Опыт трансъязыкового знакомства

Примечательно, что эти стихи, эта подчеркнуто современная и как будто по-филологически аккуратная речь, со всеми запланированными взрывами и проверками своих же границ на прочность, родилась на некотором перекрестье стран и языков — во время летнего путешествия в американскую писательскую школу. Об этом фактическом обстоятельстве можно было бы умолчать, если бы не сами тексты, характеризующиеся умелыми переходами из одного дискурсивного положения в другое, проблематизирующие многомерность современного мира с его потрясающей воображение валентностью, благодаря которой неизвестная в снэпчате становится ближе, чем родственник или тот, кто находится «рядом» в прямом, пространственном смысле слова, а контексты скрещиваются так легко, что когда на протяжении всего нескольких строк мы читаем о Древней Греции, французской литературе прошлого и левой повестке, критикующей институциональность, ничего не кажется странным. При этом субъект стихотворений Марии Фесенко удивительным образом отличается от субъектности, представленной в большом массиве поэзии, настроенной на исследование схожих политических проблем и ценностей — наэлектризованная валентность, упомянутая выше, множественность мира, прекарность социальной ткани и неразрешимость поставленных перед субъектом вопросов завораживают его, почти лишая поэтическую речь той мрачной негативности, которая, как кажется, уже стала привычной спутницей искусства. В то же время многое в текстах Фесенко как будто критически перепроверяется заново: регистры, обещавшие освобождение, при ближайшем рассмотрении оказываются таящими внутри себя скрытую репрессивность, а то, что никак не казалось спасительным, вдруг, отделываясь от стереотипов прошлой оптики, обнажает надежду на освобождение. Таким образом, одной из важнейших интенций, способствующих движению стиха, здесь становится интенция «продуктивного замешательства» перед миром, неуверенности, которая не мешает совершать уверенные шаги: «не зря, не зря разночинец меняет святую тяжесть / на светскую легкость прощаний / no pressure /он проходит за две недели путь от моллюска до рудокопа и обратно».

никому не скажет
помнишь ли?
да и кто скажет?
кто говорит?
слон не ответишь
слову не дать напиться

перед тем как позвать hey помолчишь немного[1]
этот момент смолкой стекает по стенам брусчатым
миг возможности вязкой
то ли знать что чужой чужая чужая
то ли узнанной в глазах отразиться
добавлять живого живую живую в голос
это лишь форма власти в ограниченном поле текста

[1] не ты помолчишь а man (davon muss man schweigen)

по-разному уплотняется воздух
но уплотняется для каждого
гнет к земле давит мы каменеем
слушая пьесу поэму об арабской весне
мы шутили учили как бы сказать по русски
я тебя люблю выходи за меня
телом костей крови вмятые в пластик
слушаем пьесу поэму об арабской весне
спорят зей и ханин о гоге с магогом
есть ли стена защищает ли мир от чудовищ
пропадают ли корабли самолеты в бермудском треугольнике
есть ли демоны добрые неименованные существа
можно ли имя собственное прозвучать
перемигиваемся
переглядываемся с зей
ханин ханин кричат какие то звери
имена зверей не известны
кричат в пустыне
земля обетованная
опыт неразделимый

Sparkling water, sodium free,
Sparkling things, the way they were made,
Trustworthy things, the way they were made,
And distinction.
Early modern man classifying, categorizing things,
Surrounded by tangible objects in all their grace,
In all their plastic heaviness, all their gloss.
Maintaining, recreating the myth,
Sorting out the words,
Groping around.
There’s a clot of glittering things, fast-produced, fast-consumed, coming
Through the row of fine, reliable ones,
There are people enjoying both
Simple-heartedly.

в шумном и шероховатом выбираю семена, святая тяжесть
не по горизонтали, наискосок
кирпичи вавилона, обожженные, обветренные
{ich war ernst wenn ich sagte}
вавилонские дети помогают, среди кафеля распластавшись, петь,
речь дают, сбивчивую though густую, сторожей добрых обходят
{dein aschenes Haar Sulamith}
и все зря
не зря, не зря разночинец меняет святую тяжесть
на светскую легкость прощаний
no pressure
он проходит за две недели путь от моллюска до рудокопа и обратно

снэпчат и товарняк что вам перегонки
по олхинскому плато среди известковых заводов
роза ветров алюминий относит к мельничной пади
падают сосны в жадные руки китая
так говорит моя мама и мама ее говорила
икс в снэпчате говорила другое а именно:
yeah peak capitalism that makes us wanna use a product everyday
и светилась откуда то прорывалась goofy лучик на букву з
ничего о лучах не зная давала подсказки
наперегонки с товарняком с товарняком
среди контаминаций памяти
infected with gayness
absolutely mesmerizing

ja sizhu za stolom
потраченная земля
вызывает меня
и клубни ее клокочут strategically
и ее conde(n)scending рыбы посматривают
уже ничего и не скажут то ли дело раньше
но ночью ко мне приходит из будущего де ла бретонн
он пачками раскладывает нас по бесславным институциям как ясон
и носом поводит чу пифагорейский дух
он морщится урну с водой уронив
чу патриархальный миф
и на земли мир и ja sizhu za stolom

Фотографии Алексея Кручковского.