Страна невыученных пороков

В эту абсурдную историю про изъятие «Карлсона» и «Тома Сойера» из иркутской библиотеки и верить не надо было. Ну кому придёт в голову видеть в алкоголичке фрекен Бок угрозу российскому детству? Но даже если бы новость оказалась правдивой, я бы не удивился.

Помню, как в моей школе появился интернет. Это эпохальное событие для провинциального мальчика не было омрачено никакими файерволами и «родительским контролем». И чего только мы не находили, пока кое-как работало соединение и рядом не было никого из взрослых.

Правда, из благих намерений (помните, были в своё время нацпроекты?), по школам начали раздавать лицензионные программы в надежде повысить рейтинг Медведева. С программами пришли и блокировки. Но нам они были уже по барабану — мы ночами исследовали просторы «контакта».

Думаю, каждый, кто учился в российской средней школе, ощущал стойкую параллель между тем, что можно условно назвать «методичкой», и тем, что происходило в классах и на школьном дворе. Учёба «по методичке» означала бесчисленное множество раз переписанные правила, распоряжения, разнарядки, часы, ставки, классное руководство — всё то, что тянулось большим и медленным обозом с советских времен и мало в чём поменялось. А между тем реальная учёба превращалась в невыносимую рутину, которая множилась и входила в яркое противоречие с нараставшим пубертатом. Правила и запреты становились чем-то отсталым, вернее — отстойным. К старшим классам образование замирало, все готовились к ЕГЭ — и остальные предметы и дела шли большим лесом. Возможно, у некоторых, гимназистов там или лицеистов, было совершенно не так — и я им буду аплодировать стоя. Но здесь мне приходится отвечать «за остальных».

Ещё несколько лет назад «Школа» Гай Германики встала поперёк горла всем российский учителям, и дело почти дошло до распятия режиссёра. Я не считаю, что сериал художественно выдающийся, но он впервые широко показал правду, которую встречали и я, и вы, и те же учителя, боявшиеся признаться себе в школьном насилии, а иногда и садизме.

Какие бы ни были воспитанные и толерантные дети, иерархия и оценочность школы заставляет человека подстраиваться под систему. Если считать школу моделью или микромиром — группой, здесь неизменно будут действовать социальные правила.

А точнее: быдловатые, ботаны, преподаватели-истерички и преподаватели-садисты, зачморённые ученики просто так, без причины, причём на протяжении всей учебы, любимчики и считающиеся идиотами, стукачи и нытики, беременные и наркоманы. Как и талантливые учителя, гениальные ученики и всё то, что у нас числится по разрядку «методички».

Эта идеологическая подвешенность, восприятие школы как государевой вотчины провоцирует учителей быть истово верующими, выгонять из школы геев-коллег, стучать на учениц с сине-желтыми лентами в косах.

Всё это мы уже проходили: советской «Школой» был фильм «Чучело» Ролана Быкова. Тогда оказалось, что советский пионер не всегда пример для остальных. Хотя там не было такого германиковского «днища», но схожесть есть — в чистой безжалостности, которая порой появляется у детей.

Эта мифологизация советской школы восходит к огромному мифу о «советском детстве». Его старательно начали возводить в культ еще в 30-е годы. «Жить стало лучше, жить стало веселее» с жесткой иерархией октябренка-пионера-комсомольца не оставляли никакого выбора, кроме как встроиться в систему, которая была сплошь идеологической. От рассказов про Володю Ульянова до клятв на верность партии.

Сегодня миф широко используется рекламной индустрией, которая рассчитана на долгую историческую память: из-за свойств сознания, оставляющего преимущественно хорошие воспоминания, возник растиражированный слоган: «как раньше».

Если применить его к представлениям о советской школе, то здесь возникает убеждение в исключительном качестве советского образования, позволившего пролетарскому государству и в космос полететь, и атомную бомбу собрать, и нобелевских медалей получить. И много чего другого, рука устанет перечислять. Но тому же американскому образованию, к которому у нас в стране почему-то стойкое отторжение, тоже удалось как-то и до Луны добраться, и атомную бомбу пораньше смастерить, и нобелевских лауреатов заиметь не в пример больше, чем нашим.

Ну да ладно, с нобелевской премией отдельный разговор, скажете вы.

За кормой остаются та же советская шпана, малолетние преступники, которые были и в советское время. И наркомания была, и аборты, и всё то же, что теперь можно увидеть в «Школе».

По поводу советской «методички» следует добавить. Про гуманитарную сферу, особенно про литературу и историю говорить серьёзно не приходится — объективно они были настолько заидеологизированными дисциплинами, что получить внятное представление о русской литературе и истории не представлялось возможным.

Точные и естественные науки страдали от идеологии в меньшей степени, но показательное отношение власти к генетике и кибернетике, например, прямиком отражалось на качестве учебников.

Не говоря о том, что учебники были одни и те же на протяжении поколений.

Поэтому вспоминать о советском образовании нужно, приняв эти оговорки.

Как часть идеологической системы советская школа имела четкие границы «жизнедеятельности»: чего можно, а чего ни в коем случае нельзя, знал каждый работник. А если не знал — ему «знали» работники роно, облоно, гороно или «партийные».

Потому что недаром в каждой школе висел плакат «Знание — сила!».

Сегодня, казалось бы, образование необходимо не только дать каждому, но и сделать его открытым. Читай Замятина, а хочешь — и Э. Л. Джеймс. Нравится теория струн? Да пожалуйста, никто не обидит. Да если даже гей или пастафарианец, это ж личные дела, только учись хорошо.

Но как был «родительский контроль», так и остался. Нет, не только он. Я вот был спасён от следующей напасти чисто по биологическим причинам: родители успели зачать пораньше. А так бы тоже стал изучать основы православной культуры и ходить на встречи класса с батюшкой.

Хотя с моим характером вряд ли.

Российское образование очень хорошо слышит звон, но не всегда понимает, откуда он исходит.

Если запреты в советской школе, может, и душили свободомыслие, но они и создавали какую-то определённость.

Сегодня учителям никто не может «знать» безапелляционно — потому что сами «знающие» должны улавливать веяния, исходящие сверху.

Сегодня делаем упор на православие и мораль. Завтра боремся с засильем геев. Послезавтра воюем с Украиной.

Эта идеологическая подвешенность, восприятие школы как государевой вотчины провоцирует учителей быть истово верующими, выгонять из школы геев-коллег, стучать на учениц с сине-желтыми лентами в косах.

Все эти примеры вы хорошо знаете.

Я не говорю еще про урны для голосования и избирательные комиссии.

Теперь дурно читать даже «Карлсона» вроде бы. А за моё предложение ввести в школьный курс «Лолиту» Владимира Набокова, думаю, кара нашлась бы мгновенно. С кучей нелицеприятных отзывов и остылками к уголовному кодексу. Хотя «Мастер и Маргарита» изучается — и ничего. А ведь отличные романы, оба!

Помню, сидим мы, старшаки, на русском языке, готовимся к ЕГЭ. А в соседней аудитории крик, ор — ну понятно, оставили какой-то класс одних. Да какие союзные слова и подчинения, когда за стеной такие обстоятельства!

Потом я узнал, что они заперлись и одноклассницу раздели догола.

Вот всё у нас так пока.

Фотографии Кирилла Кондратенко.