Biji biji Kurdistan

— Наверное, придется отменять свадебный автобус, — печально замечает Махмуд. Уже месяц семья Махмуда пытается выдать замуж свою младшую дочь. Каждый раз свадьба интригующе откладывается. Каждый раз ресторан готовится разместить многочисленных родственников на церемонии, каждый раз жених решительно просит руки и сердца, а невеста, не дрогнув, отвечает «да». И всё же свадебный автобус из турецкой столицы Анкары в курдскую «столицу» Диярбакыр не едет.

Сначала полиция внезапно арестовала мэров Диярбакыра. Горожане запротестовали. Протест моментально подавили, а одного из мэров даже посадили в тюремный блок с террористами Аль Каиды. Свадебного настроения как не бывало.

Начались репрессии. Турецкие власти направили на восток еще больше бронетехники и перекрыли въезды в курдские города. Никого не впускали и не выпускали. Тогда свадебный автобус развернули в первый раз. На всех трассах образовалось в три-четыре раза больше блокпостов. В горы начала подтягиваться турецкая армия. Потом в Диярбакыре прогремел взрыв. Один, второй, третий… Учитывая концентрацию полицейских на квадратный километр в городе, даже неудивительно, что один из взрывов разрушил часть полицейского участка.

Турецкое правительство не стерпело и тут же арестовало нескольких депутатов парламентской курдской партии ДПН (прим. — Демократическая партия народов или HDP), до сих пор не замеченной ни в какой противозаконной деятельности. На территории всей страны перестал работать Facebook, Skype и еще множество других неожиданно ставших опасными сайтов. Рейсы на восток были приостановлены. На последнем рейсе расстроенный Махмуд улетел в Диярбакыр, пообещав своим товарищам обязательно доложить о ситуации в городе. За время полета отключили мобильную связь. Позвонить в Диярбакыр теперь было невозможно.

Утром следующего дня некоторые недовольные граждане вышли на улицы. В Анкаре предприняли попытку протестовать в университете и у офиса партии ДПН. И там, и там полиции было в несколько раз больше, чем протестующих. Рассредоточенность и откровенная нехватка протестующих вынудила полицейских с недоверием поглядывать на всех случайных прохожих.

На странице диярбакырского муниципалитета (прим. — «Конгресса демократического общества») в Википедии появилась выписка из хроники 2016 года: «Управлением безопасности по борьбе с терроризмом из здания были изъяты плакаты».

В это время перепуганные товарищи Махмуда начали собираться у одного из его друзей на квартире. Хозяин Рубар, друг Махмуда, худощавый студент-инженер в очках, как у Гарри Поттера, хлопочет на кухне и без конца разливает по стаканам чай. К вечеру в гостиной Рубара образовывается внушительная курдская диаспора и ей сочувствующие. Все возмущены и подавлены, но не оставляют такого привычного в Турции фатализма.

— То, что вы видите сейчас здесь, в Анкаре, уже давно в Диярбакыре. Все эти танки и бронированные машины появились на востоке Турции гораздо раньше попытки переворота.

— И на протест сейчас никто не пойдет.

— О! Вы, кстати, идите на протест, — вдруг вспоминает Рубар о нас. — Мы-то не можем. Я уже отсидел три месяца в тюрьме после одного протеста — якобы за связи с РПК (прим. — Рабочая Партия Курдистана, признанная в Турции террористической).

Подозрение в связи с РПК — самое распространенное основание для ареста. Даже произношение названия партии (PKK: «Пе Ка Ка» — турецкий, «Пе Ке Ка» — курманджи) на курдский лад — уже повод для задержания. В Измире нам рассказали историю про польского путешественника, который писал путевые заметки. По пути на восток Турции военные обнаружили заметки. Несколько часов они пытались перевести польский на турецкий, но не смогли. В итоге путешественнику повезло: его депортировали, обвинив в попытке передать письменный приказ РПК курдским повстанцам.

Медленно и негласно на всей территории Турции идет процесс по увольнению учителей и профессоров. Раньше увольняли только курдов и алевитов, теперь всех, кто каким-то образом критикует правительство. Чаще всего профессоров сдают сами студенты, записывая на диктофон лекции.

^{Надписи PKK в Деарбакыре — это название Рабочей Партии Курдистана (РКК). Они по всему городу, граффити делают чаще даже сами местные в знак поддержки. Партия, конечно, террористическая, запрещенная, хуже всех остальных террористических группировок. Попался за написание граффити — сел на двадцать лет.}

Такая паранойя кажется странной, немного антиутопической. Поначалу не очень-то верится, что 1984 год уже наступил. Сложно привыкнуть к тому, что за одним протестующим по улице могут бежать несколько полицейских с автоматами на перевес. И, конечно, неожиданно, когда тебя обступает толпа военных за фотографию детей на фоне школы, которая находится напротив очередного полицейского участка.

Через полчаса после прибытия в Диярбакыр нас уже обыскивали. Около десятка грузных полицейских в штатском перетряхивали наши вещи, изучали фотографии на всех устройствах и проверяли паспорта. Самый молодой из них просмотрел все страницы моего паспорта на свет, а другой, чуть постарше, раскрутил и обнюхал трость моего товарища. Переспросив в десятый раз имя и год рождения, они, напряженно щурясь, произнесли как бы между прочим: «PПК? ДПН?». Инстинкт самосохранения срабатывал моментально. На память сразу же пришли советы друзей: «На все вопросы о политике молча удивляйтесь. Притворяйтесь идиотами. Искренне недоумевайте и всё отрицайте».

Скоро нас отпустили, сказав: «Проблем нет, хорошего дня». На ватных ногах мы пошли вдоль улиц, упичканных бронетехникой. Старательно огибая взглядом толпу в камуфляже и решетчатые грузовики с выглядывающими из них автоматами Калашникова, мы изо всех сил любовались зданиями, выстроенными взамен разрушенных. Через каждые десять метров случайный прохожий или посетитель кафе что-то говорил по рации, провожая нас взглядом. Воспитанные на голливудских фильмах про шпионов, мы вздрагивали, когда привычный шум улиц Ближнего востока заглушал гул военных самолетов в синем небе. Каждый знает, куда и зачем они летят — в горы, бомбить повстанцев.

Никто, разумеется, не верит в нашу сказку о заблудившихся туристах. Во взгляде каждого полицейского читается: «Как вы могли перепутать шезлонг в Анталье и Мордор?».

Главная достопримечательность Диярбакыра — район Сюр. Уникальное культурное наследие, в числе которого даже армянская церковь, множество древних построек и мечетей — почти всё это перекрыто, опечатано и недоступно никому. Уже долгое время район частично оцеплен полицией. У местных есть два предположения. Первое — после боев с «гериллами» (прим. — курдские партизаны, поддерживающие РПК) государство не успело восстановить разрушенные объекты, второе — в районе слишком много катакомб и подземных тоннелей, где члены РПК могут прятаться и атаковать полицию и военных.

«РПК — это люди. Во всём турецком Курдистане вы не найдете человека, у которого бы не было члена семьи, или друга, или однокурсника, или сослуживца, или кого угодно, состоящего в РПК. Именно поэтому государство так боится РПК», — говорит наш новый друг Фахир, практикант Министерства юстиции и заботливый хозяин. Во время нашего пребывания в Диярбакыре Фахир делал всё, чтобы мы не выглядели в глазах полиции желающими присоединиться к РПК.

«Как-то раз в мою машину врезалось такси. Я позвонил в полицию, а они отказались приехать. Здесь это обычное дело. Если кто-то звонит в полицию, наверняка это могут быть члены РПК: сообщают о каком-нибудь инциденте и поджидают полицию с самодельными взрывными устройствами, — объясняет Фахир, — поэтому полиция так тщательно огораживает себя от людей, оцепляя целые улицы перед каждым участком. Если поступает вызов, как правило, они выезжают по три-четыре машины сразу — и все с автоматами».

От главной мечети города разрастаются темные улочки. На таких, будь мы в где-нибудь в Италии, можно было бы встретить секс-работников, наркоманов, разорвать кроссовки о разбросанные шприцы. «Эй, расслабьтесь! Здесь мы в безопасности, — неожиданно повеселевший Фахир улыбается и продолжает нас успокаивать. — Сюда полиция никогда не заходит — боится. Здесь РПК легко может спрятаться и атаковать».

С наступлением вечера город неожиданно и стремительно пустеет. Посетители местных забегаловок прощаются друг с другом и расходятся. Официанты быстро собирают со столиков мокрые от чая газеты, разложенные вместо скатертей. На газетах черно-белые портреты улыбающихся молодых парней и девушек — «герилл», недавно погибших в боях. «После захода солнца лучше не гулять. Улицы патрулируют менты в штатском и им не нужно много причин, чтобы открыть огонь в случае чего», — Фахир встает, показывает жестом, что надо идти и набирает маме. «Видишь этих копов справа?», — шепчет Фахир, не поворачивая головы, прижимая телефон к уху. За соседим столиком справа двое мужчин, допив свой чай, скручивали самокрутки. «Это беженцы из Сирии. Они ни слова не знают ни по-турецки, ни по-курдски. Они просто шмонают молча и сами отходят, когда закончат. Так что пойдем поскорее».

Фотографии автора с места событий. На обложке — фото погибших курдских партизан.