доре мифа

Прозаические тексты Георгия Соколова, нашего редактора, который в основном специализируется на изучении современного (и не только) искусства, вызывают некоторое недоумение при первом чтении; позже, когда отчаиваешься искать там то, что принято искать в «большой» прозе, силовые линии этих обрывочных фрагментов (по сути, маргиналий) становятся более ясны. Периферийное письмо Соколова, в котором последовательность событий как бы сдвинута на второй план, концентрируется на мерцании образов, опыта, пробегающего перед глазами говорящего, пока он бесконечно кружится рядом с медлящим произойти событием. Здесь и картинки из прошлого, и почти случайные ассоциации, когда один знак цепляется за другой, а читатель вынужден бежать по этой дороге без цели, и, что важно, сильная оголенность приёма («ты оказался недоде, недогово» — артикуляция недоговорённости совпадает с недоговорённостью формальной). Последнее мне кажется важным в контексте размышлений о том, кто говорит: показная наивность и нарочитая открытость текста в смысле используемых там формальных возможностей возвращает интонации субъекта (который, впрочем, будучи закрыт слоями опыта, явлен весьма ситуационно) потерянную искренность, но искренность эта, так как в её основе лежит понятный приём, очень шаткая. Таким образом, высказывание Георгия Соколова приобретает перформативный оттенок: кажется, что автор сам не знает, куда его заведёт процесс написания текста — он теряется, спохватывается, всё-таки пытается высказать нечто конкретное, потом снова бежит за случайной ассоциацией, забывая, что хотел сказать. При внимательном чтении в этих каскадах слабых операций сборки и рассеивания можно найти многое — и рефлексию о культурном прошлом и настоящем, и готовность к действию, и случайно отмеченную блуждающим взглядом красоту.

||||||

перед тобой дверь; кажется, она очень тяжёлая и очень чугунная, придётся взяться за маленькую хрупкую ручку двумя руками, а она не слишком велика, она маленькая, кисти поместятся с трудом, пальцы будут наезжать друг на друга

хватая воздух

будто стремясь присвоить воздух; что ты будешь делать с ним? подарочный воздух, в красивой упаковке, куда ты его денешь — брошу к той двери, которая откроется, рано или поздно она сама откроется

вверх

направлены золотые глаза орла; померк глаз его, померк, он пялится в пространство, а у тебя перед глазами прошлое, ты двести лет назад видал здесь же толпы китайцев, они так же невозможно быстро работали висящими на шеях и торчащими на палках штуками; ты шёл тогда — ты помнишь — шёл сквозь их толпу, и на тебе, кажется, живого места не оставалось — уж как они оттаптывались, как оттаптывались, плясали;

на этом прервало, тебя прервало, ты оказался недоде, недогово, н —      ,        ты

а я решил быть предельно близким, ты понимаешь меня, предельно

 

когда открылись двери автобуса, я не ожидал, я был не готов, честно говоря, наступил момент, когда я ПРАВДА СОВСЕМ не верил в это, когда оборвались все нити — и по закону голливудского экшн-кино, падающую в бездну жертву отважный герой успевает схватить только тогда, когда она с истошным криком в бездну обрывается

                                    а дверь автобуса открылась, потом открылась и вторая — и я оказался не готов, понимание отважным героем не бросилось спасти рассудок, ясность рухнула туда же        и передо мной была пустота, ничто, без шансов, автобус проследовал

до

ре-ми-фа

доре мифа

скрипели упруго под туповатыми створками ножниц листы, чистые, искрящиеся крапинкой

 

здесь непременно должен вместиться

музыкант

он берёт гитару, не волнуясь, выходит к микрофону, постукивает по микрофону; потом постукивает по гитаре; неожиданная рифма сближает их, и весь концерт гитара смотрит только на микрофон, а микрофон — на неё; мы об этом не знаем, мы же смотрим/слушаем музыканта, он хоть и повинен в рифме, всё же, ничего более интересного никогда не срифмовал

 

чёрный снег

чёрная соль

даже, постойте, коричневая

постойте, коричневея, седокоченея, недокончивая (недоканчивая?)

если подбросить комок вверх, да так, чтобы поймать ветер, комок распадётся на — нет, комок останется комком, тебе следует схватить горсть, сгрести горсть, загрести горсть, кануть её по перпендикуляру вверх, посмотреть, куда крупинки направятся, где остановятся переждать, отдохнуть, когда возобновят свой путь и наконец — куда же прибудут они? где же они улягутся? для каждой песчинки, считает и., есть маленькая выемка/дырочка/пустоточка, в которую и уляжется крупинка чёрного сне-

га

 

не но

та

взгляд, когда открылась дверь, был

на самом деле это ж-ж, тук-тук, тугой неумолимый молот средней величины, два молота, стукнули как будто случайно несинхронно: не верьте, это спектакль, чем больше нелепых деталей, которые ловятся только внутренним немым планом сознания, который ино —                    , тем больше, легче вы верите, верите, верите

вы ве

бух-бух (буг!-буг!), взгляд

а я уже не помню

нет, его сначала не было, сначала была мягкая, волнистая спина пронз-голубого цвета, куртка; короткие чёрные, как искренняя темнота, волосы

сейчас я да, сейчас я понимаю, сейчас я вижу

но ведь были же мечты, едва ли не сны

и что

 

я тебя не понимаю

да

это что-то о другом, это выползло не из меня, здесь есть кто-то ещё, кто-то недобр и лжив-ив-ж

а я просто свободно пишу-шу-ш

 

фантазия свобода?

не думаете же в

всё возвращается к двери, не смей кстати ничего никому доказывать, я всё ещё не решил отвечать тебе или нет может я не согласен на такие внутристрочные диалоги саш со которые мне конечно нравятся но речь же не об

ты вытянул руку, ты не знал, когда она кос         , ты просто дал ей руке путь, ты тянул, а потом понял, что нет, кос — нет и не будет, ты шаг нет, шага не хва, ты делаешь этот шаг, когда рука неожи       впластывается в холодную и тяжёлую дверь

помнишь из школьной физики, если два разнотемпературных тела встретятся, то будут стараться выровнять температуру до среднего, ну то есть не будут стараться, они же неживые, могут быть и живые, но физика же, школа, там о живых говорили мало и неохотно

холодная дверь должна потеплеть, а рука охладиться; меня очень напугала разница размеров, рука так мала, а огромная чугунная (ну или из какого металла?) дверь холодна и победит, навер

я отобрал руку; ты помнишь?

это всегда неправда; неправда

приходится насильно, усиленно привязывать себя к хвосту вы понимаете, о чём я? врываешься, вгрызаешься, пользуешься суматохой, чтобы схватить хоть одну малую ниточку из бахромы, но бахрома — на то и бахрома, она не для узлов, не для крепкой ветвистости, к ней ты не привяжешь; поднеси спичку, а, нет, зажигалку — опали, ожги, скукожь, почерни

Фотография Алексея Кручковского.