Третья подборка стихов собрала, кажется, некоторых близких и некоторых весьма далёких друг от друга авторов. Тем интереснее.
Анна Цветкова
***
из сна который не увидел ты
лесная мята у забора
и полевые мелкие цветы
дыханием заместо разговора
дождем омыт смородиновый куст
теплом листва как будто ты ладонью
репейник прицепился к кофте — пусть
о чем-то тихом как-нибудь напомнит
как соберутся в ливень облака
как свет притихнет вдруг на кухне
как молния издалека
сверкнет — и сразу же потухнет
Станислава Могилёва
***
войти в воду и плыть
плыть куда глаза глядят
до самого горизонта и далеко за него
как происходит время там
где за ним никто не наблюдает
быстрые осенние дни как длинные волосы
растут секутся живут своей жизнью
вибрирует тоненько утихающий день
тугой волной выброшенные на берег
для перехода на следующий уровень обязаны
разобраться что здесь к чему
сонный свет солнца подобен цвету латуни
звуки во влажном холоде звучат глубоко и ясно
добро пожаловать, осень, осень, мой прозрачный друг,
чувствуй себя как дома, ни в чём себе не отказывай
так, пропасть за пропастью,
мы движемся априори по чужим следам
случайный ветер и
слепое пятно
нам в помощь
Дарья Серенко
***
те влюблены и эти влюблены
но оба невзаимно так что можно
влюбиться между ними и смотреть
как движется она ему навстречу
а он ложится поперек моста
с плакатом разноцветным на груди
о не ходи к нему на встречу не ходи
ты узко мыслишь я тебя люблю
мы плохо выглядим мы так аполитичны
ты любишь все что движется а я
люблю все то что с нами неподвижно
и в ласке сокращаю имена
слагаемые их местоимений
я так один: три пишем два в уме
мой друг, когда останемся друзьями
давай как есть останемся во тьме
Александра Цибуля
***
Не по себе от присутствия этих нечеловеческих сгустков.
Тихий свет забрался в деревья, небо и дом
приобрели одинаковый оттенок нежности.
Но и это не стало наградой.
Пришла ночь и содрала лица вещей.
Печаль вошла в вещи и стала их оправданием и полнотой.
Беспомощны безымянные вещи, и какой в них толк.
Распускается цветок-боль, дар
этой одинокой практики без человека и бога.
Галина Рымбу
***
говорят, белый хлеб едят в городах когда нечего есть или
нечего есть отдельному человеку, тогда
он в больших количествах ест
белый хлеб, набивает кишки
мякишем, коркой и если ситуация позволяет
дешевым майонезом толстые смазывает куски
или макает в горячую водичку с бульонным кубиком
он ест и ест белый хлеб, набивает кишки
врачи говорят, что именно белый хлеб
способствует застою каловых масс
в кишечнике, каловых образованью камней, которые
могут жить там, годами, отравляя,
внутри бедняков живущий кал,
их серые лица и тёмный оскал
дрожанье рук в малосемейке над газом
и лампы серого цвета в изголовье постелей их, китайские бра
вперемешку с иконами, постерами звёзд,
тонны белого хлеба в мыслях их,
в моих мыслях слипшийся
мякиш, буханки горячие, чёткие и
страх страх страх
в тринадцать лет заходя в магазин страх
неудобно невыносимо перед знакомым красивым парнем
просить продавца дайте частично в долг
булочку белого, 4 рубля я отдам сейчас,
а два занесу потом
а продавщица в ответ: «да возьмите горячего серого»
да, но серый ведь лучше есть со сметаной, с борщом,
а где взять борща
ведь для борща нужно мясо
мясо
невинных жертв режима или
просто животных
кричащих коров под дождем
в деревне сибирской
над районом ноябрьской ночью
жужжание, первый морозец и холодно спать
холодно дома дышать и слышно
как в тёмных домах кричат и скрипят
кишки наших людей
как в пекарнях ночных он, гудя, выпекается сам,
издеваясь, кривляясь, ломаясь
в черных алясках, в штанах адидас
рано утром по темному льду на остановки идущих,
пахнущих газом, дикая песня —
да, тех, что поддерживают режим,
вам сказали, но так выходит,
что кишечники взяли своё,
а в лицах — совсем другое
или студентки мы с Леной, несколько лет, бегающие в «Пятерку» за
белым, жрущие как попало, огромные, с толстыми ляжками,
тучные, вечно, жирные и голодные,
желающие пожрать
этот хлеб, картонный московский хлеб для неуспешных, пекарен вне
бельгийских, французских, с кунжутом и солью морской,
для гандонов гарцующих по тверской
и мы даже не знаем кем он был приготовлен
чем смазан, с каким трудом,
больше ста лет не видели хлебных печей, и сами мертвы, не исключено,
что это вовсе не хлеб, его не пекут, не месят, а черт знает что, во сне,
на берегу моря, в шикарной гостинице, худой загорелой мне,
всё, что связано с хлебом приснилось мне.
Фотография Марка Заевского.