Ниже представлены пять стихотворений, субъективно определяемых редакцией как «хорошие» и являющихся, отчасти, иллюстрацией к недавней статье о поэтике твиттера. Все стихи написаны в разное время и разными авторами, не знакомыми друг с другом.
Приятного прочтения.
koloson
первый белый
он пришёл.
нет, даже не пришёл еще —
просто
прислал впереди себя небольшой партизанский отряд —
на разведку —
посмотреть: как мы тут без него?
не загнулись пока?
не поблёкли?
узкими белыми полосками обозначил крыши и тротуары, карнизы и ветки.
контрастами проявил клетки кварталов и предплечия улиц.
пообещал, что скоро придет — ослепительными холмами —
сутулиться,
лить свет в настроения
сквозь ставни век.
и эти девочки, поджаренные в солярии
до хрустящей корочки,
на его фоне смотрятся как-то пугающе.
наверно, это все произрастает
из детской боязни смерти —
они морально и термически готовят себя
к кремации?
а когда река промерзнет, достав ледяным плацем
до кончиков пальцев всех утопленников,
мы с тобой пойдем играть в корабли —
бороздить ее полотно,
пускать гудки под мостом,
приставать к берегу и друг к другу.
когда вокруг
будут сугробы,
а не грубые бугры городов, больше похожие на надгробия,
ты обнимешь меня и скажешь:
"мы — дома".
Марсель Саитов (МЗ)
путин хочет чтоб я до последнего смотрел первый и первый музыкальный
кабаева хочет чтоб я при этом пил челябинское живое
валуев хочет чтоб я смотрел бой светлаков нагиев онлайн на планшете
я хочу чтоб я спал и смотрел
как путин с кабаевой играют в бутылочку бутылкой от челябинского живого
как валуев проводит бой с тенью от света планшета
как светлаков плачет в трубку домашнего телефона нагиев ну почему
никто не хочет чтоб я был с тобой
Алексей Кручковский
Образы наслаивались… но один из них выделился навязчиво:
Какой же у него низкий лоб! Это к старости он уже забудет, почему раньше упорно стремился избегать уточнений наподобие выражений “скорее всего” в своей речи.
Теперь же: венки вокруг рук, их держат мёртвые пальцы. Хватка слабеет… капуста падает на
стеклянный пол… головы катятся по стёртому бетону, окурки выпадают из глаз… зубы зрения крошатся,
просверленные черепа сталкиваются и разбиваются. Электрические.
Археологи забывают себя за чтением Параджанова. Влажно. Ничем не делимое утро.
Максим Маренков
ОДНА СОТАЯ СЕКУНДЫ
я выхожу на балкон
пускаю клубы сизого дыма
в атмосферу
время часа три ночи
на улице ни души
сквозь тишину
до меня доносятся крики о помощи
со своего шестого этажа
я отчетливо вижу
как двое парней
на детской площадке
ребенка насилуют
кто-нибудь!
помогите!
кричит он
бычок обжигает мне пальцы
я выстреливаю им
в сизую атмосферу
возвращаюсь в комнату
сажусь
и переношу все это
на бумагу
писательство
куда более убогая профессия
чем люди
Илья Семёнов
этот рассказ начинается с того момента
когда я паркую свою вишневую мазду
около торгового центра на западе города
мазда проехала 222 тысячи километров
чтобы оказаться в этом самом месте
я проспал шестнадцать часов
и проголодался
на стоянке почти нет мест
а на входе в торговый центр толпа
я протискиваюсь мимо людей
которые пришли за покупками
мимо очереди из детей и родителей
ждущих возможности бросить мягкую игрушку
в дурацком тире
и выиграть другую мягкую игрушку
мимо подвыпившего папаши
который управляет механической рукой
и пытается достать из прозрачного ящика
мягкую игрушку
игрушка выскальзывает
папаша говорит вот блядь
я теряю равновесие и чуть не падаю
поскользнувшись в луже блевотины
которую уже вытирает уборщица
приехавшая из самарканда
очень ярко кругом музыка играет
похмельные мужики щурят похмельные глаза
на втором этаже плачет ребенок
на первом женщина кричит в телефон
что она скоро приедет
я уже вижу продуктовый магазин
когда за моей спиной раздается громкий шлепок
и толпа начинает гудеть как слив унитаза
кто-то упал с третьего этажа на первый
и даже не вскрикнул сломав шею
кто-то умер в торговом центре
в самом центре толпы
очередь в продуктовом смыло смертью
все ушли на нее посмотреть
я быстро купил все что мне нужно
и вернулся на дождливую парковку
где вишневая мазда
завелась с первого поворота ключа
я записал это греясь у ее печки
как иванушка-дурачок
заполнивший смертью в торговом центре
высшую форму речи
Фотография Кирилла Кондратенко.