Ещё немного об аутсайдерстве

«Разные бывают landscapes, разные визы,
Телефонные звонки, коса флюгера –
Волос плетение, и все сзади. Либо лезвие.
А у тебя все впереди и между.
Не давай мне денег, а если
Любишь — принеси полотенце
В пробитый душ, склянку не-яду,
И не беспокойся, не тревожь понапрасну
Ни меня, ни соседей»

(А. Драгомощенко)

Было время, когда нас, редакторов «Стенограммы» (впрочем, началось всё задолго до создания журнала), занимала тема аутсайдерства, особенно в контексте культуры и искусства. Мы говорили, что, мол, «мы же есть, делаем что-то, но в то же время не попадаем в мейнстрим, находимся как-бы снаружи», то есть мы аутсайдеры, и это вроде как даже хорошо, это даёт свободу и одновременно позволяет избежать фрустрации по поводу незамеченности и невключённости в работу признанных институций. Мы связывали аутсайдерство с некой «культурной маргинальностью», возводили на знамя поэта Аронзона, вспоминали Ницше — внелитературного и внефилософского, помогал и Александр Моисеевич Пятигорский с его концепцией «очуждения», наблюдения за своим мышлением с позиции чужого, постороннего, т.е. опять же from outside. Было достаточно и других примеров — диссиденты, художники-одиночки, сумасшедшие экспериментаторы «вне формата», была даже опубликована довольно сумбурная, но ценная для самоопределения дискуссия.

Но сейчас я могу сказать, что дискуссия эта, как и все предшествующие и последующие полилоги, диалоги и индивидуальные размышления вслух и про себя на тему аутсайдерства, была ценна в первую очередь тем, что не привела ни к каким выводам, мы раз за разом доказывали себе, что это понятие не раскрыть. И, как я теперь думаю, об аутсайдерстве в контексте культуры и искусства говорить, по крайней мере в наше время, бессмысленно, так как понятие это — не более чем красивая пластилиновая фигурка, вылепленная из того, что осталось после вороны, а может быть, собаки, а может быть, коровы. Всё, что произведено — написано, нарисовано, сыграно и спето, — это уже культура, то есть это уже внутри, включено в процессы восприятия, обработки, рефлексии и т.д.

Но сейчас я могу сказать, что дискуссия эта, как и все предшествующие и последующие полилоги, диалоги и индивидуальные размышления вслух и про себя на тему аутсайдерства, была ценна в первую очередь тем, что не привела ни к каким выводам, мы раз за разом доказывали себе, что это понятие не раскрыть

Снаружи, вроде как в космосе, находятся лишь новые, уникальные, необъяснимые вещи, людей там нет, мы все находимся внутри гигантской, нами же самими созданной сферы, и когда кто-то пишет, например, поэтический текст, у него может получиться как бы «открыть портал», выхватить снаружи что-то иное, свежее, потустороннее, но в тот же момент портал закрывается, а «добыча» автора включается в привычные процессы, и речь уже идёт обо всём том, что располагается inside. Нахождение «вне формата» — это тоже формат, разговоры о внемейнстримности — часть мейнстрима, попытки романтизации и придания особого статуса отшельникам от искусства — строительство замков из песка. Всё, что проартикулировано или каким-то другим образом проявлено в окружающем мире — это уже часть культуры, собственно, это и есть культура, т.е. всё то, что создаётся и придумывается, как бы нанизываясь на стержень «чистого бытия», и нет смысла от неё отгораживаться, об этом вообще не стоит говорить, потому что в любом случае получится пусть даже весьма увлекательная и велеречивая, но болтовня ради болтовни.

Размышляя о том, что сказано выше, я вполне логично подошёл к вопросу — так что же, никакого аутсайдерства нет, и стоит вычеркнуть это понятие из своего тезауруса, в котором как раз пора навести порядок? Здесь я решил не спешить и для начала попробовать сменить акцент с культурного на социальный, т.е. задумался — а может человек быть аутсайдером сам по себе, не в рамках своего аватара, скажем, «художника» или какого-то другого «деятеля культуры», а просто по отношению к другим членам общества, в силу своих внутренних особенностей вроде мизантропии, банальной застенчивости или чего-то более сложного? Рассуждать об абстрактном человеке сложно, поэтому сконцентрировался на себе, оттолкнувшись от стартового вопроса: «я больше не аутсайдер?» (на манер Филатова, который в одном из стихотворений вдруг осознал, что не гений).

Надо сказать, что момент для размышлений был выбран весьма подходящий — свободное путешествие дикарём предоставляет широкие возможности для экспериментов. Большую часть времени я действительно ощущаю себя на какой-то дистанции от людей — чужеродный фланёр с рюкзаком, лавирующий между популярными среди туристов достопримечательностями и укромными уголками в дальних концах парков, в горах, в зарослях на берегу реки. Выкладывающий на ленту супермаркета странный набор товаров, поразительно диссонирующим с содержимым корзинок соседей по очереди. Прогуливающийся ночью вдоль границы Ватикана в полном одиночестве, слушая лишь храп бомжей и улыбаясь солдатам, а на следующий день толкающийся там же в окружении тысяч гостей одной из древнейших столиц. Когда варишь кофе на газовой горелке за столиком придорожного кафе где-то под Любляной и смотришь на людей, которые тоже пьют кофе, но из автомата и, в свою очередь, пытаются не смотреть на тебя, определённая граница ощущается. Я шучу, что эта ситуация — мой вариант сатьяграхи против общества потребления, но это уже мало отношения имеет к аутсайдерству.

И вот пробираясь всё дальше и дальше вдоль пляжа близ посёлка Лептокария (Греция), пытаясь найти место, где не будет этих кричащих детей, их родителей со скучающими лицами, назойливых торговцев, машин, барных стоек, шезлонгов, я подумал, что я таки аутсайдер. Я хочу наружу. И это, пожалуй, не то же самое, что аутист. Кстати, да, в рассуждениях не обойтись без оговорки, что есть клинический термин «аутсайдер», но это болезнь, девиация, я говорю не о столь радикальных состояниях. В описываемом мной случае сознание остаётся здоровым, но при этом аутичным. Здесь стоит подчеркнуть: to go out — это не то же самое, что to go outside. Out — это откуда-то в никуда, outside — отсюда куда-то, т.е. осознанное действие, подразумевающее поиск, какую-то цель, конечную точку. В тот вечер я нашёл её. Пройдя по берегу около четырёх километров, я пересёк вброд речушку и вскоре был вознаграждён за терпение — передо мною вырос заброшенный лагерь, с обрушившимся пирсом, полуразвалившимися постройками, обтянутый красно-белой лентой и, конечно же, абсолютно пустой. Тут же на пирсе я приготовил ужин, затем разбил палатку и заснул, как блаженный, под шум моря. Ночью ко мне в гости пришла бродячая собака, а утром разбудили шаги снующих туда-сюда любознательных немцев, но всё это ничуть не омрачило общей картины — чувствовал я себя превосходно.

Я шучу, что эта ситуация — мой вариант сатьяграхи против общества потребления

На следующий день, уже в городке Волос, ситуация повторилась — под вечер я полез на гору, пробрался через дыру в проволочном заборе, преграждающем путь к отвесной части горы, и поставил палатку прямо на уступе с шикарным видом на побережье. Достал чётки, заварил чаю и вновь вдоволь насладился одиночеством. Знаю, звучит в духе «Бродяг Дхармы» Керуака, но что поделать, как говорится, схема работает.

Однако позже, в Афинах, всё изменилось. В тот вечер мне прямо-таки захотелось к людям, это было что-то новое для меня. Я полчаса наблюдал как техничные ребята резвились с мячом на асфальтовой площадке в окружении бетонных стен с граффити, железной решётки и молодых девчонок в свете одинокого фонаря, затем стал выбирать улицы с наиболее оживлённым движением, подолгу слушал уличных музыкантов, после чего залез на Ареопаг, где в толпе туристов, иммигрантов и местных жителей разных возрастов и национальностей, не различая лиц в темноте, растворяясь в потоке речи на всех языках мира, понял (не в первый раз), что с людьми может быть ничуть не хуже, чем без них. И пусть даже есть понятия и положения «снаружи» и «внутри», искомая цель, или правда, или свобода — кому как больше нравится — находится, как обычно, где-то посередине.

До и после описанного отрезка пути бывали ситуации как полной «выключенности» из социальных процессов вроде походов в горы, тех же диких ночёвок, посещения непопулярных уголков природы некоторых стран, так и наоборот, моменты поразительно насыщенной коммуникации с представителями разных культур — с водителями, случайными встречными, людьми, у которых я оставался на ночлег, с коллегами-путешественниками. Во время этих моментов ни ощущения, ни мыслей о положении «чужого» и «внешнего» не возникало — для них просто не находилось места. Так что со временем вопрос о самоопределении относительно предпочтений в интенсивности социальной жизни и оптимальной точки наблюдения за этой самой жизнью отпал сам собой, так как этих точек оказалось несколько, более того —ландшафт и координатная сетка этой ментальной карты постоянно меняется и не оставляет возможности для маркировки.

До и после описанного отрезка пути бывали ситуации как полной "выключенности" из социальных процессов вроде походов в горы, тех же диких ночёвок, посещения непопулярных уголков природы некоторых стран, так и наоборот, моменты поразительно насыщенной коммуникации с представителями разных культур

Это мой личный опыт, моя, безусловно, субъективная точка зрения, но вывод таков — настоящее ощущение одиночества возможно только при наличии опыта интенсивной коммуникации с обществом, то же самое в обратную сторону. И тактика лавирования между крайними состояниями, проявление пластичности и маневренности (о чём говорил, например, Сталкер Стругацких: сухая ветка ломается, символизирует старость, молодая и зелёная гораздо гибче, а следовательно — прочнее) раз за разом оправдывает себя, позволяя оставаться в хорошем расположении духа в любой ситуации. Это в некоторой степени перекликается с буддийской концепцией срединного пути, но, наверное, не очень правильно использовать Керуака и буддизм в одном тексте. Шутка, но ссылок и правда достаточно, к тому же я не претендую на поддержку каких бы то ни было философских систем и убеждений авторитетов. Аутсайдерство — крайняя, недостижимая позиция, начало отрезка, на другом конце которого — состояние настоящего open-minded, полного погружения в коммуникацию. Лично мой путь относительно этой оси проходит где-то посередине, пусть постоянно виляя, заставляя подниматься и опускаться, двигаться по кругу, по спирали, иногда ползком (например, под оградой автобана), иногда бегом (много интересных вариантов, правда?), но почти всегда с улыбкой. В среде общения путешественников это называется to be flexible — не самый плохой лозунг, и относится он не только к социальной активности, но и к вопросам толерантности, например.

Так что в целом ничего нового — меньше крайностей и лишней теоретизации, никаких готовых схем и лайфхаков. Но со всех сторон твердят, мол, share your experience — я и попытался. Ну и

Слушай свою обувь, она пережила то, что для тебя было сном. 
Пока ты плыл на свадебной барже, твои пятки боролись 
со смоляной рекой. 

(Остап Сливинский)

 Фотографии Салавата Сафиуллина.