Движение к движению

Публикуем цикл стихов Руслана Князева с предисловием Влада Гагина.

Я давно хотел написать об этих стихах, но необходимый текст всё время в силу разных причин откладывался. Руслан — весьма андеграундный поэт, если это слово вообще применимо к нашему времени. Он пишет далеко не первый год, но о нём не слышало ни поэтическое сообщество, ни какая бы то ни было интернет-аудитория. Тем не менее, несмотря на такую безвестность, Руслан продолжает писать стихи для своих друзей и знакомых, продолжая при этом прогрессировать и наращивать «стихотворную мускулатуру».

Всё сказанное, казалось бы, играет поэту не в плюс (человек который год пишет, оставаясь неизвестным, — в жёстком графике современности такая ситуация может выглядеть графоманством). Однако Князеву, кажется, и не сильно хочется, чтобы его читали. Вернее сказать, он не знает, как происходит процесс встраивания в литературное или иное сообщество. Он не отправляет стихи в журналы, нигде не выступает, не стремится познакомиться с кем-либо известным и как-то набрать классы.

Впрочем, лучше говорить о самих стихах. Я не случайно в первом абзаце сказал о «мускулатуре». Руслан Князев на фоне современных молодых поэтов выглядит очень консервативно. Для него по-прежнему очень важны рифмы, ритм, образы, работа со звуком — в общем, всё то хорошо отрепетированное «технэ», от которого сегодня отходит большинство поэтов. Понятно, что наращивать технические мускулы для таких авторов, как Руслан, необходимо — иначе свой голос просто не проклюнется через пласты уже наработанных  и отработанных поэтических практик.

Но, несмотря на этот консерватизм, Руслан Князев пишет о современности. Его речь очищена от «вина архаизмов», в его стихотворениях часто можно наткнуться на слова из нашей с вами повседневности, которые автор выхватил из потока и встроил в структуру своих текстов.

трачу время туда-сюда
что имею: ни то ни сё
дом в котором давно снесён
строить новый — не та среда

гляну в оба — одна молва
суды сплетни аж режет слух
уши востры отшибло нюх
гниль Россия падёж Москва

Язык Руслана очень кинематографичен. Но это кинематограф сна, это путанный и мрачноватый фильм с резкими сменами кадра и довольно случайными, обрывчатыми островками событий. Чего здесь нет, так это пасторальной пейзажности. Кажется, поэту чуждо всё гармоничное, импрессионистичное, созерцательное. Его стих — это яростное, экспрессивное и, что важно, нелинейное движение.

Мне кажется, что это нарочито консервативное, нарочито сильное (а не тонкое) движение против шерсти актуальных практик письма вполне оправдано и нужно. По крайней мере, оно увеличивает вариативность возможных ландшафтов в поле современной поэзии. Кроме того, оно смешивает старое (стремление к техническому мастерству) с новым (ориентированность на политику, сложно устроенная субъективность и т.д.) — и получается довольно интересная смесь.

В конце концов, эти стихи оправдывает хотя бы то, что они не хотят казаться. Их бег совершенно не из-под палки. Их бег — это ещё не бег как таковой, но, так сказать, бег к бегу. Стремление стать настоящим самим собой. 

я убегу моя
радость моя печаль
я убегу с тобой
трубки сорву долой
каплет по ним хлорофилл
встану с колен и в тень
стану как дерево я
буду ходить-бродить
свой заполнять кенотаф
чтобы упасть и лечь
в долгом конце пути
чтобы другим аминь
не тем каким был а тем
самым самим собой

Недавно у Руслана вышел сборник стихов (его можно прочесть по ссылке), в публикацию вошли стихи, не попавшие в сборник. 

Чёрный ход

*

вечер осенне-зимний
сумрак демисезонный
девочки плачут стайкой
у полотна Сезанна
в раме не жизнь не сказка
смерть и природа

смотришь в окно и видишь
ты ничего не видишь
мрак и за ним скрыт Питер
тьма обросла чертами
мимикой бледным видом
девочка вздрогнет

то ли пойти напиться
то ли напиться вусмерть
и превращаться в насморк
и ожидать на пирсе
когда же придут те письма
помнишь полковник?

я соберу нас вместе
окна открыты настежь
мы как картины встанем
мрак разгоняя взглядом
так чтобы ты сказала
жизнь или сказка

*

стена порыжела — рассвет, закат
как из пряжи вытяну света нить
это мир снаружи великий мир
это мир безликий сплелись СВЕСТИ
КОНЦЫ С КОНЦАМИ — ДЕНЬГИ В ДОЛГ
БЕЗ ПАСПОРТА БЕЗ ПОСРЕД в клубок
где моря океаны война и власть
где любовь КАРИНА ЗВОНИ МНЕ Я ЖДУ
240-03-06 домик на берегу
и дорожка солнца наверняка
это что ариадна забросила сеть
свой клубок распутав и чайка в ней
@navalny СНОВА ОТПРАВИЛ ИСК
#фбк ТВЕРСКОЙ СУД мертва-мертва
но смотри на брюшко — лосось, осётр!
эта рыба дышит ПИЛЮЛИ ОТ ХВОРЕЙ 
ОМОЛОЖЕНИЕ где здесь мы
то ли в доме у моря то ли это не дом
только где мы где мы смотри вокруг
обернись КОРРЕКЦИЯ ЛИНЗЫ ОЧКИ
ОПРАВА МАКС МАРА МУЛДАШЕВ нет
это чайка упала во двор мертва-
мертва у двери подъезда НУЖНА
ИНТЕРНЕТ-ПОДДЕРЖКА 24/7
СЕМЁН по дороге в дикси
ПРОДАВЕЦ-КАССИР 30 000 РУБЛЕЙ
и там тоже рыба может быть жива
и летела по небу выпадая из
мёртвых-мёртвых чаек в щадящий бриз
АВИАУДАР ПО СИРИЙСКИМ ПОВСТАНЦАМ
США ОБВИНЯЕТ ВО ВСЁМ

всех нас

и мы смотрим в пять вечера так темно
так страшно по этим дворам идти
ГАРАЖИ АРЕНДА СПБ 7000
и мы тянем свет из айфона мы
сплетаем миры разрываем швы

*

я заказал себе ум
(правда в рассрочку)
ярость
серый красивый город
и одиночество в нём

я заказал слова
пылкую страсть разлуку
может ещё что-нибудь
может быть веру в бога
может быть веру в себя
толком не выбирал

что мне останется
дети
(этого не обещали)
слово
(слова пустые)
память
(видимо, всё забуду)
долги по тому же счёту
флаер на кофе и

что-нибудь напоследок
что-нибудь мелким шрифтом
сноска внизу страницы 
13% за дар
за проклятие за
красноречие или
косноязычие или
огульную критику или
просто кивки головой

я кругом должен
впрочем
не хуже не лучше многих
я могу чувствовать
я могу верить
я могу выжить
выпить могу

в день когда я рассчитаюсь
за эти свои заказы
в день когда стану свободным
встану из-за стола
оставлю на чаевые
смерть

*

открой
газету сайт ещё
одно окно открой
и заберись под одеяло в ноябре
из-под забрала
гляди читай
чихай листай
в падучей бейся
в окна бьёт пурга
пурга пурга из новостей
метель метель
и местечковый дождь
из установок град
не поднимай забрала
пусть лихорадит
есть горячий чай
пусть каменеешь
не смотри в медузу
читай другое что-нибудь читай
смотри теракты новости погоду
что предвещает тот
что скажет нам она
куда пойти войной
куда пропали все
где все где все
где выход
отпишись
закрой закрой заб…
трясутся рамы
пузырятся стёкла
вминают не вменяя что почём
меня тебя меняют
в меня в тебя
и каменеешь
и трясёшься
и лежишь раздавленный слоном
застреленный из кольта
угрюмый сноб
по комнате летит пурга
пурга пурга
метель метель
где выход
видимости ноль
одни слова и голоса
эфиры
on air выкачивает воздух
пурга влетела из окна
насквозь наружу
и забрала тебя меня
не забрала
забра́ла

*

Доброй вам ночи, девушка-лебедь, тонкая шейка, белые крылья.
Я пожелаю вырваться в поле, выспаться, что ли.
Кто мы такие — ходим нагие, клонится ива, плач над Невою.
Девушка-лебедь, буду банален: бедное слово.
Ночи не белы, бессонница, морок, клёкот вороний, листья в трясине.
Затхлые стены глядят на свободу, и воют сирены.
Кто мы такие — свалены в саже, лужей омыты, съёжась в обнимку.
Утро покажет след авиалиний, крылья расправишь.
Спи, и не стоит искать мне ответа, — и береги, береги свою песню.

*

…но я помню: силу таит цирконий —
силу бо́льшую, чем в образах церковных;
так кого теперь распинать и мучать,
слово божье чтит лишь приход дремучий,
так и вымрет весь — целым поколеньем,
и обмен прощенья на покаянье
прекратится; впрочем, кого волнует
чистота души, когда все больные;
и не юг — закладку найдёшь с компа́сом,
и не прорубь — скважину — искупаться.
Я и сам не знаю, где правда скрыта,
но двоичный мир не хранит дискрета,
так и будем биться и убиваться,
потому что некуда нам деваться –
говорим в кругу, не снимая панцирь;
и не любим, нет, — любим поебаться.
Перевёрнут мир, размагничен полюс,
растащили, спе́шили, расщепили.
Посмотри на нас, обними планету.
Если шансов нет, то развей по ветру.

Фотография Лёши Кручковского.