За долгую секунду до распада

Когда я открыл с телефона присланную Дмитрием Гаричевым подборку стихотворений, я увидел, что после каждого текста в документе почему-то происходит «разрыв страницы». Word на компьютере эту надпись благополучно устранил, но, между тем, разрывы — и не только страниц — в пространстве этих текстов действительно происходят.

Идёт ли речь о войне (а почти всегда речь косвенно, «гибридно» идёт о войне), футбольном матче или воспоминаниях, — во всех случаях субъект стихотворений (и всё то, что ему дорого) находится под угрозой, постоянно «обрывается мировая ткань». Ткань, впрочем, обрывается на самые разные лады — в текстах всё время что-то сворачивается, спиливается и «рухается», «всё» буквальным образом «вынуто изо всех».

В последнее время только ленивый не говорил о том, что российское общество распадается на несколько слабо связанных друг с другом фрагментов. Поэзия Дмитрия Гаричева, чуткая к вибрациям социальной ткани, с одной стороны, прямо продолжает традицию этих разговоров. С другой стороны, примечательным в этих стихах является то, что субъект плохо отделим от целого, любой вялый залп далёкой и, казалось бы, бессмысленной войны здесь расслышан.

Возможно, именно поэтому что-то не позволяет расходящемуся по швам миру разойтись окончательно; напротив, стихотворение как бы длит событие, происходящее за секунду до распада. Именно поэтому в одном из текстов сын не сообщает матери, что болеть за «Локомотив» стало бесполезно, именно в этом «месте до» множественность мира ещё может воспроизвестись заново: «пока не прервалась частиц и знаков / ночная течь / мир восстаёт опять неодинаков / у наших плеч».

Может быть — есть, по крайней мере, такое глуповатое ощущение, — как раз таки из-за желания продлить до-катастрофическое событие формальная сторона стихов столь строго (по сравнению с большим корпусом современной поэзии) регламентирована. Эта рифмованная оболочка поэзии Гаричева словно выступает дополнительным средством сдерживания распадающегося пространства.

Тем тревожнее ощущается каждая смена рифмовки (иногда, например, рифма, предполагаемая внутри следующей строки, строку замыкает, нарушая читательское ожидание) и каждый пропуск ударного слога. 

Влад Гагин

---

***

1.

в пределах лета что есть хулы
родня поёт из оград:
уже египетские котлы
обжаловал продотряд.

чем их прокормишь, стоящих так,
что не протягивается рука?
видны отмотанные срока,
но что-то ещё не так.

летят как голуби их бинты,
всё вынуто изо всех,
как из спортшколы, как если б ты
один отвечал за всех;

как от щедрот подземельных, слышь,
на каждый остаток рта
хромая выпрастывается мышь — 
и та отстаёт, и та.

2.

что введено — всё удивлено.
играет жилое дно
от нищих кладов и вдовьих риз;
последнее ставят вниз.

известно, многие здесь легли
за неповреждённый ум,
но те, в ком нет никакой любви,
не внидут и в этот глум.

ещё досмотрим, примкнув подруг,
как с горших пажитей в чём была
уходит помощь на тёмный юг,
развеществляется добела,

как долго светит в ночных полях
наш ясный уголь, солдатский мел,
как проступает на всех нулях
единственный, кто посмел.

***

изъяты местности из списка, где сквозь кошмарный сон зерна
в летящу прорезь низко-низко свистят отставших имена.

ещё слепая не ловила нас сеть; ещё не отлегли
дневные правила земли, её ремни и мотовила,

но приготовлен общий ум уже к последнему известью,
и зреет как бы трубный шум между предместьями и местью.

пока становится бедней трава и нет в ней больше роста,
от нас становится видней, как завсегдатаи погоста,

слепясь в бессвязное звено, из-под уроненного века
несут тяжёлое вино, как раненого человека

в тени дырявых крестовин подсолнечных у бога злого,
кому никто не предстоит в полях до самого азова.

***

мама топит по старой за локомотив москва
не терпя невзгод
произносит неосмотрительные слова
как в ноль третий год
зависая на перегоне норд-ост  —  беслан
кратком как праща
наблюдает ещё, как наезжий интер милан
гибнет скрежеща

мама пишет на адрес клуба похвальный стих
длительный один
потому что никто из подручных существ мужских
а особо сын
приносящий домой дневник, где одни кресты
ни на локоток
не умел отвернуть от слепящей неправоты
так, как локо мог

как я ей скажу, что давно никакой москвы
даже не смешно
что вадим евсеев и дмитрий лоськов мертвы
не поверишь, но
что любви и правды до пересыханья лет
в виде никаком
ни в футбольных полях, ни в железных дорогах нет
ни на дне морском

***

адыгея для русских, сказали нам озабоченные друзья.
отличительный бант повязали нам, за бесплатно и не грузя.

хорошо трудиться и ждать резню, как с чужой квартиры ночную мать,
выше всех вывешивать простыню, тридцать-сорок слов понимать.

а тебя не поймут и на десять слов те, с кем ты на одном здоров,
потому что это не рассказать, можно лишь во сне показать,

как тебе зажимают коленом рот, а неслышащую кубань
«лады» белые переходят вброд, обрывается мировая ткань,

образуется рыночек, окружён профнастилом, покрашен в зелёный цвет,
где торгуют наших детей и жён, но тебе же не верят, нет.

не от шашки черкесской, а оттого, что всю жизнь им снился какой-то шлак,
сокрушится в пепел их существо, а они не заметят как.

***

после разрушительного лета
запертые в темноте на даче
мы читаем письма пиночета
светлякам и слизням не иначе

что за всех решат на ком креста нет
солнце рухнется как кукурузник
все проговорил как есть и станет
сокровенным ротам этот узник

чем себя ни глушишь ни бездолишь
пристальнее к просекам обычным
придвигаются сады чудовищ
из репринтов с и десятиричным

но от таймени и василиски
если типографские не лгут
каталоги мхов грибные списки
под собою нас приберегут

***

все-то выросли из ебанутых семей             
кладбищ и еврошопа
сколько свёрнуто горлышек спилено также скамей
нет на всё пересчёта

чтобы не посрамили ушедших не в ту
сторону с остановки
все горели в шкафу всех роняли в лифту
прибивали в кладовке

но и если вменённый ущерб был грошов
как в серванте медали
собственный из себя завели некрошоп
и себя оправдали

даже новую плоть привлекли на район
чтоб не дожил износа
истолкуй же рассказчик ветвист ухищрён
в чем на свете заноза

почему ночь мятётся, а память вредит
выходные ломают
и последний платёж за истёкший кредит
хуй они принимают

hommage

мы всё сложили снизу отделенья
в ответственную тьму
последнее отребье поколенья
причастное ему

в патронном ящике запас печенья
значок спартак
не из особого обозначенья — 
в знак препинанья, так

когда бы не больничные погоны
и выбритый глаголь
он признавал бы голову горгоны
двудышащий алголь

сосна острожница и тополь вседержитель
услышали б зовёт
и схлопнулись бы дети общежитий
идущие на лёд

пока не прервалась частиц и знаков
ночная течь
мир восстаёт опять неодинаков
у наших плеч

что здесь зима за нами повторила
как школьница-сестра
теперь спиной ложится на перила
ввиду костра

в предобещанье общего рестарта
всем воздухом дрожа
где мёртвого полюбят арестанта
живые сторожа

---

Фотография Анастасии Обломовой.