1.
Когда я была маленькая, я думала, что обязательно выйду замуж где-то в двадцать два (что ж, неожиданно так и случилось) и рожу (первого, конечно же) ребёнка в двадцать четыре. Вот здесь я просчиталась. Так как не знала, что желания и цели в десять лет и в двадцать пять могут отличаться.
Когда в детстве меня заставляли что-то делать, я могла хмуриться и капризничать, но всё же подчинялась, потому что взрослые (я верила в это всей душой) всегда знают, как лучше. Теперь мне непонятно, где взрослые, а где нет. Так как большинство «взрослых» говорит наиглупейшие вещи. Моя вера пошатнулась.
А ещё я думала, что когда, наконец, стану взрослой (какие дети всё-таки глупые), смогу выбирать для себя всё, что захочу. Я буду заниматься любимым делом (как бы не так), буду есть то, что мне нравится (кто мог предвидеть санкции?), ну и все остальные простые и незамысловатые вещи.
В любом случае я вряд ли думала о том, что буду бороться за право — как бы громко это ни звучало — распоряжаться своим телом. А кто ещё, как не я, может им распоряжаться?
2.
Не все испытывают давление из-за необходимости производить на свет потомство. В то время как одни страдают от постоянных упреков в свой адрес, другие давно решили избрать путь, который первым доставил бы только горечь и страдания — путь создания «ячейки общества».
Общество нуждается в ячейках, ибо ячейки — это порядок. Общество не может без порядка. Общество есть упорядоченность людей. Где после рождения и постепенного взросления человек обязан родить другого человека и помочь ему повзрослеть. Иначе цепочка рвётся, и наступает хаос. Цель теряется во мраке свободы, и жизнь кажется бессмысленной.
Мы много говорим и обсуждаем свободу, но насколько мы освободились от давления? Всё это, возможно, кажется смешным — действительно, многие из нас стали менее чуткими к общественным нормам и порядкам, принятым издревле. Но давление. Цепочка.
3.
Придя после плановой операции к рандомному гинекологу за рецептом и ответом, как поддерживать своё здоровье дальше, я услышала, чего уж там, предсказуемый вопрос: «Когда рожать будете?». И после неопределенного ответа последовало опять-таки предсказуемое восклицание: «Вам сколько лет?! Вы что, хотите мучиться потом? Вон, стоят у меня женщины, у которых проблемы теперь», и т.д. и т.п. Думая о получении рецепта, я не стала отвечать искренне (какое ваше дело?), поэтому что-то промямлила, добилась своего и ушла в надежде никогда не вернуться.
В любом случае я вряд ли думала о том, что буду бороться за право — как бы громко это ни звучало — распоряжаться своим телом. А кто ещё, как не я, может им распоряжаться?
Давайте проанализируем.
Правильно ли задан вопрос «Когда рожать будете?»? Ответ: неправильно. Правильно заданный в этом случае вопрос звучал бы: «А вы хотите рожать?».
Затем. Действительно, какое ваше дело? Пусть вы и врач-гинеколог. На своём достаточно богатом опыте я убедилась, что врачей гинекологов в мед. институте, видимо, учат тому, что основная цель их практики не просто поддержание здоровья женщины, а поддержание здоровья женщины для того, чтобы её организм породил как можно больше потомства. Возможно, им даже бонусы дают, если они убеждают кого-то нарожать побольше себе подобных.
Далее. Врачи — это не страшно (пока не заболеешь, конечно же). Страшны те, с кем ты общаешься чаще, чем с врачами. Или общался, пока общение не ограничилось вопросами о детях и… детях.
«Когда? Зачем? За надом. Не хочу сейчас. Надо. Хочу учиться. Зачем? Хочу работать. Потом поздно будет. Я не знаю. Эгоистка. Нет денег. Бог пошлет (!). Не готова. Поэтому и болеешь постоянно. Нет. Не хочу. Ну и фиг с тобой».
4.
Где заканчивается собственный эгоизм и начинается чужой?
Почему рождение существа, в котором есть что-то похожее на тебя, так успокаивает? Схожесть в поведении? Однако доказано: совершенно необязательно, что дети наследуют принципы и мировоззрение своих родителей. Желание понянчиться? Не будем подсчитывать все детские дома и хосписы, где такие же младенцы (в этом возрасте они почти неотличимы) просто нуждаются в чьем-либо внимании, ибо их уже породили, и с этим нужно что-то делать. Отсюда первые выводы: нежелание тискать не своих детей связано скорее всего с брезгливостью и предубеждениями. А ещё многим важен результат. Ну потискаешь ты чужого ребёнка, а в старости он тебе и стакан не подаст.
(Насчёт чужих детей: ведь многим принципиально иметь именно своего ребенка, а не чужого. Это поразительный факт.)
В мире, где человечество увеличивается с невероятной скоростью, где ресурсов всё меньше и потребляют их в огромном количестве как раз те, кто живёт в достатке, а не люди из стран третьего мира, — в этом мире живут люди, которые требуют больше. И не от кого-нибудь, а от тех, кого они собственно породили. Замкнутый круг.
И не стоит даже говорить о том, насколько ещё один рождённый человек опасен для окружающей среды, ибо начинает он свою жизнь с памперсов (никто сейчас в здравом уме, желая сберечь своё время, не будет пользоваться пеленками).
Пусть рожают те, кто желает, их немало. И пусть не рожают те, кто хочет заполнить свою жизнь другим полезным трудом
Всё это грустно.
И вот ты приводишь эти нелицеприятные доводы родителям, а в качестве ответа получаешь супер-аргумент и в то же время один из важнейших вопросов философии: «А что, если бы не было тебя?». В этот момент невольно задумываешься, но не потому, что потерял веру в собственные убеждения, а потому что действительно — если бы?
И начинаешь думать: любая жизнь — это счастье или страдание? Наверно, счастье. Лучше прожить самую ужасную жизнь, или совсем не жить? Наверно, лучше ужасную, лишь бы пожить (да, я так думаю).
И что, значит, нужно как можно больше жизней? Пусть и ужасных.
Или всё-таки помогать другим людям, чтобы их жизнь не была столь… ужасной.
Думаю, для этого существует «разделение труда». В конце концов, почему все должны обязательно рожать или не рожать? Пусть рожают те, кто желает, их немало. И пусть не рожают те, кто хочет заполнить свою жизнь другим полезным трудом, не менее полезным для человечества, чем пополнение его численности.
Вопрос в другом: когда же закончится это давление? Тело-то моё.
Фотографии Алексея Кручковского.