Перед дверью моих соседей по лестничной клетке всегда стояла детская коляска. Чёрного цвета, небольшая, довольно простой конструкции. Прожив в этом доме уже больше полугода, я перестал удивляться тому, что когда бы я ни оказался в подъезде, она всякий раз была на месте — как будто в квартире напротив никто не жил, а коляску просто забыли. Но вот однажды я вернулся домой поздно ночью и, преодолев последний лестничный пролёт, обнаружил, что коляска стоит перед моей дверью. Стало немного жутко, но я уверенно откатил её на прежнее положение, нарочито медленно открыл дверь и, улыбаясь, вошёл в квартиру. Следующей ночью ситуация повторилась, но уже без улыбок. На третий раз, увидев знакомый четырёхколёсный объект возле своей двери, я понял, что пора действовать.
Я взял коляску и покатил её вниз по ступенькам. По пути я подбирал весь мусор, какой находил на лестнице, на площадках и подоконниках, и складывал в люльку. Туда же отправилось всё, что торчало из почтовых ящиков, а также содержимое картонной коробки с гниющими газетами, которая нашлась на первом этаже. Я (или уже не я) вышел из подъезда — было около четырёх часов утра, понемногу светало. Опрокинул в коляску три первых попавшихся по дороге урны с мусором, сверху набросал в неё земли, травы и веток. Позже, когда на улице стало теплее, положил туда же куртку, а спустя ещё некоторое время — и рюкзак с ноутбуком и всеми документами.
Я почему-то уже знал, куда идти: по проспекту Вернадского в сторону центра мимо парка 50-летия октября, какого-то НИИ, Ашана, цирка и дальше сквозь однообразный пейзаж стареющей на глазах Москвы. В какой-то момент из двора по левую руку от меня вышел мужчина предпенсионного возраста в растянутой футболке и длинных клетчатых шортах. Перед собой он так же, как я, катил детскую коляску. Поравнявшись со мной, он подмигнул, и тогда я обратил внимание — его коляска была заполнена продуктами: арбуз, два пакета молока, несколько банок пива, пачка пельменей, сигареты, шоколад, хлеб, что-то ещё. Вдвоём мы шли совсем недолго. Вскоре возле нас резко остановилась машина, из неё выпорхнул молодой по-спортивному одетый парень с короткой стрижкой и первым делом выгрузил из багажника и привёл в рабочее состояние детскую коляску. После этого он сложил в неё остальное содержимое багажника — канистру с бензином, набор инструментов, домкрат, ещё какие-то железки — и присоединился к нам.
Новые люди с детскими колясками стали примыкать к шествию буквально на каждом шагу — я уже не успевал смотреть, что находится в их люльках. Интеллигентного вида девушка в очках и мини-юбке везла стопку книг, чуть позади от неё шла женщина в домашнем халате с мокрыми волосами, в её коляске характерно бряцала посуда. Среди остальных выделялся мужчина в чёрном пальто и в фетровой шляпе. Приблизившись к нему, я в ужасе отпрянул, но спустя секунду принял увиденное как само собой разумеющееся: он вёз в коляске отрубленную женскую голову, завёрнутую в прозрачную клеёнку. Содержимое некоторых колясок можно было определить по запаху — где-то угадывалась бытовая химия, где-то еда, а где-то даже фекалии.
Позже, когда на улице стало теплее, положил туда же куртку, а спустя ещё некоторое время — и рюкзак с ноутбуком и всеми документами
Наша постепенно растущая колонна уже давно миновала стадион «Лужники» и продолжала своё шествие вдоль Комсомольского проспекта. Некоторые участники импровизированной акции негромко переговаривались между собой, другие то и дело отвлекались на телефоны, большинство шли молча. Весьма кстати в толпу вклинился дредастый студент в полосатом свитере, из коляски которого громко играла музыка группы «Аукцыон» с нового альбома «На солнце». Я не сразу заметил, что среди нас появились пары — обнявшись, они катили перед собой одну на двоих коляску. В одной из таких «парных» колясок лежал плазменный телевизор, в другой — банки с соленьями, в третьей — одежда и обувь. Какой-то бойкий дедушка вёл «сидячую» коляску для взрослых детей, из которой то и дело выкатывался волейбольный мяч, но дедушка каждый раз упрямо догонял его, помещал обратно в коляску и продолжал шествие. Я с холодным спокойствием продолжал толкать вперёд свою теперь уже скорее тележку с мусором, размышляя о возможных политических трактовках наших действий.
Не успев толком ничего придумать, я заметил, что мы уже дошли до станции метро «Парк Культуры» и свернули на мост через Москву-реку. Этот мост, как и Троицкий в Санкт-Петербурге, всегда вызывает у меня особые ощущения и ассоциации, а в этот раз они были многократно усилены контекстом, поэтому ни о чём думать я уже не мог, буквально растворившись в происходящем.
Но вот мы уже пересекли мост и зашли на территорию парка, после чего двинулись налево по диагонали, и я, наконец, понял, где будет конечная точка нашего маршрута. Как я сразу не догадался — мы ехали в «Гараж», в музей современного искусства, куда же ещё.
К слову, азиаты и кавказцы тоже оказались здесь, внутри здания — большая часть стояла в очереди у касс, но кто-то из них уже ходил по этажам, внимательно рассматривая картины и инсталляции
В такое время «Гараж» обычно не работает, но тем не менее мы увидели перед собой открытые двери и обречённо-усталые лица охранников за стеклом. В тот момент они были похожи на кавказцев или азиатов, остановленных в переходе метро стражами правопорядка с требованием предъявить документы: «Почему именно сегодня? Почему именно я? Мог ли я избежать этого?». К слову, азиаты и кавказцы тоже оказались здесь, внутри здания — большая часть стояла в очереди у касс, но кто-то из них уже ходил по этажам, внимательно рассматривая картины и инсталляции. Как позже выяснилось, это был именно тот день, когда гастарбайтерам даётся право на бесплатное посещение «Гаража» в нерабочее время при предъявлении билета домой на одну из ближайших дат.
Мы выстроились в несколько рядов на площадке перед зданием, метрах в двадцати от входа. Короткостриженый парень, который вёз канистру, начал обливать бензином все остальные коляски, их тут же поджигали и, разогнав, катили к дверям. Охранники ничего не могли сделать — одна за другой горящие детские коляски с мусором, едой, домашней утварью, говном, книгами, человеческой плотью и другими вещами въезжали в атриум музея, опрокидываясь, врезаясь друг в друга и в объекты интерьера. Следом покатились дымящиеся покрышки, запущенные вовремя подоспевшими современными художниками. За покрышками ехали лонгборды, велосипеды и самокаты, отправленные в пекло оказавшимися неподалёку стильными молодыми парнями и девушками, которые весьма кстати подъехали в парк после ночной тусовки в «НИИ».
Но настоящего терроризма или чего-то подобного не получилось — противопожарная система «Гаража» сработала идеально, да и рукастые гастарбайтеры действовали быстро и технично. Возгорание удалось ликвидировать за считанные минуты, а запаниковать по-настоящему никто из посетителей парка не успел. Даже полиции не понадобилось — как раз в это время завершали утреннюю пробежку тренировавшиеся рядом крепкие ребята из патриотического клуба. Подключившись к охранникам, патриоты выловили особо активных из нас, скрутили, довели до набережной и бросили остужаться в реку. Остальные, включая меня, разбежались. Нас поискали для виду, но особо не усердствовали.
Однако я почему-то сильно испугался, раньше всех бросился в кусты подальше от центра событий и записал в «телеграме» голосовое сообщение для мамы, сказав, что люблю её и что всё будет хорошо. А потом просидел в этих кустах ещё часа два, выискивая в небе куда-то затерявшееся солнце с мыслью, которую повторял как мантру («Почему именно сегодня? Почему именно я? Мог ли я избежать этого?»), зачем-то перебирая чётки, совсем недавно подаренные другом-путешественником как раз недалеко от этого места.
Страх не прошёл до сих пор, хоть я и понял примерно, почему именно в тот день именно я и почему это было неизбежно.
Вообще слишком мало неизбежного в жизни. Хоть чего-нибудь бы не избежать.
Фотографии Флавии Австралии.