Патриотами называют не тех

Пару месяцев назад мы с Кириллом довольно обстоятельно обсуждали проблему «духовных скреп» и «духовности» как таковой. Я утверждал, что «духовность» — это в некотором роде «пустое» понятие, то есть такое, которое можно наполнить какими угодно смыслами, а также, что это понятие содержит в себе потенциал для исключения Другого. Тот, кто обладает властью, вправе решать, «кто духовен, а кто — нет». Российская политика последних трёх-четырёх лет прекрасно показывает, как подобный механизм работает на практике. И «патриотизм» здесь тоже представляется таким понятием, которое открыто для манипуляций и искажений. Осталось понять: почему эти манипуляции стали возможны?   

В боевике «Скала», снятом Майклом Бэем в 1996 году, есть один любопытный эпизод. В то время как герой Николаса Кейджа обезвреживает ракету, между генералом-террористом (его играет Эд Харрис) и взятым на мушку бывшим британским агентом MI-6, который пытается помешать террористам осуществить их план (его роль исполняет Шон Коннери), происходит примерно следующий диалог. Генерал, объясняя причины своих действий стремлением наказать правительство за несправедливость, проявленную по отношению к собственным же солдатам, вспоминает высказывание одного из отцов-основателей США Томаса Джефферсона: «Древо свободы должно орошаться время от времени кровью патриотов и тиранов». На что герой Шона Коннери отвечает цитатой из Оскара Уайльда — «Патриотизм — это религия бешеных» — и тут же падает от удара локтем по хребту. Собственно, эпизод этот указывает не столько на то, что разное понимание патриотизма чревато повреждениями позвоночника, сколько на то, что трактовки патриотизма разнятся от эпохи к эпохе, а потому обращаться с этим термином следует аккуратно.       

Цитата Томаса Джефферсона, которая уже давно стала расхожим афоризмом, представляет собой выдержку из его письма Вильяму Стефенсу Смиту — сотруднику американского дипломатического представительства в Лондоне. Письмо это датировано ноябрём 1787 года. В нём Томас Джефферсон с симпатией пишет о массачусетском восстании, случившемся годом ранее. Осенью 1786 года Даниэль Шейс (бывший участник войны за Независимость и капитан в отставке) поднял восстание против правительства, которое никаких не реагировало на разорение фермеров в штате Массачусетс, и даже способствовало этому разорению. Восстание было подавлено, однако заставило власть задуматься и по-другому посмотреть на проблемы, с которыми американское общество столкнулось в то время [1].          

«Патриотизм», понимаемый Т. Джефферсоном как забота о благе граждан и как противопоставление интересов граждан интересам неограниченной власти, — это установка, характерная для американского Просвещения. Именно такое представление, сформировавшееся на американском континенте в 1760-1770-е гг., и попадает в предреволюционную Францию, откуда термин «патриотизм» затем перекочевывает в Россию.

И появляется он в таком значении на страницах журнала «Беседующий гражданин» в декабре 1789 года, в статье без указания авторства под названием «Беседа о том, что есть сын отечества». Но автор у этого текста всё-таки был. И был им Александр Радищев (тот самый, чьё «Путешествие из Петербурга в Москву» так сильно не понравилось Екатерине II, что обернулись для российского просветителя десятилетней ссылкой). Радищев пишет о том, что не каждый достоен того, чтобы зваться патриотом — те, кто подчиняются Мучителю (таким образом А.Радищев переводит французское слово «tyran»), не достойны этого имени. Раб не может зваться патриотом, это — привилегия свободного человека, того, кто противостоит неограниченной власти.

И с этого времени термин «патриотизм» в России продолжительное время понимается именно таким образом, а заодно и вызывает негативную реакцию у официальных властей.

Всё меняется при Николае I, когда в политическом вокабулярии эпохи появляется понятие «верноподданный патриот», то есть тот, кто поддерживает существующую власть и установленный порядок. С этого времени начинает формироваться представление о государственном патриотизме, направленном, прежде всего, на борьбу с инакомыслием.

Очень точно показывал и высмеивал суть казённого патриотизма М. Салтыков-Щедрин. Так, например, у него есть небольшой рассказ под названием «Наш дружеский хлам» (1859), в котором он описывает нравы провинциального дворянства, прошедшего «суровую школу безгласности и смиренномудрия». От имени одного из таких дворян и строится повествование: «Итак, не корысть и холодный эгоизм руководит нашими действиями и побуждениями, а собственно, так сказать, патриотизм. Сей последний в различных людях производит различные действия. Иных побуждает он лезть на стенку, иных стулья ломать… нас же побуждает стоять смирно. Согласитесь, что и это своего рода действие! Мы до такой степени любим наше Отечество в том виде, в каком оно существовало и существует издревле, что не смеем даже вообразить себе, чтоб могли потребоваться в фигуре его какие-нибудь изменения». 

Салтыков-Щедрин указывет на один важный момент — казённый патриот не обязательно искреннен в своих мыслях и действиях. Зачастую за госпатриотизмом кроются поиск выгоды и личные интересы.

Именно этот момент и станет отправным для критики патриотизма, которую развернула интеллигенция времён Александра III и Николая II. Патриотам ставят в вину то, что они защищают существующую систему неравенства, поскольку они сами заинтересованы в существовании этой системы.

Таким образом, почти вся российская история XIX века способствовала формированию стойкого представления о том, что «патриот» — это, прежде всего, охранитель государственного строя и апологет действующей власти. 

В советское время сущностно практически ничего не изменилось. Громоздкая формула «патриот социалистического отечества» содержала все те же смыслы — оправдание официальной власти, борьбу с антрипатриотами (инакомыслящими), преследование личных мотивов.

И язык времён Ельцина и Путина во многом наследует эпохе Российской империи и Советского Союза. По этой причине патриотами считают тех, кто принимает одиозные законопроекты, выводит деньги в оффшорную зону на Панаме. Патриоты — это Киселёв, Ролдугин, Мединский, Милонов, но уж никак не Пётр Павленский. Патриотами называют не тех. И вопрос заключается в том, как изменить существующий порядок. И тут вновь нельзя не вспомнить Томаса Джефферсона, утверждавшего, что инакомыслие — это высшая форма патриотизма.          

Раб не может зваться патриотом, это — привилегия свободного человека, того, кто противостоит неограниченной власти

Примечание:

[1] В связи с этим восстанием любопытно вспомнить другой текст Т. Джефферсона, написанный непосредственно под влиянием тех событий. В нём автор, противопоставляя опасную свободу спокойному рабству, пишет о том, что первая порождает добро, «предотвращает вырождение правительства и питает общий интерес к общественным делам» («О необходимости восстаний»).  

Фотографии Алексея Кручковского.