«Что есть дом и где это — не на затёртых ли лямках за плечами висит?»

Прочитать первую часть и предисловие Влада Гагина можно здесь.

*

Ехали мы как-то от острова Ольхон до Иркутска с Антоном и девушкой, которая к нам прибилась по дороге. Кажется, её звали Соня. Мы разделились: я пошёл вперёд, ребята остались в начале маршрута. После пары часов автостопа на короткие дистанции поймал вэн до Еланцов (60 км до Иркутска). Внутри сидел крепко сбитый усатый бурят лет пятидесяти, представился Андрюхой. Пока ехали, он рассказал о своей семье — о дочерях, зятьях, жене, не забыв упомянуть любовницу и пару дорожных ночных бабочек. Также поделился успехами своего бизнеса: он держит в области несколько продуктовых магазинов, дела идут в гору, скоро открывается новая точка. Тут на обочине я увидел Антона с Соней и попросил нового друга подобрать ребят. С этим проблем не возникло, дальше мы поехали уже все вместе, и здесь Андрюха рассказал самое интересное.

Оказывается, помимо успешного продуктового бизнеса, он работает сторожем на складе. Изначально график был один через три, но наш герой попросился на два через два. Объясняет: «Так а дома нечего делать. Дети выросли, жена не пьёт и мне не даёт, в посёлке одни старики. А на складе весёлые грузчики среднеазиаты, сменщик-сторож из Иркутска, красота — закидываем насвай, бухаем, в карты играем, смотрим футбол. Домой возвращаться не хочется, пятидневку бы там работал». Мы уточняем, не шутит ли Андрюха, задаём вопросы. Всё правда, всё так и есть.

А напоследок он добавляет: «Кстати, у сменщика моего своя обувная сеть в Иркутске и БМВ последней серии».

Ну а действительно, что делать, когда выпить не с кем. Сибирь, монамур.

*

В горах было холодно, поэтому сразу переоделся в тёплые ботинки и куртку, недавно весьма удачно купленную на рынке в Лиме (походы по рынкам превращаются во что-то привычное и неотъемлемое, что немного пугает). До того, как начался дождь и стемнело, успел залезть метров на сто пятьдесят выше жилой местности, нашёл относительно ровный участок и поставил палатку. Одновременно с дождём подул шквальный ветер, поэтому впервые за четыре с половиной месяца пришлось поставить все растяжки. Не успел залезть в палатку, как грянул гром и засверкали молнии, обеспечивая рождественский антураж. Сварил риса на говяжьем бульоне с консервами и кориандровым соусом (новое открытие для меня — долго шерстил прилавки мегамаркета, пока не нашёл жемчужину). После ужина заварил чай и достал печенье с кокосовой стружкой. Из рождественских флешбеков вспомнил первую в моей жизни мессу в Чакасе в начале декабря и почему-то сцену из «Один дома», где в концовке Кевин (моё байкальское, до сих пор используемое прозвище) во время церковной службы переглядывается со спасшим его седым дворником, внучка которого поёт в хоре.

Перед сном, натянув дождевик, вышел из палатки, почистил зубы, проверил все растяжки, немного выровнял свой «домик» и отправится спать, под раздающийся снизу, из долины, оглушительный лай напуганных штормом собак. Feliz Navidad.

 *

Проснулся в четыре утра, было ещё темно и очень холодно. Оказалось, что ночью выпал снег и мне крупно повезло, что я давеча не залез выше — на моей высоте он быстро растаял и за счёт сильного ветра к утру всё высохло, включая палатку, что особенно радостно. В такие моменты надо срочно начинать двигаться — размялся, разогрел остатки ужина, вскипятил чай и стал собираться. К рассвету уже складывал палатку. Попутно совершил ещё одну детскую ошибку: достав рюкзак, прислонил его к камню недалеко от спуска и начал собирать колья, а когда повернулся, рюкзака на месте уже не было. В первую минуту даже сердце ёкнуло, но тут же понял, что не кондоры же его унесли — он просто укатился вниз по склону примерно до середины пройденного вчера пути, изрядно испачкавшись. Таким образом, утренняя зарядка продолжилась. Сбегав вниз-вверх и налюбовавшись зарёй, двинулся дальше в горы.

По дороге встретил стадо лам без пастуха. В ламах немного пугает «человечность» черт лица. Когда они останавливаются и долго-пристально на тебя смотрят, кажется, что в этом пушистом непропорциональном теле на самом деле прячется homo sapiens и пытается что-то тебе сказать. Но оставляет лишь следы копыт и ещё какое-то время звенящий в воздухе бессловесный вопрос. Возможно, однажды встретится та самая, говорящая трансцендентная лама (вроде кастанедовского койота), скачущая по чёрным островкам моих сомнений, образующим пунктирную дорожку через белую пустыню принятия и безразличия.

По мере подъёма снега становилось всё больше, а людей так и не появилось. Удивительная тишина. Пять километров я шёл около трёх часов, постоянно останавливаясь, вслушиваясь, всматриваясь, «встраиваясь». Вспомнил наш разговор с Владом о том, что в путешествии есть некая «сверхзадача» в какой-то момент перестать плыть и начать течь, перестать идти, а самому стать дорогой, вторя известной буддийской заповеди. Иногда удаётся, хотя по большей части это, конечно же, скорее о самоощущении (точнее, о само-не-ощущении), чем о каких-то структурных изменениях.

*

Так и добрёл до последнего участка перед вершиной знаменитого хребта семицветной горы, где уже были видны многочисленные фигурки туристов. К людям не хотелось, поэтому решил сначала пообедать. Нашёл непродуваемое место. Растопив снега, сварил лапши, к столу был также хлеб и чернослив. В этот момент меня догнала небольшая группа туристов на лошадях — оказалось, по этой тропе всё же кто-то ходит.

Закончив с обедом, полез на гору. Вскоре выяснилось, что многочисленные туристы — это всего навсего две группы из Куско. Минут через двадцать, когда гиды скомандовали всем спускаться, на вершине остались мы вдвоём с поляком Дариушем из Ниццы, который всё сомневался, запускать ему дрона или нет — ветер не стихал ни на секунду. Дариуш проводит свои отпуска в набирающем популярность формате: он прилетает в какую-нибудь страну, берёт в аренду машину и объезжает всё, что успеет. Спит там же, в машине, старается не терять времени. После семицветной горы он собирался заглянуть на четыре-пять дней в Боливию, через озеро Тити-Кака, предложил подбросить, и я даже на минуту задумался, не изменить ли маршрут, но всё же не поддался искушению — всему своё время.

В какой-то момент на гору поднялся краснолицый кореец с большим рюкзаком, сразу распознал в нас своих (видимо, по таким же красным лицам) и завязал беседу. Дариуш вскоре из неё выключился, вернувшись к своему дрону, а я выяснил, что Чин путешествует уже четыре года и в основном совершает пешие походы — чем длиннее, тем лучше. Чину этой ночью повезло меньше, чем мне: он добрался до высоты пять тысяч метров и проснулся в покрытой толстым слоем снега палатке. Поэтому решил форсировать трек и после вершины собирался спускаться к долине, ехать в Куско, где потеплее. Я предложил спускаться в месте, так как до трассы наши маршруты совпадали.

Поговорить было о чём. Например, Чин рассказал о самом продолжительном своём треке длиной в полгода. Он ходил по PCT (Pacific Crest Trail — Тихоокеанский хребет, тянущийся по побережью США от мексиканской границы до Канадской). Дальше стали обмениваться опытом, травить байки, до трассы идти было двадцать километров по удивительной красоты долине, которая к тому моменту вновь стала зелёной. Мы планировали по пути поставить лагерь и на следующий день продолжить путь до Кусипаты, где наши дороги расходились.

Через какое-то время мы сделали привал около пустующей деревенской больницы, где набрали воды и подкрепились сухофруктами. Глядя на сгущающиеся тучи, пошутили, что, кажется, палатки надо будет ставить ещё до заката, и пошли дальше. Вскоре грянул гром, вновь подул ветер и заморосил дождь. Минут через пять дождь сменился градом размером с драже аскорбиновой кислоты, который достаточно больно бил по открытым участкам тела и довольно быстро изорвал в клочья наши дождевики-пончо. Чин был в экстазе — он до этого момента за двадцать девять лет жизни не видел града, и речь его превратилась в поток вопросов и восклицаний.

Настроение у нас было хорошее, всё это было скорее весело, но шторм усиливался — засверкали молнии, небо было практически чёрным, дорогу размывало на глазах, мы быстро промокли и понемногу начали замерзать. Завидев впереди на дороге дом, поспешили к нему, но тут за спиной я услышал шум машины, повернутся и замахал руками. Это был пикап, где сзади уже сидело три человека, но мы, не говоря ни слова, быстро залезли в кузов и застучали по борту — «Поехали». По дороге, в кузове, разговорился с местными (Чин по-испански не говорит) и выяснил, что в долине такое каждый день, так что наш план с лагерем, рыбалкой и прочим rest and chill был заранее обречён. К счастью, машина ехала до Кусипаты, и примерно через час захватывающих скачек по ухабам посреди стихии мы были в городке.

*

Развесили вещи. Чин заварил зеленого чаю, в который я щедро нашинковал корень имбиря. В плане экипировки мой новый приятель был хорошо оснащён. Известная тема: у него есть спонсорские контракты с парой брендов, которые предоставляют одежду и снарягу, а он должен постить в соцсети красивые рекламные фото. Немного annoying, но зато всё качественное и вечное (если ломается-рвётся, то новое выдают бесплатно). Так нам очень помог его фонарь, освещающий номер лучше любой лампы.

После чая пошли в магазин — взяли по банке пива, чекушку анисовой водки и связку бананов. Стали готовить ужин, и здесь уже я блеснул: сварил риса с индейской приправой, чесноком и сардинами в томатном соусе, а к присовокупленным Чином лапше и пюре быстрого приготовления добавил кориандровой пасты. Чин был в восторге, сказал, что такую походную еду ест впервые, в дороге обычно перебивается instant food, а то, что у нас получилось — это настоящий Christmas dinner. За пивом и «anís inca» холод и град быстро забылись, часов до десяти мы ещё травили байки и шарили экспириенс (во многом схожий), после чего легли спать. Чин отдал мне кровать, мотивировав это тем, что я, мол, решал все оргвопросы на испанском и заслужил, а сам устроился на пенке в спальнике, который, к счастью, почти не промок в отличие от моего. Я спорить не стал.

Перед сном по сочащейся со щёк сукровице понял, что снова по глупости сжёг лицо — днём при походе через снега солнце было скрыто за дымкой, и тепло от него на коже не ощущалось, поэтому шляпу я не надевал, а зря.

Наутро сварил кофе, опять же с имбирём, а Чин подогнал к столу чесночных крекеров и шоколадное печенье. Вместе с овсянкой и бананами получился вполне себе Christmas breakfast. Дальше мы обменялись контактами, собрались и отправились автостопом в разные стороны. Тем днём дальнобойщик, вёзший меня до Эшпинара, угостил индейкой с печёной картошкой, таким образом рождество меня всё же зацепило. Saludos.

*

Второй день не идёт из головы картина, увиденная в иезуитском храме Арекипы — во время тайной вечери Иисус и апостолы сидят за круглым столом, на тарелке перед Христом лежит жареный куй (морская свинка; известный факт, что в Перу и Эквадоре их едят, следуя традициям инков) и кукуруза, а один из участников трапезы, сидящий в полупрофиль, срисован с портретов Франциско Писарро, испанского колонизатора этого региона.

Иезуиты славятся своими софт-методами религиозной экспансии. Таким образом они, не зная кечуа, рисовали новую азбуку с эклектичными картинками, тщательно и, по возможности, изящно, переплетали культуры в изобразительном искусстве. Плели-плели до тех пор, пока в получившуюся корзинку не удалось положить младенца, созвать волхвов, шаманов, крестьян, солдат, кентавров, лам, козлят, телят и кондоров, прокричать «Алилуйя» и бежать в сарай ловить индейку.

Ваня Жигал как-то рассказывал, что в Парагвае у иезуитов за счёт лояльности индейского населения даже получилось в своё время создать независимое государство (впоследствии уничтоженное прихуевшими от такой наглости конкистадорами). В общем, я с пиететом отношусь к Лойоле и последователям (как, впрочем, и к бенедиктинцам с францисканцами). Уже писал в одной из заметок про падре Уго, увы, покинувшего нас в конце ноября, но Иисус и жареная морская свинка — это сильно. При этом, очевидно, плоть его — маисовый багет, а кровь, конечно же — «чича морада».

*

Проснулся около шести, за завтраком (к бутербродам, наконец, нашёл чёрный листовой чай, который теперь радостно чередую с кофе) дослушал арзамасовский курс лекций Магуна о том, как европейская философия осмысляет любовь. Ничего нового, пожалуй, не узнал, удивился отсутствию упоминаний о Соловьёве с его «Смыслом любви» и подумал, что гораздо интереснее было бы послушать такой же курс, но по восточной философии. Помню, в студенческие годы, выводя концепцию любви, похожую на Стендалевскую «кристаллизацию» и страшно гордясь тем, как в ней всё хорошо складывается и сочетается, мы вплетали туда и Кришну, который, находясь в каждом и являясь объектом всеобщей любви, тоже в каком-то смысле выступает кристаллообразующим элементом. Для себя отметил только интересный образ любви, как хиазма, у Мерло-Понти — очень ярко и при этом правдоподобно выглядит вся эта картина с выворачиванием и переплетением.

После завтрака собрал рюкзак для запланированного праздничного похода на вулкан и поспешил в бассейн, открывающийся в восемь. Тепло пообщались с уже знакомым охранником, вновь неудачно выбрал очки, в которые то и дело попадала вода, и занырнул на час, так же, как чай и кофе, чередуя брасс, кроль и кроль на спине. Думал в основном о вчерашнем разговоре с Дженни, у которой живу в Арекипе. У неё своя девелоперская компания, о чём она мечтала с детства, штат около сотни человек, параллельно идёт несколько проектов строительства, хорошая репутация на рынке и прибыльная бизнес-модель, но при этом ненормированный рабочий день без выходных, депрессия, бессонница и проблемы с социализацией — несмотря на огромное количество чатов в вотсапе, среди «реальных» друзей лишь пара коллег и мама.

Пустоту и одиночество, образованные воплотившейся в жизнь мечтой, Дженни мечтает «вылечить» путешествиями, поэтому бесконечно долго расспрашивала меня про маршруты, приложения и всякие tips, отказываясь слышать, что ничего этого не нужно — надо не блаблакар с картами скачивать, а работать со страхами. В какой-то момент открыл Скайсканнер, нашёл ей пару билетов, увидел, наконец, блеск в глазах. Помню очень похожий разговор в сербском Нови-Саде с Йовицей за бутылочкой пива у него на балконе. Парень тоже построил успешную карьеру, на уровне эксперта освоил дизайн и маркетинг, но вместе с печатями на новых контрактах всё отчётливее проявляется печать пустоты и растерянности на лице. Пустоту Йовица заполнял здоровой пищей и кросс-фитом. Про тренировки говорил что-то вроде: «I’m an animal, I’m a beast. Have just instincts, no emotions, just need to survive». Тоже планировал большое путешествие, расспрашивал про волонтёрство. Надо бы написать ему, спросить, как дела.

Вернувшись домой, попрощался с Дженни, которая насильно накормила вторым завтраком и вручила дополнительную бутылку воды (спасшую меня впоследствии), написал пару предупредительных сообщений, что в новогоднюю ночь и какое-то время после меня в сети не ждать, взял рюкзак и отправился в город.

 *

Глядя на отвесный подъём высотой почти полтора километра, вещи складывал неторопливо, каким-то образом пытаясь собраться с силами. Медленно начал осознавать, что в последний день года организовал себе, пожалуй, самый сложный в году подъём. К восьми всё же запаковался, развернул одну из специально запасённых конфет с экстрактом листьев коки и глюкозой (сам в это не верю, но, возможно, всё же благодаря им за весь поход практически не ощущал никаких симптомов «горняшки», кроме лёгкой асфиксии, но её можно объяснить и крутизной подъёма).

На следующей стоянке обнаружил две палатки и группу расслабленных туристов у костра — ребята, видимо, вчера взошли и начали спуск, времени у них было достаточно, поэтому никуда не торопились, уже к обеду могли быть в Арекипе. Бегло поздравил с Новым Годом на двух языках, не интересуясь, кто они и откуда, полез дальше. В следующий раз людей встретил уже в 2019-м, больше, чем через сутки. Идти было сначала тяжело, потом очень тяжело: то, семеня, идёшь по диагонали, утопая по щиколотку в вулканическом пепле, то карабкаешься по камням, используя все четыре конечности, что с рюкзаком не очень удобно, то просто минут десять топчешься на одном месте в поисках продолжения тропы, попутно пытаясь отдышаться. К счастью, небо довольно быстро затянуло тучами, налетел туман и было не очень жарко, что позволило экономить воду, но это не сильно утешало.

Пару раз даже думал о том, что ведь можно было просто взять вина и фруктов, включить какой-нибудь лайв или пойти на главную площадь, но быстро понимал, что нет, нельзя было. Размышлял о том, как пришёл в эту точку, как здесь оказался — сети графиков, векторов, осей координат, расползающиеся фракталы интуиций и интенций, обескровленные вены дорог, неправильный орнамент капилляров, проявляющийся на давно насмотревшихся на всё глазах, топология гениальных беларусов из maps.me, монадология Лейбница, нагруженные графы сознательных самотёков, цепочки опыта с резисторами, ключами, источниками тока, лишними звеньями, усилителями. В общем, всё понятно и объяснимо, но поймёшь или нет — разницы никакой, как и никакого толка в объяснениях. А из наушников шёпот: «Если лёгок, как дым, то таким и не надо никуда». И ведь действительно, подобными темпами «не вернулся домой» — вполне вероятный сценарий. Вопрос только в том, что есть дом и где это — не на затёртых ли лямках за плечами висит?

В итоге на вершину поднялся только к пяти часам, т.е. всё восхождение заняло около пятнадцати часов за два дня. Когда подошёл к кратеру, из-за тумана видимость сократилась до метра, так что картину достраивал по запаху серы и предыдущему опыту. К этому моменту пошёл снег с дождём, борода покрылась инеем, а дыхание по ритму перешло во что-то, похожее на We will rock you Квинов — два вдоха на один выдох, а то и больше. Вода почти закончилась, при случае отламывал от камней сосульки и рассасывал, а в термос и бутылку набрал немного чистого снега.

Когда туман немного рассеялся, увидел потрясающей красоты закат всех оттенков красного. Стало понятно куда делась вся кровь из вышеупомянутых вен дорог, цепь замкнулась, перед глазами замигала лампочка, от холода сел телефон. Постоял-подышал, одел вторую куртку, подключил телефон к аккумулятору, записал обещанное видеопоздравление коллегам. Пожелал говорить правду в Новом Году и вообще всегда.

*

Сверился с навигатором — для того, чтобы начать спуск, сперва необходимо было подняться на самую высокую точку Мисти, где установлен внушительных размеров католический крест. Вновь цепочки-лампы-фракталы: македонское Водно, бурятский пик Туриста под Аршаном, Пулковская обсерватория. Темнело, но в снегу ночевать не хотелось, тем более что и ветер на вершине лютовал совсем не празднично. Как и в предыдущую ночь, надел на голову фонарь и, почти сразу потеряв скрывшуюся под снегом тропу, начал спуск. Точнее, просто заскользил вниз по песку и пеплу в надежде встретиться с тропой на шестьсот метров ниже, где она должна была пойти поперёк склона. Отчётливо понимал, что такое ночное скольжение вникуда — риск посерьёзнее сицилийской истории, но ставки были сделаны, крупье ушёл резать салаты.

Когда по навигатору пересёкся с тропой, чудом высветил её фонарём, и дальше всё стало попроще. Окружающее Нигде радовало песочной тишиной и каменным покоем, на горизонте виднелись огни гидроэлектростанции, к которой должен был прийти уже сегодня, но, очевидно, не успевал. В восемь часов, абсолютно обессиленный, на высоте примерно 5300 нашёл ровный участок, огороженный камнями, и сбросил рюкзак.

Выключил фонарь и полчаса сидел в темноте и тишине, приходя в себя. Делать ничего не хотелось, если бы не холод (который скорее осознавался головой, чем ощущался телом, так как все чувства притупились из-за утомления), то так бы и уснул. Всё же поставил палатку и растяжки, зажёг горелку. Растопленного снега хватило на пол-крышки от термоса. Кофе с имбирём, печенье с варёнкой, чернослив и изюм — праздничный стол, он же праздничная кровать, гостиная, ёлка, паркет, гирлянды и Путин. Хорошо, что туман ночью рассеялся, и стали видны звёзды, перекликаясь на этот раз с огнями электростанции и моим фонариком. Немного полистал фотографии и забылся сном. Вновь во сне палатка обросла целой деревней с любознательными детьми, громко лающими собаками, магазинами (где все прилавки заставлены водой), индейцами, ламами и светофорами. Но вскоре и это утихло. Сработал выключатель, ток перестал идти, точка на интерактивной карте сначала остановилась, а потом погасла. Ура-ура.

*

Проснулся в шесть от того, что солнце уже начинало пригревать. Так всегда в горах — вечером сидишь в двух куртках, а наутро в том же самом месте вылезаешь из палатки голый по пояс. Размялся, собрался, доел изюм, допил последний глоток воды, закинул последнюю конфету и продолжил спуск по пепельным тропам. В какой-то момент навигатор повёл явно не туда, и я, решив его не слушаться, пошёл просто по следам. В отличие от Сицилии, дорога впереди не обещала непроходимых лесов, так что риска в таком шаге я не видел.

Его и не было — за пару часов без проблем добрался до точки старта трека, куда нормальные туристы доезжают на машине. Дальше ждала уже хорошая, утоптанная-заезженная колея, по которой оставалось пройти ещё восемь километров до гидроэлектростанции. Становилось всё жарче. Вспомнил, что Ваня Жигал рассказывал, как представляет себе моё путешествие: «голый, обдолбанный мескалином Кирилл идёт по пустыне». В общем-то, он был недалёк от этого описания. По пути, метрах в двадцати от дороги, увидел дикую викунью, которая застыла на месте и не сводила с меня взгляд, но я к тому моменту уже начал конкретно «подсыхать», и долгого разговора у нас, увы, не получилось. Хотя дальше я представил, как она укоризненно наклоняет голову, шевелит ушами и, цитируя Кропоткина, говорит, что моя индивидуализация — это практика регрессивная и самоуничтожительная, что делать так не надо. А после возвращается к своему стаду (т9 меняет на «к стыду») — взаимопомогать и коллективно действовать, попутно интегрируясь со степными птахами и москитами. Я же вслед ей мямлю, часто сглатывая, что всё это околоотшельничество — наоборот, деиндивидуализация, практика очищения от отношений власти и забота о себе, Фуко бы одобрил. На самом деле оно, скорее всего, ни то, ни другое.

*

В полседьмого я был уже на трассе, по которой ещё предстояло семьдесят километров ехать до Арекипы. Минут через пятнадцать остановилась фура. Дальнобойщик Хуан в традиционной перуанской ушанке радостно сообщил, что впереди ехал его напарник Хулио и, увидев меня, но проскочив, попросил подобрать бродягу. Поздравили друг друга с новым годом и доехали до стоянки через пятнадцать километров, где Хуан и Хулио пошли ужинать, после чего я пересел к Хулио, и мы уже без остановок поехали в Арекипу. По пути видели несколько фатальных пост-автокатастрофичных картин, что в странные цвета окрашивало вечер первого января. В девять, уже совсем в ночи, я высадился на севере Арекипы, выловил маршрутку до центра, а оттуда, на последнем автобусе, доехал до «дома».

Написав Дженни и маме, что я жив и что всё получилось, расшарил в соцсетях несколько вулкановогодних фото, отправил обещанное видео про горы и правду, залил кипятком завалявшуюся в рюкзаке лапшу и посмотрел подряд несколько обзоров новогодних матчей Английской Премьер-Лиги, которая славна тем, что на праздники не разрежает, а, наоборот, уплотняет свой график до безумия. Ливерпуль-Арсенал 5:1, мятный чай, запах марихуаны из окна и красный клетчатый плед. Привет, цивилизация 2к19.

Более подробно о путешествии Кирилла можно узнать в его телеграм-канале: https://t.me/lonelyempty.