ВМЕСТО МОЛИТВЫ

Цикл стихотворений украинского поэта Романа Бабовала «Вместо молитвы» (1999), переведенный Алексеем Рисованным на русский язык, оказывается попыткой разговора о религиозном во время, когда такой разговор вести становится все затруднительнее. Под «религиозным» здесь можно понимать ту параллельную по отношению к «техническому» силу, о которой пишет Михаил Куртов, опираясь на философские тексты Симондона. И главным маркером этой постоянно ускользающей и фундаментально не схватываемой силы является, пожалуй, интонация, которая слышна даже в переводе, в меньшей степени ориентированном на ритмические особенности оригинала, чем на передачу смысла (в скобках отмечу, что задача вступительного текста состоит не в том, чтобы выяснять, какой метод перевода лучше, если разговор в подобных категориях вообще возможен). 

Перед нами стихи, находящиеся на границе между «разумной речью» и, например, целановским бормотанием. Эта речь, включающая в себя множество риторических фигур, произнесенных вместо вопросов, ответ на которые получить всё равно не надеешься, а кроме того — всю совокупность экзистенциальных тревог человека, то и дело прерываемую возвращением к древнему нарративу как к некоторой пустой фигуре, которая тем не менее в любой момент времени грозит стать чрезвычайно наполненной.

Влад Гагин

 *

в дом проломились неожиданно
посреди ночи
разбили ворота непоколебимости
и стоят — в минеральной незыблемости
молчат — в каменном наречии
причин вторжения никто не знает :
пришли подарить ладан смирну и золото —
словно в сказке?
захватить всё ненужное и лишнее что —
в обшарпанной душе?

: кто-то ли их известил когда-то что в этом гробу
который они осквернили червь давно уже
меня разгрыз до последней клеточки?

*

а тот кто войдет в меня
забудет все что за собой оставил
и звук и тишину и все то несуществующее
(давай! — и плоть и кровь и душу)
забудет щель через которую зашел
забудет что существуют ворота на выход
(ничего не скрывай! : я — стоглазый)
забудет саму суть того чем был когда-то
и то чего по нем не останется
но виновен ли я?
разве не вы
меня прозвали богом?

ВМЕСТО МОЛИТВЫ

посвящается Тадею Карабовичу

позволь мне на ночь одну
тебя с креста — хоть поздно — снять.
накормить (уже, кажется,
все гости выехали) остатками ужина.
позволь обмыть твои раны в мутной
воде (у меня другой уже нет).
ты вроде бы пить просишь, так позволь же
подать рюмку уксуса застарелого —
прости, я вчера с врагами неумолимыми
пропил все свои лучшие вина.
позволь мне потом
до самого рассвета
о себе, о своих мелких хлопотах,
о подвигах своих изумления достойных
серьезную нелепицу молоть.

а как будет рано — уж позволь:
тебя снова к кресту прибить —
на память
о нашей исключительной встрече.
и дай мне тогда познать
приблизительное расстояние между
грехом и совестью.

*

зачем кто-то
тебя почему-то позвал в мессии? —
когда их столько уже
на этой земле было и еще будет
но по правде — всех
калек слепцов проституток и даже души
ты лечил то словом то рукой
(касался — говорят — даже мертвых)
а заглядывал ли ты когда-то
в вон то кривое разбитое зеркало
в котором кроется твое лицо?
поверь! :
в нем ныне самого себя
ты не узнаешь

а уже заканчивая ибо поздно:
правда ли тот
кто забивал в твою десницу первый гвоздь
знал что сознателен был
ты и согласен на распятие?

*

вот так ты родишься — из без вести
не хватило пальцев чтобы тебя схватить
под солнцем водянеешь каплей дождя
соломкой пылаешь в стремительном потоке
кто ты?
никто не слышал о тебе
(а может ты та
которой и не было никогда?)

*

меня море беспощадное скрытное подстерегает
бездны в нем — губительны ибо манящие
прошила глаз неба пара острых чаек:
неужто обещанная земля — на расстоянии лишь одного
последнего удара вдребезги
разгрызенного солью волн весла?

в утренней мгле снует
коварное пение льстивых сирен
манящее мореплавателей в дивный мир
где не было начала и конца не будет

а тогда вызовется
кто ль чтобы меня
(не оглохший еще полностью)
к мачте вовремя привязать —
яко прибить к кресту?

БУДТО ПРО БАБОЧКУ И БУДТО ПРО ЦВЕТОК

Василию Голобородько посвящаю

бабочка сначала села на кресло, потом — на плечо
на меня будто засмотрелась потому что о ней что-то пишу —
словно слышит колеблющийся почерк на клочке бумаги
и скрежет карандаша что недописанное пахает
будто понимает форму место значение каждой буквы
что в необходимом слове как и в тех что ненужны

но по правде она лишь искоса созерцала
пожелтевший цветок что своим обманным запахом
нашептывает новые сады далеко медовейшие просторы
что в этом предсмертном запахе в последний раз
вспыхивает отчаянно
лишь с кем-то хоть достойнее умереть

: с плеча бабочка вдруг порхнула
и полетела
на цветок сесть —
за менее чем три секунды
в нем и с ним исчезла
а я в то же мгновение забыл
о чем и о ком писал.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОГО

кому же были нужны лишние эти бредни?
другу ли — который вонзил тебе по-предательски
между лопаток лоснящийся нож?
или врагу — который закаменел с того времени
как руку без пальцев протянул
мне в знак примирения?

тебе — которую я выдумал что из ничего воздвигнуть
какое-то правдоподобное оправдание что существуешь?
себе — имя которого кто-то давно уже вычеркнул из списка
гостей приглашенных на долгожданный праздник
на тот пир что говорят окончательный?

Фотография Насти Обломовой.