англоязычная реклама приложения для людей с синдромом дефицита внимания. Я смотрю ее без звука: первый тридцать секунд женщина лежит на разобранной кровати и, очевидно, жалуется кому-то за кадром. Затем часть экрана занимает яркий логотип приложения. Девушка приобретается, заправляет кровать, отправляется на пробежку, садиться за работу. Комбинация — заправленная кровать, душ, пробежка, работа — повторяется. Девушка отмечает галочкой сделанные дела.
Я выхожу из инстаграма и захожу в группу flats for friends, в которой люди выкладывают объявлении о сдачи в аренду или поиске жилья в Москве. Мне нравится читать объявления (несколько фактов об авторе поста, описание жилья или желаемого места для жизни, что-то неизменно оптимистичное в финале — квартира заряжена на замужество или карьеру, готова стричь вас бесплатно). Я испытываю удовольствие, когда вижу выгодные предложения, и недоумеваю завышенным ценам. В комментариях под постом балерины из Мексики кто-то пишет: «Не самое лучшее время для визита в Россию». На несколько секунд я останавливаюсь и вспоминаю, что совсем забыла о своей цели. Диваны, ковры, кулинарные достижения и идеальные маффины увели меня далеко от того, что я считаю собой.
Я выключаю телефон и оглядываюсь. Я лежу в полутьме, рядом спит муж. Ночной свет превращает все — огромный и уродливый шкаф, комод с зеркалом, холодный фонарь за окном, — в подобие миража. Он четок и совершенен, этот мираж, его реальность гораздо легче и холоднее той, на видео. Мое тело принадлежит этому холодному и немому. Я пытаюсь заснуть, но еще долго лежу с закрытыми глазами, то отталкивая, то приближая не свои чужие сны — маффины, крем, немнущееся постельное белье, свечи с ароматом корицы.
15y
В какой-то момент клетка делает выбор: стать частью того, что будет человеком, или частью того, что его охраняет — хорионом, а затем — плацентой.
Плацента предотвращает атаку иммунной системы матери на инородное тело. Она — примиритель, защитник и транспорт. Плацента передает и выводит питательные вещества и гормоны, она созревает, переживает свою зрелость и старость в утробе. Ее жизнь закончится вместе с внутриутробной жизнью плода. В течение пятнадцати или тридцати минут после его рождения родится и плацента, скорее всего, ее выбросят в отходы группы «Б». Плаценту называют также «детским местом», а слово происходит от латинского «пирог» или «лепешка».
16 x/y
В Москве мы устраивали дома показы документальных фильмов. В них черные женщины добивались остановки кровопролития танцами и молитвами, бразильцы на площади наблюдали за процедурой импичмента, а в ЮАР акторы расового насилия каялись, встречая родственников тех, кого они взорвали, убили и изнасиловали.
Проектор работал с тихим гулом. Роль экрана выполнял подвешенный к потолку, наподобие паруса, фон с нашей свадьбы. «Цветущие ветки миндаля» Ван Гога с одной стороны и белое полотно, принимающее световой удар, с другой.
Состав участников был, как правило, немногочислен. Чаще всего к нам приходил Иван, друг мужа. «Философ и путешественник», — представлялся он, скрывая от нерегулярных посетителей ипостась успешного топ-менеджера. Чуть реже приходил реставратор звука. Еще к нам приходила Любовь. После того, как она увлеклась изготовлением хлеба, и, немного, реставратором звука, она стала приносить с собой дары — то батон на ржаной закваске, то французский багет. Мы иногда выходили гулять и ели хлеб на скамейке, запивая чаем из термоса.
После того, как философ уволился и отправился в свадебное путешествие по Амазонке, наша группа постепенно распалась. Рестовратор стал реставрировать звук в трехстах киллометрах от Москвы, Любовь все хотела прийти, но никак не получалось: отвлекала то работа, то волонтерство, то хлебная закваска.
17 x
Врач смотрит на меня усталыми глазами в темной подводке. Ничего, моя милая, говорит она, кушайте хорошо и ложитесь пораньше. Мне не нравится слишком большой кабинет этой частной клиники, пустые слова и чистые полы холодны, и я делаю вид, что соглашаюсь, но решаю, что здесь я наблюдаться не буду.
В другой поликлинике я долго стою в очереди в регистратуру, передо мной — группа индийских студентов. Аптечный киоск при входе, пожилая гардеробщица, с достоинством выдающая номерки, серый ковролин и переполненный лифт, все здесь кажется жилым, хотя и не новым.
Поликлиника напоминает мне поликлинику моего детства. Несмотря на то, что врач повторяет слова первого врача, то ли тон, то ли обстановка делают их не такими холодными, и я решаю — тут. На меня заводят большую розовую тетрадь, на обложке размашистым почерком ассистентка врача пишет мою фамилию и дату рождения. Крупнее остального — «Гражданка России». Когда, уже дома, я оборачиваю тетрадь в прозрачную обложку, то замечаю, что дату рождения написали неверно. Но важно ли это?
18 х/y
Я уезжала на месяц позднее мужа, собирала нашу жизнь в коробки, а то, что не помещалась, складывала в каморку над туалетом. Не умещались праздничные платья, большая часть книг, картины и открытки, миди-клавиатура, на которой я последние несколько месяцев училась играть по роликам на youtube, набор рабочих инструментов, который муж собирал, делая ремонт в нашей квартире, и многие другие вещи, вспомнить и перечислить которые я уже не могу — забыла. Под конец я устала, перестала развешивать вещи на вешалки и складывать безделушки в коробки и просто пихала все, что попадало под руку, либо в коробку (с собой), либо в пакет (оставить).
Всю неделю квартира стояла неприбранная, загруженная неопределившимися вещами. Бабочке нравился беспорядок: он забирался в пустые коробки, спал на горе вещей, мяукал, мурчал, грыз. В выходные приехал реставратор звука, вынес коробки, помог прибраться. На чистой кухне мы пили чай и гладили кота.
Он рассказывал о своей работе: самое муторное — просеить немоту. Немоты много, целые километры. Погружаешься в нее с фонариком и собираешь чашкой, сколько унесешь. Потом поднимаешься, высыпаешь немоту на специальный прозрачный стол и ворошишь лопаткой, ищешь, заблестит ли. Если заблестело, отмываешь, прислушиваешься: звук или свет? Одно без другого редко бывает, но нужно понять, чтобы правильно вырастить потерянный остаток. Когда поймешь и сделаешь присадку, нужно оставить звук в теплице и ждать — отрастет ли, или загнется. Не все звуки возвращаются. И что вы делаете, если звук не возвращается, спросила я. По-разному, ответил реставратор, чаще всего просто малюем сверху что-то похожее.
Время было заполночь, я постелила реставратору на полу в зале. Ночью мне приснилась немота, она состояла из пакетов и коробок, на которых таинственно поблескивала золотая пыль — то ли свет, то ли звук.
19 x/y
Погружаясь в воспоминания, чего я жду на самом деле? Прошлое встает то плотным и осязаемым, то расплывчатым и незнакомым. Приглядываясь к нему, я вижу то одну, то другую сюжетную линию, то одну, то другую завязку, конфликт, мотивацию героини. В жизни слишком много деталей и каждая намекает на свое уникальное значение, свою причинно-следственную связь со мной.
Сон предлагает другую биографию. В ней нет ничего постоянного, ни имен, ни предметов, ни жесткой связи событий друг с другом, и, все-таки пытаясь воссоздать свою сонную жизнь, я чувствую большую близость с собой, чем перебирая картинки реального.
Как будто для того, чтобы быть привязанной к собственной жизни, мне нужно одеть ее в облако чувств, в то время как сон — и есть это облако. Пребывать в нем — сложная задача. Ум действует по старинке, пытается найти карту, выделить в незнакомой среде законы и объекты, следить за ними. Но паттерны, которые он знает, здесь не работают. Во сне важно совершить, сделать внутренний жест, почувствовать его, как в танце.
Я решила писать про сны, и мне кажется, что отгадка спрятана где-то между моим прошлым, настоящим и будущем, и, одновременно, в месте, о котором я ничего не знаю, которое не могу назвать и изучить. В этом месте пропадают забытые сны, в этом месте меня нет, хотя моя и его природа едины. Однажды я окажусь там или оно найдет меня. Почему я это знаю? Я не знаю. Я жду.
20x/y
В утробе матери я спала почти постоянно. Я проводила большую часть времени в фазе быстрого сновидения. Фазы, которые у взрослых людей сопровождается снами. Новорожденной я спала, как полагается, 20-22 часа. Взрослее, превращаясь из младенца в ребенка, я спала 18, 16, 14, 12, 10 часов в день. Подростком я спала 10, 8, 7 часов. Взрослой спала 12, 8, 6, 3 часа, проводила без сна сутки, трое суток. Интересно, что больше всего человек спит, когда еще не знает, что такое сон.
Самые длинные тени от предметов бывают ранним утром и поздним вечером, а в полдень — самые короткие. Можно ли сказать, что полдень жизни — все время жизни перед умиранием? А время после полудня — умирание, сколько бы оно ни длилось — минуты, часы, дни?
Нормальный порядок вещей таков, что человек спит всю жизнь, постепенно сокращая время, необходимое на отдых, до тех пор, пока не начнет умирать и уж тогда не заснет навсегда.
Родство сна и смерти также понятно, как родство тени и тьмы ночной. В древней Греции, я прочла, был не один Гипнос — бог сновидений, не только сонм ониров — лживых и вещих снов, но были еще Морфей, Фантас и Фобетор, которые принимали во снах вид человека, животных и вещей.
Как будто речь идет о менеджерах большой корпорации, или каких-то элементах кода компьютерной игры. Забавно, что, родословная сна связывает его со смертью и безумием, но именно отсутствие сна, а не его присутствие ведут к безумию и смерти.
21x
Наша съемная квартира аскетична во всем, что не касается размера цветов на обоях и лепнины. На кухне — одна вилка, две ложки, три ножа. В первый день мы купили пару тарелок и одну небольшую салатницу. Салатовую салатницу.
Сегодня я мыла ее в раковине и неожиданно обнаружила, что салатниц две.
— Кажется, они размножаются, — сказала я мужу.
— Ты веришь в салатницы больше, чем в меня, — ответил он, — взял вчера еще одну.
Секунду между тем, как я обнаружила дубль и получила прозаическое объяснение, я была готова поверить, что сплю.
22p
Две тарелки, пустая и полная. Два аспекта — проявление и пустота. Суть метода — удивление: я не могу представить, как ты страдаешь.
23x
Муж не сказал отцу, что уехал. Написал маме и попросил пока не говорить. Сидит у телевизора, ты же знаешь. Ему что в Москве, что в Алматы, все равно. Я соглашаюсь — все равно.
24 x/y
Квадрату свойственна ностальгия и романтизм. Почему я могу так говорить? Знания о нем зашифрованы в сканвордах и фасонах платьев, фасоне речи, также, как мечты выдают себя в рекламных слоганах.
Квадрат мог бы быть моим дедушкой. Мой дедушка был директором электростанции и писал в блокноте характеристики для своих подчиненных — идейный, себе на уме, командный. Квадрат не берет отпусков, квадрат знает, как лучше, он готов все заквадратить. Квадрат любит углы — острые и прямые. Тупые углы он не выносит. Потому что они снижают градус.
25x/y
Из Москвы приезжают коробки. Пространство сжимается, образуя ходы и щели. Порядок преображения обратный сбору — пустые шкафы заполняются одеждой, полки — безделушками и книгами. Преображение неполное — вещей меньше, безделушек меньше, стены все равно чужие.
Муж разоблачает неумелость моих выборов — зачем мне столько рубашек? Где мои инструменты? Я отмахиваюсь и ищу место для своих символических защитников — колода карт таро, настенный Будда.
Перебрав несколько мест, оставляю карты на полке рядом с арт-материалами, а Будду креплю на скотч, но он падает уже через пару минут, так что его приходится свернуть и спрятать в ящик.
Таро я вожу с собой везде и нигде его не раскладываю. Мне нравится, что я могу в любой момент достать карту и думать, что пользуюсь потайной дверью, которая ведет… Куда? Или откуда? Я рассуждаю вслух и муж резюмирует: карты — легкий способ постучаться в подсознание.
Квартира, в которой мы живем, мне не нравится. Даже насыщенная нашими вещами, она не утрачивает чуждости. Я ощущаю себя в гостях у старших родственников — не близких, но и не далеких, таких, у которых есть достаточно общего со мной и достаточно отличного, чтоб меня это раздражало и делало уязвимой. И я приехала к ним со своими коробками, своим мужем, своим котом и буддой. Но этим не превратила их дом в свой. А где же мой?
Продолжение в следующей части.
Фотографии Насти Малыгиной.