Ни для кого не секрет

Не секрет, что уровень агрессии в нашем обществе подрос. Не секрет, что об этом пишут в СМИ и задают вопросы на пресс-конференциях. Многие размышляют о том, как пропаганда повлияла на всех нас. У меня есть две истории, два ответа на вопрос.

Это, вернее сказать, не истории. Просто мысли да обрывки встречных фраз, что-то, что неприятно поразило.

Летом (ещё, представьте, летом) мы с подругой ездили в Выборг. Мы не посетили знаменитую в узких кругах библиотеку Алваро Аалто; не залезли и на известную в кругах широких смотровую башню. Мы заблудились. То есть, не глядя в навигаторы, уехали не в ту сторону, а когда — под бушующим всю поездку ливнем — добрались, усталые, до башни, она закрылась.

Ну да ладно. Мы пили вино, читали Набокова и ни на кого не обижались. В электричке мужчины разговаривали о конфликте на Украине, и один выразил желание поехать туда и «всех расстрелять» (кого? за что?). Это — первый маячок надвигающейся волны воображаемых убийств (сказать об убийстве — всегда, по-моему, очень серьёзное заявление, которого и врагу не пожелаешь).

Потом уже, то в кафе, то в метро, то ещё где-нибудь, до меня неоднократно долетали схожие слова и предложения, одинаковые призывы — расстрелять, поехать на танке, то да сё.

Я понимаю логику военного времени (в старом значении); понимаю даже и то, что пацифизм как наиболее распространённая идеология современности кому-то мог набить оскомину. Я вообще многое стараюсь понять — но вот слепое, нелепое стремление именно так реализовать свою агрессию мне понять тяжело.

И история с Выборгом здесь не сбоку припёка. Мне кажется, что этот контраст — когда два человека просто стараются жить, пить вино и гулять по поливаемой ливнем брусчатке — наиболее полно демонстрирует мой страх перед агрессивно настроенными согражданами. Нет, за себя я, пожалуй, не боюсь. Нет, страшно как-то, что ли, вообще.

Я вообще многое стараюсь понять — но вот слепое, нелепое стремление именно так реализовать свою агрессию мне понять тяжело.

Другая история не связана с украинскими событиям настолько нарочито; связана, возможно, косвенно. Может быть, вы не замечали (ни один из тех, кому я пытался на это сетовать, не замечал), но на попрошаек в метро в последнее время стали реагировать куда как агрессивнее.

Первый маячок. Я ехал, собственно, в метро; в вагон, хромая, зашла нерусская старушка и стала просить милостыню. Тут же на неё налетел здоровый детина, стал орать, говорить, что её больная нога — фикция, и так далее, и так далее. Я жался в углу, но, поскольку все остальные пассажиры молчали, пришлось выйти из укрытия и, наполнив грудь эпическим пафосом, сказать детине, чтобы не хамил. Он посмотрел на меня ошалелыми глазами (а орал он на женщину, надо сказать, действительно ошалело, долго и отвратительно) и сказал, что сейчас ударит. После даже попытался пнуть женщину по той самой ноге. После поезд, слава богу, доехал до станции — и мужчина вышел.

Я не знаю, действительно ли у женщины проблемы с ногой или всё — только уловка. Мне кажется, что это не важно.

Мне кажется, что пытаться заработать таким способом, пусть даже и обманывая, стократ лучше, чем пытаться пнуть пожилую женщину по ноге. В любом случае и при любой риторике.

После описанной ситуации я встречал этих крикунов не единожды. Всего раз, наверное, пять я их встречал. Остальные, к счастью, были не настолько оголтелые, но фразы «иди работай!», «ты притворяешься!», «чего ты, дед, тут стоишь?!» до сих пор звенят в голове.

Поймите, я никого не оправдываю. Однажды, когда я дал мелочи просящему, условно говоря, поэту, а он в ответ бросил — «наконец-то спонсор пришёл», я сильно на всех нищих разозлился. Но, слава богу, мне хватило ума остановить злобу и задуматься, стоит ли переносить агрессию с одного человека на всех, кто на него так или иначе похож. И потом — вы же не знаете, кто наркоман, а кому на самом деле оторвало ногу в Афгане, кто притворяется, а кому действительно сломали руку, кто тунеядец, а кто не может уехать домой. Вы, блять, правда не знаете. А если знаете, никто вам не давал права сказать, что наркоман хуже афганца, и выкинуть его, например, под поезд. Это элементарный этос отношений с другими, и даже пояснять ничего, надеюсь, не стоит.

Беда заключается ещё, по-моему, и в том, что эти крикуны (пускай незримо, пускай пока не напрямую) покушаются на наше общее пространство, ну, красоты, что ли, адекватности, сострадания.

Возвращаясь к Набокову, хочется вспомнить его рассказ «Королёк». В нём два брата, два обывателя-работяги, вытесняют (буквально из жизни вытесняют) непохожего на них соседа, прикрываясь, например, мнимыми идеалами советского настоящего. Прикрываясь Крымом, политической обстановкой, засильем мигрантов, пресловутой, наконец, геополитикой. Не успеешь, в общем, оглянуться — как тут же окажешься в чьём-то чёрном списке.

Такая вот, ребята, проблемка нарисовалась. Как её решать, решайте, пожалуйста, сами. (Просто потому, конечно, что за вас её никто не решит.)

Фотографии Марка Заевского.