Ожившие мультимедиа

Недавно я побывал на разрекламированной выставке «Ван Гог. Ожившие полотна». По рекламе можно было понять лишь то, что это не обычная выставка картин, а что-то с использованием компьютерных технологий. Так и не вырастив в себе снобизма ни в отношении Ван Гога, ни в отношении всего нового, я нашёл только один повод посомневаться — цена билета, которая недвусмысленно говорила о том, что в целевую группу проекта я точно не попадаю. Но всё же я пошел, ибо ещё в студенчестве приучил себя на практике опровергать пирамиду Маслоу, доказывая приоритет искусства над мясопродуктами.

То, что получилось у создателей проекта, на мой взгляд, достойно осмысления. Формат этого мероприятия проходит прямо по линии, разделяющей развлекательные шоу и традиционные выставки живописи. В силу чего не единожды приходилось слышать о ней высказывания двух форматов.

Зритель немого кино отличается от зрителя звукового, черно-белый формат порождает совсем иной тип взгляда, нежели цветное кино, а привычки и ритм восприятия фаната кинозала мало совместимы с любителем ТВ и VHC/DVD. Так почему бы не измениться и современному ценителю живописи?

Первый: консервативная оценка с налётом высокомерия. Мол, сей продукт мультимедиа — лишь суррогат, подменивший аутентичное переживание картин, рассчитанный на тех «забавных» граждан, что ходят на выставки и вернисажи, чтобы заработать зевоту. Стоит признать: восприятие искусства — навык отнюдь не естественный, и потому спор о том, пора ли автору стать попроще или зрителю подтянуться, всё так же актуален, как и прошлые две сотни лет. Вместе с тем вера в незыблемость форм восприятия сегодня вызывает уже не столько скепсис, сколько недоумение. Зритель немого кино отличается от зрителя звукового, черно-белый формат порождает совсем иной тип взгляда, нежели цветное кино, а привычки и ритм восприятия фаната кинозала мало совместимы с любителем ТВ и VHC/DVD. Так почему бы не измениться и современному ценителю живописи?

Второй род высказываний — оправдание в духе guilty pleasure. Это рассказ, начинающийся со смыслового раскола в духе «Я знаю, но». Те, кому понравилось, посчитали необходимой оговорку, что они в курсе о первой точке зрения. Несложно догадаться, что есть и те, кому понравилось без оговорок, но обычно эти люди мало пишут, особенно в сетях. По иронии судьбы я среди последних, хотя скорее в силу избытка рефлексии. Тем более, что, пропахший критическим дискурсом, я уже привык относиться с подозрением к ссылкам на аутентичность.

По большому счету, аутентизм интересен, но как жест, расширяющий восприятие, а не нормирующий его. Приятно слушать современные коллективы, играющие барочную музыку на клавесинах и вёрджиналах, но нет смысла отказываться от фортепианного Баха. Тоже самое и с картинами: я бы с интересом посмотрел на Ван Гога и прерафаэлитов при настоящем газовом свете, а на Брейгеля и Рембрандта — в свете канделябров, но только чтобы сравнить разные перспективы, а не отринуть некоторые из них.

В этом смысле современные технологии — всё тот же ход, но направленный не на прошлое, а на настоящее. Если мы уже стали в той или иной степени носителями клипового мышления, то почему бы не исследовать его возможности. А найти поводы к осуждению — дело нехитрое. Мне кажется, именно по этой причине (а вовсе не из-за тяги к оригинальности и популярности) одним из первых на мультисенсорику обратил внимание Питер Гринуэй. В фильме «Гольциус и Пеликанья компания» он очень ярко обрисовал сложную связь между технологиями, авторскими поисками и тематикой произведения. Внедрение новых технологий — это всегда род эмансипации, расширение или трансформация прежних представлений об этике и эстетике. Как отмечает Гринуэй, пионером такого развития часто оказывается эротика и порнография. Надо думать, что этот этап для мультимедиа нашей эпохой пройден, можно теперь адаптировать технологии и для классического искусства.

Да, конечно, это, как ни крути, суррогат. Мы живём в мире эрзацев и суррогатов. Но, похоже, ускользающий отсвет чего-то настоящего в суррогате для меня ценнее

Ностальгию по прошлом понять нетрудно, но продолжать искать что-то ценное и стоящее в новом (пусть задача и напоминающая то сизифов труд, то гераклов подвиг в отношении авгиевых конюшен), на мой взгляд, не менее важно, нежели сохранять верность найденному. Правда, порой кажется, что самые недовольные голоса больше всего ценят внешнее выражение, а не суть. Почтительно стоять перед картиной на дистанции (заданной её размерами и пространством галереи) — чем это лучше по сравнению с тем, чтобы упасть на надувной пуф? А может лучше как раз та форма, в которой можно сконцентрироваться (что уже проблема для современного человека) на взгляде, не вспоминая каждую минуту об уставших ногах?

В связи с этим любопытна схема видеоподачи картин: она создаёт динамику не столько за счёт движущихся фигур (вписанных в картину), сколько с помощью лёгкого смещения перспективы. Прямая цель такой механики — создание иллюзии объёма у плоских изображений. Однако, мне кажется, здесь есть и вторичный, очень важный эффект. Не знаю, как остальные, но я именно так и рассматриваю картины — слегка двигая головой, постоянно чуть смещая взгляд и его фокус.

Наверное, мне повезло с тем, что ритм видеоряда оказался довольно близок моему (можно представить, что при сильном несовпадении я бы ощутил навязчивость). Впрочем, возможно, мы давно уже столь унифицированы социальным бытом и медиа, что можем искать различия только в содержании, но не в формах восприятия. В любом случае тут есть о чём задуматься: с одной стороны, теперь видео способно делать работу опосредования за меня (почему мы приучены думать, что это плохо?), а с другой стороны, для кого-то это может стать открытием нового опыта.

Внедрение новых технологий — это всегда род эмансипации, расширение или трансформация прежних представлений об этике и эстетике

И есть некоторая ирония в том, что для наиболее точного описания переживаний так и просится слово «атмосфера» (словечко из словаря аутентистов). На мой вкус музыка, текст, сюжеты, картины и обстановка подобраны очень умело. Ровно настолько, чтобы помочь погрузиться в настроение картин Ван Гога — в нечто сине-желтое, тревожно-болезненное и в то же время полное светлой печали с упованием на силу красоты, превращающую меланхолию и уродство повседневности в яркие звезды, указующие путь. Возможно, по этой причине я верю, что создатели рассчитывали именно на сопереживание и понимание, а не на визуальную развлекуху. Впрочем, интересно было бы посетить другие выставки этого проекта, чтобы понять, не связано ли моё очарование с чем-то совершенно иным.

Пока же мне кажется, что подобный проект — не просто использование мультисенсорики, а исследование, открывающее возможность говорить на этом языке, вместо иллюстрации слов. До сих пор я видел, как мультимедиа (презентации, визуализации) проигрывают живому жесту и голосу. Теперь я думаю, что и эта технология способна оживить предмет речи, вдохновить и помочь понять. Да, конечно, это, как ни крути, суррогат. Мы живём в мире эрзацев и суррогатов. Но, похоже, ускользающий отсвет чего-то настоящего в суррогате для меня ценнее, чем нечто, слишком настойчиво заявляющее себя истиной.