Lonelyempty (альтернативные практики существования и его отрицания)

Перед вами первая часть путевых заметок Кирилла Александрова (более полную версию читайте в телеграм-канале), который вот уже почти год передвигается автостопом по Южной Америке. Эти заметки вряд ли укладываются в привычные представления о блогах автостопщиков, так как включают постоянную критику жизненных практик такого рода, размышления о непременных теоретических атрибутах путешественника — ньюэйджевском сплаве идей о том, что реальность онтологически открыта к жизни в дороге и некоторым кармическим образом благоволит страннику. Для Кирилла выбранный способ существования, включающий жизнь в коммунах, долгие одинокие походы в глуши, логику экономических лайфхаков, позволяющую обходиться минимумом средств, по-прежнему остается скорее цепочкой вопросов без четкого ответа. Как правильно жить? «Да не знаю», — отвечает автор, добавляя очередной пассаж о пустоте всего сущего. Пустота здесь понимается не нигилистически, но скорее позитивно: важна не формальная сторона деятельности, а ее экзистенциальное наполнение — каждый сам решает, каким образом разгадывать тайны реальности и стоит ли их разгадывать вообще. Читателю остается лишь с интересом следить за одним из возможных вариантов ответа, за траекторией движения человека через экзотические пейзажи и ситуации, которые в такой оптике однако практически теряют свой экзотический флер, приближая нас к более универсальной проблематике.

Влад Гагин

*

Через пару километров нашел место под деревом с видом на реку, куда не сильно проникал дождь, и пообедал бутербродами с колбасой (которая давеча в честной борьбе победила сыр по цене-качеству на прилавке супермаркета), согрелся анисовым чаем и пошел дальше. Еще километра через три навстречу выехал мотоцикл с двумя пассажирами и, поравнявшись со мной, остановился. Водитель, уточнив, правда ли я здесь один (все уточняют), попросил меня предъявить билет в нацпарк. Я вежливо ответил, что про билеты ничего не знаю, иду себе и иду, никаких табличек не было, на входе тоже ничего не спросили. Он объяснил, что без билета я нахожусь на территории нелегально, и все нормальные туристы идут в Уарасе в турагентство, покупают билет (1 день стоит тридцать солей, это около 9 долларов, а два дня с ночевкой — 70 солей, это, соответственно, 21 доллар), их оттуда везут в нацпарк, все показывают, объясняют и т.д.

После недолгой беседы он понял, что нормальный турист это не про меня, что денег на подобные расходы в моем бюджете не предусмотрено, но я при этом не собираюсь мусорить, имею опыт волонтерства в подобных местах, и разрешил мне идти дальше.

Мотоциклист с напарником были последними людьми, встретившимися мне на пути. Следующие сутки я был в полном одиночестве, не считая (считать следует, но я надеюсь, что контекст понятен) бесчисленных коров, мулов и лошадей, пасущихся вокруг.

*

Плеер почти подряд проиграл «Raining in paradise», «Desaparecido» Ману Чао и «Без меня» Гражданской оборон. Ничего не оставалось, кроме того как медитативно раствориться в окружающем, плохо вербализуемом пейзаже. Весь мир и земля убегали куда-то далеко-далеко вместе с рекой, водопадами от тающих ледников по обе стороны ущелья, камнями на дороге (здесь как всегда вступает Вася Бородин: «камешек в башмаке долгая дорога где, камешки горсть земли долго ли коротко ли»), и действительно дальше уже и добрый ослик без меня, и горький дождик без меня вместе с сиренью, геранью, кактусами и эвкалиптами.

В какой-то момент среди всей этой воды и красоты вспомнился недавний опыт участия в церемонии айауaско на юге Колумбии, а конкретно два эпизода. Первый связан с ощущением внутреннего тепла, когда я, углубившись в джунгли и немного замерзнув, сознательно не пошел к костру и к людям, а просто лег на землю и начал генерировать как бы свое собственное тепло, которое моментально разлилось по телу — кстати, у лсд и грибов похожий эффект, температура тела всегда саморегулируется и держится на максимально комфортном уровне.

А второй эпизод такой. Многие знают, что во время церемонии айауaско в определенный момент ты блюешь, это практически неизбежно. Так вот я лежал на своей пенке где-то под деревом, наблюдал четкий и яркий замкнутый цикл причин и следствий, действий, имен и случайных-неслучайных событий, после чего отполз на пару метров и опустошил желудок. В тот же момент дал о себе знать заработанный за пару дней до этого насморк, и вот я снова лежу на пенке — усы в соплях, борода и воротник рубашки в блевотине, и вижу, что это та же вода, что мы перегоняем через себя ежедневно (и ничем по большому счету кроме этого не занимаемся). Она ничуть не менее естественна, чем любая пища или напиток. В природе цикл переработки воды такой же — и в целом что сопли, что блевотина, что нектар, что амброзия, что оса, что орхидея: все прекрасное и никакое при этом. И вся радуга цветов вокруг — огонь костра, и небо над головой (звездное беззвездное удивительное), и зелень, и другие краски в сумме при быстром вращении дают белый, то есть то же самое ничто или все (если ничто — это черный).

*

Так и дошел до места предполагаемой стоянки на берегу реки (все как любил твеновский Геккльберри Финн, только без удочек и Джима) в полутора километрах от озера Палкакоча. Нашел укромное место за камнем подальше от дороги и начал раскладываться. Дождь усилился. Пока ставил палатку, она успела немного промокнуть. Вынимая из рюкзака вещи, обнаружил, что и спальник немного намок, и это не обещало ночью ничего хорошего. Готовить решил внутри палатки, чтобы заодно немного ее прогреть. И, как назло, впервые на своем опыте перевернул кастрюлю из–за неустойчивости горелки. Варил я макароны пополам с крупой кинуа (местный аналог овса), и если макароны собрал с пола за минуту, то с мелкой кинуа возился долго. Варево при этом приобрело привкус подошвы ботинка, но мне было уже все равно, плюс ощутимо помогла горчица. Кое–какпротер и высушил палатку изнутри и обустроил спальное место. Ругался на дождь и был эмоционален, но вторая БертранРасселовская голова по-прежнему находилась рядом и спокойно улыбалась. Вскоре заулыбалась и первая.

Перед сном меня ждала очередная глава «В Патагонии» Брюса Чатвина на английском с рассказами про серую пустыню, гаучо, валийских колонизаторов и останки бронтозавра. Когда выходил, уже по темноте, чистить зубы, наткнулся на рыбака на той стороне реки. Обменялись приветствиями, но сейчас уже не уверен, насколько он был реален — ночи в холодной палатке после долгого перехода прорывают какие-то странные дыры в подсознании, воображение часто довольно натуралистично достраивает реальность вокруг вплоть до того, что ты во сне можешь видеть, что палатка стоит посреди оживленной площади или, наоборот, в пустыне, вокруг нее бродят роботы, койоты, индейцы, офисные клерки, ты даже иногда вступаешь с ними в коммуникацию, о чем-то договариваешься, но наутро понимаешь, что выполнять договор необязательно.

*

Когда ехал из Лимы в Куско по панамериканскому шоссе, в первую ночь попросился поставить палатку на одном из придорожных участков. Где-нибудь, где поровнее и поближе к будке самой большой собаки. Мне, конечно, разрешили, долго разглядывали снарягу, расспрашивали кто, откуда, какого цвета у меня глаза и натуральный ли цвет волос. Потом спросили, не голодный ли я, и, получив честный ответ вместо вежливого, принесли гигантскую тарелку с рисом, чечевицей, мясом цыпленка и салатом. На фоне того ужина, который я планировал приготовить сам, прием пищи получился царским. Наутро за завтраком ситуация повторилась. Протягивая тарелку, женщина, приютившая меня, сказала, что у нее есть взрослые сыновья, которые сейчас где-то далеко, и что она верит в карму. Что, мол, она помогает мне, а там где-то кто-то поможет ее сыну. Про карму говорил и Нино, у которого я жил в Лиме, и Освальдо из Куско. Все не зря, все возвращается, поэтому они помогают путешественникам, а потом им воздастся.

Так вот мне эта концепция не очень нравится, есть в ней что-то капиталистическое и отчуждающее, какой-то ненатуральный обмен, hospitality как товар. «Ты мне, я — тебе» зачастую довольно странно работает, совсем извращенный пример — это когда в свободных отношениях, узнав о сексе партнера с другим человеком, другой пытается тоже скорее переспать с кем-нибудь, чтобы как бы сравняться, вернуть «должок». Это что, тоже карма? Тот случай, когда в простом и, казалось бы, зеркальном механизме зеркала оказываются кривыми. Нечем здесь обмениваться, все работает гораздо сложнее.

Но это не значит, что не надо помогать друг другу. Я, например, на верю в карму. Я верю, во-первых, в солидарность. А во-вторых, в аристотелевский «праксис». Делаю, просто потому что могу. Помогаю, потому что могу. А когда не могу, соответственно, не помогаю. Ну, когда совсем не могу. Мы же не супергерои (которые, кстати, о карме тоже задумываются в последнюю очередь, и их праксис скорее укладывается в тезис «я помогаю, потому что, а хули делать»). Как-то так.

*

Вчера вечером Мигель написал мне в мессенджере: «Здравствуйте, Кирилл! Я в Калининграде». И прислал несколько фотографий города, снятых на телефон. И это была не первая довольно грустная шутка в истории нашей переписки, потому что он, конечно, ни в каком не в Калининграде, а по-прежнему в Сантьяго де Куба, где живет уже 28 лет с того момента, как мама перевезла его, четырехлетнего, из Львова. Мама — чрезвычайно интересный персонаж, урожденная Надя Головачева, с детства называющая себя Дианой (в итоге при смене паспорта на Кубе она приписала к Надежде черной ручкой «Диана» через дефис и сказала паспортистке, что первую часть можно в новый паспорт не вписывать), знает семь языков, в далеком прошлом две недели была замужем за туркменом (после чего сбежала из Ашхабада, ужаснувшись исламскими традициями обращения с женщинами), никогда не вступала в романтические отношения с мужчинами «славянской» внешности (как и многие ее одногруппницы, по ее словам и по удивительному совпадению).

В итоге родила от кубинца и в 89-м году переехала в Сантьяго. За что сын Миша до сих пор предъявляет ей претензии каждый день и чего ей не забудет, видимо, еще долго. Потому что через два года, в 91-м, Куба лишилась главного союзника и погрузилась в кризис, из которого не вышла до сих пор. Средняя зарплата двадцать долларов в месяц, сложнейший визовый режим для въезда в любую соседнюю страну, дефицит продовольствия и т.д. В общем, подобные шутки в фейсбуке — это для Миши чуть ли не единственное развлечение. И довольно дорогое: час интернета на острове свободы стоит в районе доллара.

Теперь Мигель мечтает уехать работать в Россию, учит язык и копит деньги, продавая сигареты поштучно, смешивая для районных колдырей паленый самогон, работая в мототакси (в специальной каске с надписью «El Ruso») и чем только еще не занимаясь. Но когда ему удастся осуществить мечту — неизвестно, условные 400-600 долларов на билет Гавана-Москва это для кубинцев огромная сумма. А мне остается отвечать на его сообщения, холодно-пусто хихикать и чуть ли не плакать.

Как-то мы сидели у них на кухне, в отдаленном от центра районе Сантьяго, где живут семьи военных. Диана, скучая по родному Львову, спросила, нет ли у меня музыки на русском. Я сказал, что есть немного на плеере и уточнил, какую музыку любит Миша. Миша ответил, что рэп. Самое близкое к рэпу, что было у меня в плеере, это Гражданская Оборона, ее мы и включили на полную громкость, так что было слышно на весь район. Чтобы все знали, что нетленная душа, бля, вредоносный атавизм, как пылающей тропой мы идем к коммунизму и как порядок в нашем мире будет правильней и проще. В какой-то момент Миша залип в своем кресле, около двадцати минут глядя в окно с очень серьезным и задумчивым видом. После чего подошел к серванту, разлил самогона на 3 рюмки и молча протянул нам. Мы также молча выпили и сразу повторили процедуру. Кажется, с тех пор в чистых небесах и в глухих лесах Мише улыбается кто-то другой. Что называется, пробрало.

А Диана на прощание подарила мне исписанный со всех сторон листок со сленговыми словами и выражениями разных провинций Кубы.

*

Чакас. Уже привычный подъем в семь, завтрак с Джессикой. К слову, дома мы с ней только завтракаем и пьем чай — у нее просто нет кухни. В свои тридцать шесть она не умеет готовить и никогда этого не делала, о чем сообщает без гордости, но и без сожаления. Говорит: «сначала училась с утра до вечера, потом работа, студенты, активизм — все не до этого. Сейчас время появилось, но, кажется, момент упущен, хотя есть мысль арендовать еще одну комнату и обустроить там кухню, посмотрим». Ее бабушка была первой индианкой в поселке, которая ушла от мужа. Тогда это стало небывалым событием. В Перу (и в большинстве стран Центральной и Латинской Америки) по-прежнему сильны патриархальные семейные традиции, что очень напоминает мне Среднюю Азию и в целом мусульманское общество. Незамужних женщин, матерей одиночек относят к проблемной категории людей, расценивают их поведение чуть ли не как девиантное. Что, впрочем, только усиливает гордость Джессики за двух своих сестер и нескольких подруг, которые ушли от мужей и воспитывают детей одни. А причины разводов предсказуемые — домашнее насилие, алкоголизм, да и банальное «от погашенных костров ждать тепла нам толку мало».

*

Ближе к концу спуска остановилась встречная фура. Из кабины молча высунулся водитель и протянул мне початую бутылку персикового сока. На этот раз улыбка на моем лице задержалась чуть дольше. Вспомнил Черногорию, где в горной части каждый второй водитель угощал пивом и каждый первый — сливами или виноградом. И вообще все подобные случаи: курганский сникерс, мексиканские апельсины, чичаррон, мескаль, мороженое, литр йогурта в Эквадоре, печенье, греческое фраппе, итальянское эспрессо, многочисленные джоинты, пирожки и мятные конфеты. Но самое запоминающееся — это когда, наоборот, мы с Димой из Томска на байкальском острове Ольхон, поймав машину, в итоге накормили походным обедом из имеющихся запасов троих незадачливых туристов-иркутян, искренне удивившихся отсутствию позных и ресторанов на мысе Хобой. Отработали дорогу, можно сказать.

*

Проснулся с рассветом, открыл палатку и тут же замер, стараясь не спугнуть колибри, парящую над кустом буквально в нескольких сантиметрах. Когда пташка упорхнула, вылез и сделал зарядку, после чего сел на камень и долго смотрел на простирающееся внизу аквамариновое озеро Яннараху. В какой-то момент к озеру подлетели две белые птицы, похожие на чаек, но меньше размером. Они стали парить над водой, напоминая бабочек, на очень близком расстоянии друг от друга, постепенно поднимаясь все выше. В какой-то момент этого дивного танца птицы стали отдаляться друг от друга и вдруг, к моему удивлению, исчезли. Не знаю, что и как произошло (со мной, с ними или с нами), но, кажется, это был один из тех моментов, когда, по Парщикову, воздух «стал шелестящ и многослоен». После этого сполз с камня на траву, скрестил ноги и заулыбался, как Киану Ривз у покойного Бертолуччи. Через какое-то время птицы появились вновь, когда я уже нарезал имбирь и лимон для чая.

 

 

 

Еще представил, что по этой самой дороге в похожей ситуации уже шел какой-нибудь путешественник, который до этого ночевал на том же холме и так же пытался поймать рыбу, и что все кажущиеся уникальными и неповторимыми моменты и ситуации на самом деле повторяются, результатом какого бы наложения случайностей и совпадений они ни были. Все это укладывается в коинсидентологические механизмы, сводя нашу деятельность до весьма примитивных функций.


*

По пути, в одной из деревушек, сидящий на скамейке у магазина дедушка выкрикнул: «Hola, gringo!». Мне очень не нравится эта история с маркировкой всех подряд иностранцев, как «гринго», которая только наращивает отчуждение и проводит абсолютно ненужную границу. Поэтому с дедушкой я провел короткую беседу, после которой он даже извинился и на прощание сказал: «Suerte, ruso!». Национальный признак — тоже ненужные границы, но это хотя бы имеет какое-то отношение к видимой реальности.

*

Дождался Джессику с работы, и мы устроили прощальный ужин, за которым долго говорили о буддизме. Причем разговор шел в необычном для меня ключе — она сокрушалась, что не может медитировать больше трех минут, что не в силах избавиться от ожиданий банально в силу профессии («как я могу ничего не ожидать от учеников?»), что редко задумывается о причинах и следствиях, рассуждает с позиций «я, я, Я» и, в общем, далека от спокойствия и гармонии, как бы противопоставляя себя мне, мол, а ты-то настоящий буддист. На что я отвечал, что, во-первых, все она может, а во-вторых, это все не совсем про буддизм, а скорее просто про онтологию. Мы можем почти любую религию сюда подставить, а я такой спокойный с младенчества, маленьким почти никогда не плакал, и дело совсем не в семенах лотоса, вокруг запястья обмотанных. Что тот буддизм, о котором мы говорим, недалеко уходя от четырех благородных истин, расхожих цитат Гаутамы и мудрых притч, это такой «игрушечный буддизм», где пустота — это фамилия замполита, дхарма — что-то вроде дао и наоборот, а карма — это про то, что все вернется. А ведь дальше за всем этим лежит абсолютно иная система мышления и восприятия, система ритуалов, знаков и знаний, в которой можно разбираться десятилетиями. Об этом нельзя забывать. Впрочем, здесь нет никакого противоречия, и, думаю, мы друг друга поняли.

*

Традиционно ранний подъем, душ, последний завтрак с Джессикой. Собираю рюкзак и отправляюсь в двухдневный трек до городка Уари, последний мой поход через нацпарк «Уаскаран». До этого мне необходимо было снять деньги с карты, так как в кармане оставалось восемьдесят сентимо (~17 рублей), и докупить продуктов. Но выяснилось, что банкомат сломан (в Чакасе он единственный), обзавестись кэшем я смогу только в Уари. При этом карты нигде в Чакасе, естественно, не принимают. Пересчитав в уме запасы съестного (пачка макарон, бульонные кубики, чеснок, лимон, имбирь, чай), взял в ближайшей пекарне на оставшиеся деньги три куска хлеба и отправился в путь. А, была еще коробочка «тик-така», и в тот момент я пожалел, что в этих драже всего две калории.

Сразу вспомнилась история про макароны, которую нам с Антоном во время сибирского автостопного трипа рассказал водитель, подвозивший нас от Солзана до Мурино по пути в Улан-Удэ. Он в свое время жил в Краснодарском крае, имел большое процветающее хозяйство, сколько-то гектаров посадок, сколько-то голов скота, сколько-то кур и т.д. И вот однажды его пригласил друг из Иркутска приехать посмотреть Байкал. Наш герой долго не думал, сел на поезд и поехал. Но через несколько станций что-то на него нашло, он вышел из поезда и перебрался на платформу к пригородным поездам. В итоге поехал в Иркутск «на собаках». Путешествие заняло две недели. Спал на вокзалах, ел одни макароны. С тех пор макароны есть не может — тошнит от одного вида. Из Иркутска домой он так и не вернулся, что-то переключилось в голове, все краснодарское имущество раздарил родственникам, устроился сторожем на базу отдыха в лесу по дороге в Улан-Уде, там на базе и живет. Я уже где-то приводил эту его цитату: «Я бросил все, начал новую жизнь. Вроде получается пока. Если стараться. Если не стараться — пиздец».

Тропа была хорошая, с погодой по-прежнему везло, только, видимо, в связи с окончанием сезона все ворота на пути были закрыты, пришлось неоднократно их перелазить. В какой-то момент голод дал о себе знать и захотелось пельменей. Не знаю почему, но именно пельменей, и чтобы рядом в трех вазочках стояли сметана, кетчуп и майонез. И навернуть эти пельмени мне хотелось в Рязани: днем бургер и пару бокалов крафта в «Карасе», а вечером пельмени и кристинины блюзы. Еще хотелось арахисовой пасты, бутерброды с которой носили с собой в школу все дети американской литературы от Тома Сойера до Холдена Колфилда. Она не раз выручала меня в Европе. При походах в «Лидл» в разных странах у меня был готовый набор продуктов: арахисовая паста (один раз с кусочками орехов, другой — без), ржаной хлеб, волшебное акционное печенье с пираткой на упаковке, сардины и иногда крупа. Еще вспомнил бабушкин пирог с сыром. В общем, хотелось всего, чего давно не ел.

Пришлось сделать остановку, сварить бульон с чесноком и выпить его с хлебом. Пельмени на время были забыты, и я пошел дальше, фотографируя цветы для мамы и попутно вспоминая, как мы с Луисом в Чиапасе за разговорами о не-существовании, принятии и отсутствии желаний высаживали flower of permaculture — семицветик пермакультуры, в оригинале обозначающий ее основные принципы (совместимость растений, компостирование, биологическая защита и т.д.).

Теория пермакультуры — очень интересная и полезная штука для всех, кто занимается сельским хозяйством, пусть даже в масштабах дачи. Например, в том же Чиапасе мы как-то чистили бассейн от плесени, ила и водорослей. Это было очень сложно, а можно было на дне бассейна высадить специальные растения, которые действуют как фильтры и собирают на себя всю «грязь», оставляя стены чистыми. Сочетание полезных свойств различных растений и механизмов их взаимодействия со средой — к этому призывают адепты пермакультуры. А Луис все никак не начнет свой пермакультурный тревел-блог, надо бы его подстегнуть.

*

Я же все шел и шел, в какой- то момент обнаружив, что примерно в радиусе десяти километров, а то и больше, нет никаких деревень — и людей, скорее всего, тоже. Вообще это довольно редко удается, но в последнее время я уже интуитивно нахожу такие места. Другой вопрос — зачем их искать, ведь и в социуме комфортно, но что касается именно походов в горы и в принципе touristic staff, то почему-то я сторонюсь массовости, всех этих ролевых игр, хотя одиночка (soltero, как меня здесь называют, когда объясняю, кто такой, после чего обычно снижают цену, чем-то угощают, помогают, в общем, проявляют внезапное сочувствие, я уже писал о том, что solteros здесь не норма) это тоже роль. Но когда по маршруту идет группа, там игра видна явно: рулит гид, кто-то берет на себя роль весельчака, кто-то молчуна, кто-то спортсмена, начинаются всякие where are you from, what is your profession, for how long are you traveling и т.д. Местные, завидев группу издалека, бросаются предлагать свои товары, ночлег, так как для них это не весельчаки и спортсмены, а walking ATM. Поэтому я, когда где-то в пути захожу в лавку и спрашиваю цену, услышав ответ, уточняю, что нет, это, видимо, цена для туристов, которые тут проходят группами, с полными рюкзаками денег, а мне нужна реальная цена, я деньги считаю. И это часто работает, как ни странно.

Так вот, если я в глуши, где в радиусе десяти километров никого нет, кого-нибудь встречу с рюкзаком, то тогда с удовольствием буду готов поговорит where are you from и не только об этом. Может, поэтому иду именно в такие места, где вероятность таких встреч мала, но ценность, на мой взгляд, гораздо выше. 

*

Дальше новое испытание — тропа превратилась в ручей и двигаться приходилось, перепрыгивая с камня на камень. Когда-то давно, в доинтернетную эпоху, шло по телевизору утреннее шоу, и там была игра: нужно звонить в эфир, дозвонившийся получает возможность с помощью телефонных клавиш управлять домовенком Кузей в простенько сделанной аркаде наподобие Марио. И я помню, что никто не мог пройти момент, где нужно было перепрыгнуть какой-то пруд — Кузя всегда падал, к несчастью, но и одновременно на удачу дозвонившегося (каждая минута звонка стоила денег — чем дольше ты играешь, тем больше тратишь). Вообще, насколько я сейчас понимаю, в сезон дождей основная проблема — это разлив рек, которые смывают тропы, а то и мосты ломают. То, что капает и мокро — беда не большая.

Так вот я прыгал, как этот домовенок, пока не допрыгал до небольшой рощицы, с видом на водопад, где и решил заночевать. Очистил ровную площадку от коровьих лепешек, сварил макароны, выпил чаю и после ужина довольно быстро уснул. Кажется, даже не читал.

*

Кстати, насчет solteros. Я в последнее время научился распознавать их (нас) в толпе — выдает пустая улыбка, отстраненный взгляд и какие-то более «тонкие» вещи. На Мачу Пикчу пересекся с несколькими — обычно это «пересечение» не заходит дальше переглядываний, приветствий, кивков и «понимающих» выражений лица, но есть следующий уровень. Мне это наглядно продемонстрировала одна немка, лет сорока. Когда на стене за алтарем появилась шиншилла, немка внезапно оказалась рядом, чуть позади, и сказала почти на ухо: «известная шиншилла, последняя из выживших». Дальше снова знакомая улыбка, я спрашиваю, как же зовут эту шиншиллу, собеседница отвечает что-то вроде «хуй знает, шиншилла с Мачу Пикчу, она тут одна» — и расходимся. Минут через двадцать ситуация повторяется, уже у камня, который якобы обладает энергией — немка вновь появляется из ниоткуда и говорит мне: «ох, опять эти истории о реликвиях». Парирую: «это не о реликвиях, это об энергии. Это про то, что ты подошла именно ко мне, а я знал, что это произойдет. У каждого свои источники и представления о ней, нет универсальных. Но этот хотя бы похож на универсальный». Кивает: «Exactly, you are right for 100%». Снова киваем, улыбаемся, расходимся. Потом это повторяется еще пару раз.

Вот и мне иногда хочется так подойти к кому-нибудь (обычно бывает понятно, к кому подходить), и с расстановкой сказать что-то вроде: «вот же дерьмо, правда?». Я даже так делаю иногда, но редко.