Вспышки прекрасного

Данная статья вынудила меня написать к ней небольшое предисловие, чего я обычно тщательно избегаю: глупо комментировать свои же тексты. Однако случай вышел особенный. В рамках «Радио в пещере» я наметил весенний поворот, который подразумевает цикл статей. Их тематика разнообразна, как и бывает в этой рубрике, но общим является метод. Это футурологический анализ, непривычный взгляд на обыденные вещи. Современность сложна и изменчива, её неимоверно трудно объяснить существующими понятиями. Ещё труднее рассказать о ней терминами будущего, которых пока никто толком и не придумал. И тем привлекательнее кажется для меня поставленная задача. Скажу заранее: она невыполнима, и это естественно, ведь будущее никогда не наступит.

***

Знакомый спрашивает: «Как дела в городе-на-костях?». Да, я ступил на невскую землю и на следующий день обозначил своё присутствие в инстаграме: попросил друга сфотографировать меня на фоне петропавловских замшелых стен. Тем самым я выразил безразличие к селфи. Выразил — то есть обозначил своё отношение. Теперь наличие фронтальной камеры на любом смартфоне вынуждает считаться с явлением и обозначать его в мысленном пространстве.

Этот «вызов» как усилие думать о селфи безразлично постоянно даёт о себе знать: ни одна вечеринка не обходится без расставленных рук и пытающихся уместиться в экран пьяных лиц. И даже в Эрмитаже не спасёшься. Спускаясь по громадной лестнице Главного Штаба, я наткнулся на девушек, прикорнувших внизу. Они усиленно улыбались, держа в руках селфи-палку.

Когда думаешь о том чудаке, которому впервые пришла мысль довести процесс селфи до логического завершения, понимаешь, насколько велика гордыня современного человека. И насколько велико его одиночество. Возможно, селфи является сегодня бытовым примером демократического идеала — полного и автономного индивидуализма, когда une personne обозначает свою самоценность, устремляя взор не на себя, а на свою самость, уже не прибегая к второстепенной помощи.

Я бродил среди импрессионистов, и печальная «Дама в голубом» Сезанна глядела на меня. Madame, не вы ли стали провозвестницей тех девиц на лестничных ступенях?

Когорта портретов заказчиков, которые увековечены с помощью масла и холста, теперь безмолвно глядят на ставших совершенно независимыми потомков. И только один хмурый рисовальщик скучает на Дворцовой под проливным дождём.

Когда думаешь о том чудаке, которому впервые пришла мысль довести процесс селфи до логического завершения, понимаешь, насколько велика гордыня современного человека. И насколько велико его одиночество.

Слова об автономности, конечно, лукавы и неполны. Девушки прихорашиваются и спешат поставить теги под фотографией, поминутно проверяя смартфон на наличие лайков.

Где массовое увлечение — там формируется индустрия. Селфи-палка уже вчерашний день, чудак сменяет чудака — и впереди виднеются прототипы селфи-ноги и селфи-руки. Забавно, что это нарциссическое явление, возникнув в голове, начало стремительно материализовываться и постепенно отвоевывать у субъекта-прародителя его физические части, превращая человека в объект селфи. Доведя эволюцию до устрашающего конца, мы можем представить себе огромный глобальный селфи-механизм, замкнутую систему, использующую людей для удовлетворения своего «Я», откуда-то у него взявшегося.

Или синдром селфи углубится в прямом смысле и станет феноменом, представляющим анатомический интерес. Селфи сердца и лёгких, селёзенки и кишечника. Недавно я встретил в инстаграме рентген головы своего друга, и, как мне показалось, он ловко воспринял тренд: человечество уходит от физиогномики, но оставляет за собой предельную визуализацию. Вместо лица и телесного культа приходит черёд биологического конструкта. Митральный клапан может быть не менее совершенен, чем изгиб талии или контуры соблазнительных губ. Сексуальность, замешанная на внешних данных, перейдёт к частностям, подробностям, селфи переступит порог красоты и обоснуется на противоположном конце.

Мы увидим процесс умирания и станем лайкать смерть. Человек будет постить своё постепенное или стремительное угасание. Ведь и сама болезнь, согласитесь, условность: она лишь крайняя степень адекватной меры угасания — жизни. И никто уже не возмутится селфи на фоне умершей бабушки или с похорон.

Факт присутствия онлайн окажется смыслом существования, и пример селфи будет социальной гигиеной наших потомков. Термин «социальная гигиена» станет плохо применим к такой ситуации, так как само понятие социального превратится в анахронизм.

Но пока все предельно просто.

Я с нежной любовью и приятным чувством инаковости просматриваю фотопроект Ари Верслуиса и Элли Айтенброк «Exactitudes». Ещё до появления не то что селфи — смартфонов, в 1994 году они решили выяснить, насколько внешне близки представители различных субкультур Роттердама. И пришли к поразительным результатам: люди схожи до неотличимости и рези в глазах. Разумеется, можно порассуждать о принятых социальных ролях и стереотипах. Но резкая, зеркальная одинаковость случайных людей — будто насмешка над обществом победившего индивидуализма.

Мы увидим процесс умирания и станем лайкать смерть. Человек будет постить своё постепенное или стремительное угасание.

Сегодня роттердамский «феномен» выходит за рамки художественного проекта: каждый становится концептуальным объектом, по мере сил приобщаясь к известной максиме о смерти искусства. Явление селфи теперь выступает как бытовой пример его расщепления. Как деление ядра в физике привело к революции в науке, так и растворение искусства в реальности может привести к невообразимому пока синтезу смысла и окружающей действительности. Современники того выдающегося события были настолько ошеломлены случившимся, что чувствовали, будто земля буквально уходит из под ног — физический мир оказался насквозь относительным и делимым.

Так восприняли идею бесконечности микромира — наряду с бесконечностью мегамира. Но речь шла всё-таки о внешних правилах. Синтез искусства и реальности — задача внутренняя и, скорее всего, ментальная.

Пробежав глазами инстаграм, мы будто снова очутимся в Роттердаме, который словно натянули на весь земной шар. Если скрупулезно подсчитать и сравнить миллиарды селфи, мы вернемся к тем же исходным типажам, что обнаружили Верслуис и Айтенброк. Но здесь начинается сфера гипотез. Каковы тенденции? Эти роли/типажи будут множиться в геометрической прогрессии, стремясь прийти к формуле «1 индивидуум = 1 типаж»? Или под действием невидимого делителя, будут стремительно сокращаться, превратившись в конце в условные ролевые гетто?

Вопрос открыт. И что-то мне подсказывает, те штабные девицы ненамеренно претворяют в жизнь вторую идею. Им это невдомек, а мне и подавно — я усиленно пытаюсь оставаться безразличным.

(Поль Сезанн, «Дама в голубом»)

В статье использованы фотографии Елены Стрыгиной и Флавии Австралии.