На губах клейкий привкус ржаной муки
Александра Шалашова
e
*
в новой квартире слабый запах —
наверное у тех кто жил до меня был кот
а теперь увезли наскоро набрызгали
освежителем воздуха
и думают что ничего не осталось
но на самом деле
я ведь всё равно ночью встаю,
заглядываю под кровать под тумбочку
на самые высокие полки —
мой-то тоже любил сидеть высоко,
щурить тёмно-янтарные и тигриные
не спускался ко мне даже когда звала
кис-кис, говорю, кто здесь хороший —
а назавтра на коже тоненькие царапины
совсем зажившие десять лет назад
*
мужчина, с которым давно не живу
говорит, что женится на темноволосой девушке,
которую полюбил
а меня кто любил
я помешиваю
в кастрюльке выкипающий суп
раскладываю кусочки чёрного хлеба -
по всему видать, что нарезали к празднику
треугольниками
так в родительском доме
отличали
дни когда когда плакать
от дней когда надо плясать
под непрестанно работающий телевизор
вездесущий гомон
берегите себя
пожалуйста берегите себя
оставайтесь дома
а что в нашем дому
сквозняки пыль
некуда деться
только вдыхать сквозь тюль
воздух сухой и бесслёзный
долгого времени вам
счастливого времени
треугольных крошащихся ломтиков
*
Москва
в молозиве в мареве
мокрые травы цепляются за каблуки
не дают домой
где твоя улица
где твой дом где не твой
пятнадцать минут от метро быстрым шагом
переходящем в бег
дыханье срывается
в сыром воздухе столько капелек
остаётся
на открытой коже ладоней
бусинки
бисеринки
звенит браслет на запястье
будит к утру
поднимайся
принимайся за все дела
что оставила
бросила в самый туман
а они вышли
вынули стальные мечи
мол иди заваривай чай
иди люльку качай
на ходу придумывай колыбельные:
как у царя было сорок сыновей-журавлей
да одна дочка серая уточка
что жила на конце земли
и когда братья хотели видеть сестру
они плыли над человеческими городами
в их крылах был туман
потому что никто не хочет видеть клин журавлей
сразу петь начинают про сизую мглу
а что я могу —
только петь о том, что скоро журавли полетят назад,
проведав сестру, а туман истает из распахнутых глаз
тогда будем стоять-встречать
не бояться не ныть
и тогда
никакой сизой мглы
никакой сизой мглы
*
страх вторжения
страх щепки
дерева
деревянных бусинок
снизанных в ожерелье
жребия
глиняного черепка
беличьего черепа
найденного в парке
— сквозь пустые глазницы видна
река аллея памяти где лежат погибшие
в Афганистане, Чечне, Сирии
никого с именами —
страх чёрной спорыньи
гнили мучнистой росы
червивой малины
маленьких собак
с голой кожей тонкими ножками
ножей со слишком острыми лезвиями
— резала помидор: хлынуло вместе
с прозрачным соком алое смешалось
с розовым запятнало тарелку —
страх общих лестниц
без отопления страх леса
в котором
мала
безымянна
ау
придёт
дяденька
из ‘лизы алерт’
на плечи взвалит
навсегда вынесет из тёмного леса
страх исчезнуть
страх довериться
страх лестниц
страх дверей
— кто там, спрашивала,
не отвечали, только громко дышали,
закрывая тёмным пальцем глазок: отрывай, свои —
свои все дома
шептала сквозь обитую ватой дверь,
хотя дома не было никого,
только звенела и грелась люстра, подвешенная к потолку —
страх рыб
страх мальков
страх младенцев
— а что это у тебя сердце
вот так колотится тук-тук-тук
когда надо —
страх боли
страх больниц
капельниц
страх ноября
нуля
заморозков
это я
это кажется я
вот те кто встречает меня
светит в лицо яркими фонарями
кладёт в рок кусочки тёмного шоколада
не глотай долго держи во рту
не глотай долго держи во рту
и никто не спрашивает как зовут
все знают
*
расскажу, что нынче празднуют, что поют:
встречают ноябрь, протягивают ему
навстречу сухие ветви,
иссушенные ветром руки
просят
подари нам, пожалуйста, большое
футбольное поле с вытоптанной травой
голубей белых
звуки скрипок из распахнутых окон музыкальной школы
имени
или
выпусти нас отсюда
из комнаты где клочьями сходят обои
а под ними проступает какая-то настоящая
жизнь
жизнь прабабушки
умеющей делать молочный сахар как никто не умел
пока я расшатывала в темноте
молочный зуб
все встали засуетились сгрудились
возле прабабушкиной постели
вот так-то у нас встречают ноябрь
месяц невыключенных фонарей
неизраненных рук отвыкших от острых трав
выносят хлеб-соль:
он не ест, всё чурается —
а когда начинает
выходит страшно и неопрятно
сыплются крошки
на белый фартук
с кружевной каймой
сквозь израненный рот
сквозь пробитое горло
*
это о том как под сердцем неся дитя
пошла в тёмный лес
там посмотрела в глаза светло-карие
того чьего имени нельзя называть
долго ждала думала разорвёт притворилась упавшей
а потом открыла глаза поняла что теперь далёко
только хрустит распрямляющаяся трава
это о том как родила
не мышонка и не лягушку
а хорошенького мальчика
и ничего не предвещало плохого
потому что не царапался не кусался —
только не пил человеческого молока
*
вырастают медвежьи лапы
прорастают медвежьи лапы
из тебя из предплечий
сквозь ивовую корзинку
переплетённых пальцев
загребают к себе
всё гребут
и любовь и жемчужный смех
и жемчужные серьги подаренные на десятую годовщину
одиночества
и нерожденного сына
и синюю ленту
и серую белку
невидимую среди деревьев филёвского парка
смотришь и смотришь
напрягаешь ресницы чтобы затрепетали занемогли
наконец выглядишь — посмотри, вон белочка:
а у тебя ни мальчика нет ни девочки
только чёрные лапы
от которых не открестишься
которыми не перекрестишься
сгинь морок сгинь пропади —
где мои тонкие, где мои белые?
на каждом пальце по серебряному колечку?
ой то не вечер убегай себя сбереги
а уже снежок похрустывает под лапами
на губах клейкий привкус ржаной муки
Фотография Насти Малыгиной.