это наша hidden life и лето лето

это наша hidden life и лето лето

Мария Землянова

e

Подборка стихотворений Марии Земляновой с предисловием Влада Гагина.

В этих стихотворениях меня заинтересовал не столько ставший уже привычным смелый монтаж состояний, включающий элементы повседневности наравне с отголосками опыта, обломками дискурсивностей, эпизодами из жизни мышления, сколько общая линия внимательного отношения к самым разным вещам, встречающимся на пути разворачивания текста. Это относится и к материалу: язык стихов Земляновой хотя и представляет собой, что называется, классический верлибр без особых разворотов в более ритмизированную сторону, на деле предъявляет к себе ряд строгих требований. Это видно в стилистике, местами в звуковой организации текстов, в том, какого рода настроение передается. Кажется, что простота и легкость (при всей тематической непрозрачности) здесь является своего рода политической программой, транслирующей принципиальную открытость областей реальности, в которые погружена лирическая субъектка. Это гибкость миноритариев, доступная каждому (в пику лживо-доступной, тяжеловесной гегемонной культуре). Христианство может быть всяким, искусство может быть всяким, реальность может быть всякой: социальная сконструированность «естественных» пространств, их функционирование в виде исключающих механизмов (либо одно, либо другое) особенно отчетливо видны на фоне этой разомкнутой записи впечатлений. Характерно, что негативность, определяемая в одном стихотворении при помощи хэштега «страшные вещи» преодолевается через доступ к эстетическому, но эстетика возможна лишь в сцепке с политическим (с надеждой на другое будущее, как в Берлине времен падения стены). Только принципиально другой общественный порядок может быть красивым, однако читателя не захватывает меланхолия, эстетизация бессилия перед репрессивными данностями, потому что локусы «неданного» разбросаны повсюду, потому что возможность изменения неотделима от настройки воображения, потому что, в конце концов, надежда «и есть сестра поэзии».

на месте юной поэтессы я бы выбрала Berlinˋ89 на худой конец Leipzig
того же года увидеть Mauerfall и запах надежды


 

последние дни

.
во что превратились руки
от жёсткой воды
это был сложный день
утопия спасённая люди на видео
где-то там и шли
я хотела написать if you are home and safe

.
сестра говорит, на новособорной
мисгендернула женщина
мальчик, ты чего так легко одет
но вот снег перестал
падать на головы

.
сходить в «ярче», задонатить денег
собственно все
это был сложный день
телеграм-каналы передают усталость
текст сообщения
раскручивается в голове

.
беспокойство о красном
и ты не знаешь откуда
кто ты там как
не работает домофон
и как ты там живешь и как ты там живешь
и как ты там живешь


*

комната бессонницы умеет схлопываться
до самого-одинокого-существа-на-районе
превращаясь в промышленный город
закрытый

утренний поезд едет с острова на материк

континентальный философ незримо присутствует
где-то на периферии
шепчет голосом друга
про ускользание и кочевничество

красивый видеоряд из полос и крапинок

у меня проблемы со сном

вернисаж этой выставки завтра в семь


четыре небольших католических стихотворения
                                            Марку К.

1.
в этот раз, как и в прошлый
декабрьская базилика
последний-домашний-приют
доминиканец в черно-белых кроссовках
(цвета ордена)
две маленькие урсулинки
орган бесплатно

2.
но Адвент — время чудес
так сказали мы друг другу
прощаясь у Макдональдса

3.
а что же мне делать с вишлистом,
указанном вот здесь:
Ис 58:6-11?

4.
Марк выбирает самое холодное время
чтобы поехать на сумму
через промзону мимо тюрьмы


*

да, я ещё не умею писать о страшных вещах
но страшные вещи, знаешь ли
не спрашивают
они просто происходят и
пара дней стирает все наши
волшебные места, удаляет меня из пространства
как будто становится невозможным красивое, связная речь

задерживается: я могу теперь только
на иных языках говорить
возможно ли поэтическое в сложившихся
обстоятельствах возможна ли
юная поэтесса маша землянова или ей пора бы подумать
куда деть себя благо она живет теперь в подходящей локации
чтобы куда-то деть себя
на месте юной поэтессы я бы выбрала Berlinˋ89 на худой конец Leipzig
того же года увидеть Mauerfall и запах надежды

давай пройдёмся по этим улицам
световой день удлиняется — golden hour
примерно в пять
чтобы заново процарапать красивые линии
этих домов и деревьев, вокзал, переулок
как будто мы офортные иглы


*

Сёме Ромащенко

как эта девочка нашла нас
правда мы и не прятались особо
чтобы все получилось нужно расти и расти
писать и писать чтобы все получилось
михей и джуманджи поют любовь это bitch
кто-то ещё пишет любовь это дрон
я так рада, что ты мой друг
и мы два самых тревожных зверя-цветка
читаем журнал стенограмма в прабабушкиной квартире
love is
красная книга того чувака приобретённая с рук
это название сборника
которое взрывается во рту как
конфета шипучка ее по политическим причинам здесь больше
не продают
книжку я пока не купила — некому скидку пробить
это наша hidden life и лето лето
что мы слушаем в маршрутке до
квир района
нас никто не видит
никто не знает
но мы знаем всех
запомни это чувство
и продолжим чатиться
во время диалога великих женщин


эффект снега

допустим, я Камиль Писсарро
подглядываю с четвертой линии через решетку:
в садике за стекляшкой
Клим и Андрей играют в снежки

*

эффект снега —
множество невидимых беззвучных холодных точек
в зернистом сером

*

с помощью бычьей желчи можно смыть лишний слой
акварели
но бумага может испортиться

*

обидную фразу препода
делает незначительной эффект снега

*

масло можно просто соскабливать мастихином
сколько потребуется
*

приносите эскизы вовремя
нужно больше эскизов
в конце декабря
будет некогда делать композ

*

от азотной кислоты, применяемой при
травлении офорта
портятся зубы

*

Допустим, я Камиль Писсарро
может быть и не с четвёртой линии
а из окна мастерской на архитектурном
факультете
вижу крышу стекляшки
натурщицу и лошадь

*

это все происходит во сне
можно смотреть сразу с нескольких ракурсов

*

Клим попадает в Андрея снежком

*

а так хорошо?

*

смеются


 

Фотография Алексея Кручковского.