Вчера на мою фразу «Я разрешала тебе трогать только эту игрушку, а не ту» пятилетняя девочка ответила: «Проголосуем?»
«нежность волчат собирается в стаи…»
У. А.
*
мольбой об объятии
выглядит плетеный стул
переведи Снегурку на красный
пока не уснул, Иаков, пока
цветет правое ухо мое
пока затихает танго
шагов Твоих поутру
*
кисло-сладкое становится горьким:
не подтрунивай — сух тростник
не спартанских тел
византийский взгляд за Тобой следит
заиконный тон чад своих хранит:
кубы-домики
как ребенок
как кутенок
в Тебя
уткнусь.
как волчонок
как звереныш
запою:
возьми, возьми
нежность, Рахиль, —
мою.
*
Эпоха длящегося комментария
пытается брать пример с Марселя Пруста
дополняя предложения
обретая касание
пустого вожделения
поверхности
Эпоха духовных метаний
взрывается бомбой и самолетом
бурей в пустыне
жирной давящей нефти
так редко воплощаясь
в золоте и рубинах
в глазах византийских
Эпоха осознанной пустоты
очистит биржевой ассортимент позже
оставив лишь Линию, Слово, Пятно
и восклицание «Отче!».
Dior Rouge
Дочь своей матери, в прошлом — я — архитектор-конструктивист. «LadyRed» читаю как «sacred», гораздо реже, слава Богу, как «scared».
Реки текут через вестибюли метро, сквозь полукруг, вперёд, вверх, к звёздам. Проспекты и улицы, проводимые к их плечам по касательной, прорываются цветами в точках пересечения. Здесь проклюнулся и отлетел одуванчик; здесь, просыпавшись незамеченными, оплели тропическими жилами ирисы, резкие, нервные, — тире, вспахавшие почву.
Вода уходит весной, и остаются пионы — красные в красной вазе, играющие в игру длиннохвостых птиц.
И.В. Сталин и высокая мода (космос, Аделаида, Аида)
Карьера кукольника начинается в ноябре, постсоветская утопия приезжает поездом из детства.
Легкая грусть, кусь-кусь, танцы, пшеница, Ив Сен-Лоран.
Тушь для ресниц с наличием и без содержания ацетона, розовый апельсин, Коко Шанель.
И жили они долго и счастливо, а потом — немного по-другому.
Юрий Гагарин расправляет крылья всякий раз, когда приходит дождь и, в конце концов, вопрос с высоты башни — это не «за что?», а «зачем?».
Это — подчинение и бессоюзная связь.
Это… Это слово из четырёх букв есть в Лондоне, Санкт-Петербурге, Москве, Ростове-на-Дону, Киеве, Риме и Париже, и нет, это не секс.
Встань пораньше. Разлинуем это слово вброд.
Штирлиц (резидентка Моссада, маркитанка)
Королева фей, леди совершенство, учительница фей, танкистка, Штирлиц, снова танкистка, снова Штирлиц.
И вывели из Египта и ввели в пустыню.
И маленький принц стал меленьким, как реченька, и рождались дети, и лимон с мёдом превозмогал самый тонкий мазут.
Я не знаю, как вы, а я прямо-таки вожделею попасть домой, на луг, в рязанские травы.
HE-s, sweetie
Это дождь идет, дождь из горла, помнишь лысого Майка, черепашку, царапка, древесина?
Моя прабабушка нюхала табак, и я чихать хотела на то, что будет потом.
Торт с кремом, йогуртовый торт, муравейник.
Винегрет в лицо, кисонька, салат с авокадо.
Ой, всё.
Рыбные коньки
Иногда мне снится Хайдеггер. Голосом растеряного ребёнка он спрашивает: «Как моё имя? Как моё имя?». «Мартин, дорогой мой, Мартин», — отвечаю я, и истина, как и ответ на вопросы «где моя обувь и зачем я пришёл в этот мир?» просвечивает тоном будильника.
Порой во мне просыпается сердитый Удяка, и тогда персонажи, туманящиеся несколько лет, приобретают резкие очертания. Мы думали, это две сестры, но это мать и дочь, день и ночь, уступи ей место, пока она не села сама.
Ты распадаешься, когда не узнаёшь то, с чем сталкиваешься. Ты распадешься, и ты узнаешь.
Это дар, и это дар с сюрпризом. Деревья растут прямо в реке.
Апрельские тезисы
Я — дерево в порыве ветра. В комнате пахло чёрной роскошью, на кухне в очаге догорал янтарь, и дом был насколько высоко, что ты, Алёша, конечно, помнишь, что у нас не было сил спускаться за продуктами.
Когда люди в соседнем сквере совершают синхронную зарядку под группу placebo, вопрос о том, сколько у тебя бывших, а сколько нынешних, отпадает сам собой. Мне часто снится альтернативное Купчино, и Кот-мурлыка обещает обернуться персом, рыжей тыквой, пушистым комком. Жила-была девочка Оля, и её не миновал пергидроль.
Вот вы все думаете ..., а есть реки, наполненные новеллами и бобрами с ног до головы.
Гравицапа
Комната — это корабль, уплывающий вперед, от тебя, от него, даже от нее, которая приняла, вывела, усадила на скамейку среди гомона, тапочек, платьиц, плащей, оливкового, неаполитанской желтой.
Есть те, у которых заперто, и те, у которых сокрыто. Но разве важно это в пунцовой полутьме, в серебристом холоде, в весенне-вечерней охре? Нет никаких предисловий, есть только решётки и застенки, и ключи от них либо в кармане, либо забыты в другой сумке.
Ну пусть тебе будет полно, пусть тебе будет мерно, Гравицапа, якорь на пути к сосне.
Фотография Лёвы Невской.