Гонзо-репортаж из сердца потребления

Были в Икее, видели бога

Он немного похож на тебя — такая же недотрога

Немного похож на меня — такая же размазня

группа СБПЧ

Жизнь в большом городе устроена сложно. Огромное пространство, давно освоенное под капсулы жизни, заводы и прочие хозяйственные нужды, в смысловом плане остается диким. Город — это джунгли, и лишь небольшие островки обладают хоть каким-то знанием об окружающих территориях. Отыскать эти источники культуры и сочинить этно-антропологический отчёт — вот наша задача. В конце концов, мы ведь не какие-то дилетанты, толкающие сосункам из-под полы разбодяженный гламур. Реальность, только реальность, детка, несмотря ни на какие bad-trip`ы.

Само пространство города живёт за счёт мифов, которые везде и всегда одинаковы. Взять, к примеру, миф об Эльдорадо — он жив и по сей день. В глазах каждого десятого я вижу старателя-неудачника, собирающего слухи о чудесных приисках. В сером и промозглом климате города Новосибирска такой миф становится просто обязательным. И воплощается он в рассказах о месте, где можно потреблять бесконечно долго — это место называется «Мега». Некоторые даже говорят, что байки про Мегу снимают с тусклых будней лучше алкоголя. Чушь мистическая, конечно, но всё же… Рассказы о Меге всегда сопровождаются упоминанием ещё двух слов, с неизменно таинственным придыханием, — Икеа и Ашан. О них, конечно, наслышан каждый, и всякий, заткнув меня, сам расскажет, что это и как. И вот, набравшись смелости, вместе с группой добровольцев (на деле: с женой и другом семьи) я таки отправился в сей райский центр покупок, дабы выяснить, что значит потреблять.

Любой досужий теоретик расскажет вам, что потребитель — это любитель. Эдакий примитив, который полжизни практиковался в правильном выборе товаров и услуг. Их послушать, так даже последний абрикос из австралийских аборигенов, познавший лишь бумеранг и палку-копалку в своем мифотворчестве создал более вариативный космос, чем пользователь Apple и завсегдатай McDonald`s. Но я думаю, что этот вышеупомянутый бушмен, ругающийся на своем пиджине, попав туда, забыл бы маму родную и отправился искать новую в Ашане по сходной цене. Искушениями эти места полны настолько, что в пору вывешивать на стенах предупредительные знаки — мол, «Помните, жизнь существует и вне этих стен». Да, существует, и только и ждёт, как отвесить вам ответственности по полной. Вообще со всей строгостью надо признать, что опыт потребления — пресловутый шоппинг — порой может превратиться в, не побоюсь этого словосочетания, экзистенциальную авантюру.

Чувство архитектуры — роскошь для горожанина, неполезный для пищеварения и зрения атавизм. Современный потребитель скорее вспомнит свои поездки в Египет и Таиланд, где пирамиды и огромные статуи Будды впечатлили его ровно настолько, чтобы их запомнить

Путешествие в Мегу трудно, я мог бы даже срифмовать его с путешествием в Мекку, но будет неточно: чтобы попасть туда, нужно преодолеть расстояния и людские толпы, так что это больше сравнимо с походом в Пайтити (или же Эльдорадо) через бразильскую сельву.

Конечно, мы не шли пешком, тем более через экваториальный лес. Но мы ехали на транспорте, что, пожалуй, хуже и тоже вызывает желание помахать мачете. Вот поразмыслим: на какие рассуждения нас наталкивает общественный транспорт? Общественный транспорт — это род массового метафизического изнасилования физических тел временем при прямом пособничестве пространства. Какой человек не выходил из транспорта, не обнаружив себя заклятым врагом бергсонизма и релятивизма? Впрочем, это мысли в сторону, суть же в том, что, попадая туда, вы чувствуете значительный контраст: тягучесть времени и однообразие пространства вдруг исчезают, на их место приходят безвременье и беганье глаз. Всякий, кто здесь бывал хоть раз, знает — поездка сюда это «на весь день», ибо время в минуты потребления разряжается до уровня близкого к потере сознания. Ну, или чуть-чуть её переходит.

Но не будем забегать вперёд. Первое впечатление — это лёгкое удивление от грандиозного простирающегося в обе стороны здания, похожего на парковку. Конечно, в былые эпохи люди бы связали это с божественным величием, но не сегодня. Чувство архитектуры — роскошь для горожанина, неполезный для пищеварения и зрения атавизм. Современный потребитель скорее вспомнит свои поездки в Египет и Таиланд, где пирамиды и огромные статуи Будды впечатлили его ровно настолько, чтобы их запомнить, но не более. На деле бетонная коробка торгового центра — конечно, не что иное, как очередная итерация ящика Шрёдингера с котом и «адской машиной» (sic!). В конечном счёте, именно высокая концентрация желаний и благ порождает парадокс, который в силу привычности мы отказываемся видеть — всякий потребитель ни счастлив, ни несчастлив, а находится в состоянии квантовой запутанности. По крайней мере, до тех пор, пока не выйдет прочь (т.е. в состояние вне коробки, которое можно определить как запутанность финансовую).

Более того, если уж продолжать эту мысль, то привычка к потреблению — отнюдь не само собой разумеющаяся потребность или форма развлечения. Потребление — это шрёдинбаг (schroedin bug), ошибка социального программирования, которая, однажды проявившись в ситуации шоппинга, вынуждена себя повторять, не спрашивая на то согласия несчастного носителя. Обыватель ест, ходит на работу или спит, а баг — не дремлет.

Здесь следует посвятить вас в нашу легенду, с которой мы пробрались в этот бета-тестер идеальной жизни. Нельзя было ехать просто наблюдателем: каждый видит то, за чем пришел. Не будь у нас запроса, я бы сейчас описывал вам какой-то Музей очаровательного хлама. Ну а что могло заинтересовать молодожёнов? Чтобы почувствовать себя потребителеми, мы приехали потреблять — смотреть и выбирать, причём — самое насущное, ну или почти самое (после телевизора и холодильника) — в общем, мы приехали за кроватью. И потому, следуя логике легенды, мы первым делом отправились в ИКЕА под пристальным фокусом видеокамер и нижних челюстей охранников, движущихся автономно по ходу нашего следования.

Я ожидал, что ИКЕА поразит меня простотой, функциональностью, выбором, ценами, да чем угодно. Но она ничем меня не поразила. А к встрече с НИЧЕМ я попросту не был готов. И потому в первые часы я впал в пограничное состояние, которое Ясперс назвал экзистенциалом

Что касается кровати — её мы так и не выбрали. Более того, там я узнал, насколько отстал от передовых антропотехник. Ребята из ИКЕА объяснили мне, что «кровати не существует», т.е. как целое — нет такого товара и нет такого предмета, как «кровать». В наши дни кровать — это конструкт, состоящий их трёх элементов: каркаса, рамочной основы и матраса. Каждый элемент вариативен, а подбор индивидуальной подходящей композиции может стать задачей посложнее овладения искусством икебаны. Не мог себе и представить, что на Лакана уже ориентируются дизайнеры спален. Вообще выбор кровати — это как выбор сцены, на которой будут разыграны значимые эпизоды жизни. Поэтому стилистический ширпотреб ИКЕА поставил нас в тупик: выбор большой, но ни в одном каркасе мы так и не узрели искры подлинной мощи — ни для разгула сенсорики, ни для упоения чувственности. Ну, как можно выбирать кровать из того, что напоминает тебе решетки зоопарка и помосты экзекуций? Нет, на компромисс настоящий потребитель не идет, подумали мы, и пошли восвояси.

Как профессионал своего дела, я, конечно, готовился, изучал литературу, жития и писания: я ожидал, что ИКЕА поразит меня простотой, функциональностью, выбором, ценами, да чем угодно. Но она ничем меня не поразила. А к встрече с НИЧЕМ я попросту не был готов. И потому в первые часы я впал в пограничное состояние, которое Ясперс назвал экзистенциалом. Да, местами пространство ИКЕА похоже на кэролловское Безумное Чаепитие: к примеру, необычно смотрятся большие корзины с горкой набитые разноцветными тикающими кухонными таймерами, но все-таки это мелочи. Экзистенс мой в это время курсировал где-то между пустым желудком и чистым Angst в районе горла. Однако мой сенсорно-моторный аппарат продолжал действовать, будто бы ничего не произошло. Это было любопытно: если предположить, что и другие люди испытывают подобное, то очевидно, что шоппинг в ИКЕА имеет природу наркотической зависимости от диссоциативов. Кстати, на это указывает и тот факт, что походка некоторых людей мне действительно казалась странной.

Фактически те, кто придумали такие мега-супермаркеты, видимо, нащупали какой-то мощный нерв, некий vagus, раздражая который можно управлять человеческими состояниями любой сложности. Желаете когнитивный диссонанс, стрессовую ангедонию и дежавю на десерт? Пожалуйста. Как можно совершать самое человеческое действие — выбор, когда против тебя даже стены? Можно сколь угодно сомневаться в достижениях психодизайна, но сходите один раз в Мегу — и вы ощутите эту гипнабельную депривацию на собственной шкуре. Впрочем, мне, похоже, уже пора завязывать с терминами — их тут предостаточно (между прочим, по новым канонам гонзо-журналистики существуют строгие лимиты на употребление профессиональных терминов, неологизмов и даже славянизмов, нарушение коих карается штрафами).

Совершив вояж по петляющему маршруту внутри ИКЕА, мы вышли к шизофренически-яркой детской площадке, возле которой располагалось бистро. Голод обуял нас ещё до этого, но теперь никто не захотел противиться желанию причастится международной пищей, хотя я и не знаю, к чему, собственно, мы причастились. После трапезы, которая не столь насыщала желудки, сколь давала покой ногам, нас ожидало паломничество в Ашан. Пока же у нас был перерыв, я жадно всматривался в лица людей, в их походку, в едва заметные движения их мыслей и рук. Глядя в сторону игровой площадки, один из моих спутников изрек: «Как умно приводить сюда детей, чтобы они с малолетства становились завзятыми потребителями». И в самом деле, на ИКЕА подсаживают с пеленок, ведь радостная беготня по красочному детскому городку навсегда спаяет воедино настоящие чувства и требующий все новых эманаций бренд.

Бренд структурирует мир так же, как и добротная теория, с той лишь разницей, что последней надолго хватает. Да, структурирующая мощь бренда тает, как восковая свеча, но вместе с тем при необходимости её и погасить проще

Я видел много людей в самых разных местах и потому могу сказать, «куда» на самом деле приходят люди, приезжающие в Мегу. Для них Мега — это и музей, и храм, и школа, и тусовка. Мне кажется, особенным открытием последнее: люди приходят в Мегу за личностным общением — но не с людьми, а с некими Звездами, воплощёнными в товарах. Все эти маленькие брендовые магазинчики как будто бы дают личное знакомство с неким абстрактным Известным лицом (даже если за ним стоит всего лишь известное многим имя бренда, а не личность).

Бутики и магазины пестрят этими «именами», и, словно мотыльки, потребители слетаются к ним, чтобы пообщаться, потусоваться вместе, научиться жизни у них. Но если не впадать в исследовательский скептицизм, то можно увидеть не только мрак сознания, но и фонарь его освещающий. В самом деле, почему это мы решили, что бренд не может нас ничему научить? Бренд структурирует мир так же, как и добротная теория, с той лишь разницей, что последней надолго хватает. Да, структурирующая мощь бренда тает, как восковая свеча, но вместе с тем при необходимости её и погасить проще. Попробуйте руками выкрутить 200-ваттную лампу теории, горящую в вашей или чужой башке! Причём модификация сознания, обеспечивающая такие нетипичные формы восприятия, проходит на удивление гладко и, видимо, напрямую зависит от времени пребывания и натренированности на внушение извне.

Уже в Ашане стала очевидной вся опасность нашего предприятия. Психическая трансмутация, заложенная в ауру и ландшафт этого супермаркета в квадрате, проникла во всех и стала вызывать системную иммунную реакцию. Одни члены группы с лицом неспешащих по жизни бонвиванов впали в расслабленное состояние, другие стали обнаруживать в себе тревогу и судорожно посматривать на приборы, подталкивая первых к завершению выбора. Я, честно говоря, впал в оба состояния сразу. Сам Ашан похож на бюро забытых вещей, в которое по ошибке кто-то выкинул добрую половину мира. Выбор, который стал итогом моих пеших медитаций среди стеллажей Ашана, оказался довольно любопытным: это были две бутылки ликера Amoretto и большая булка подового хлеба из печи. Я отказываюсь верить в случайность такого выбора, уж слишком он символичен.

Как убедительно говорил однажды встреченный нами в электричке синий человек (видимо представитель на`ви с Пандоры): «Я свою плепорцию знаю». Вот и мы, пользуясь этим золотым правилом, старались не переборщить с индоктринацией в фанаты незапланированных покупок. Поэтому после инициации стоянием в очереди в кассу мы стали спешно выбираться оттуда. Первое впечатление на выходе: похоже, в мире прошли дни, а не часы — осень на улице сменилась зимой, и никак не вспомнить, какой сегодня день недели. Но обратная дорога впихнула в нас утомление, выставив за дверь ещё тёплые воспоминания о шоппинге. Вот когда задумываешься, что без личного авто жизни нет, а есть только вечерний флеш-моб на Речном вокзале на тему самой длинной очереди в маршрутку.

Но что действительно я там обрел? Невроз, желание, развлечение, убийство времени? Нет, в Меге я встретил Мечту, её неизживаемый ореол окутывает там всё. Даже в туалете (нет, и особенно в туалете) этот ореол не покидает вас. Эти супермаркеты в квадрате — воплощение мечты о том, что, каким бы ты ни был маленьким и грязненьким, и тебе уготована, гарантирована на 100% возможность стать Человеком — встать в полный рост и выбирать, что душе угодно. Только душе и нужен супермаркет. А телу нужен диван, чай и тёплый драник.

 *

Вообще у меня закрадывается культурологическое подозрение в том, что супермаркеты придумали церковники, которым запретили приторговывать индульгенциями. В рамках этой конспирологической гипотезы становится ясно, почему наибольший расцвет супермаркет как зона жизни получил в протестантских странах (к примеру, в Дании на 10 жителей — 1 супермаркет). Ведь там священник становится мирским человеком, и поэтому сравнительная ценность исповеди в этих культурах стремительно девальвирует, что требует новых способов канализации неистощимого потока самооправдания.

На самом деле опыт пребывания в супермаркете имеет явное теологическое измерение: в этих стенах консумер ощущает некий род присутствия, который прочитывается в строгой зависимости от его возможностей. Ну а возможности потребителя определяются в основном его финансовой состоятельностью и кредитоспособностью. При наличии таковых в стенах супермаркета он ощущает благодать, в отсутствии — испытывает жестокий опыт богооставленности.

И дело вовсе не в каких-то поверхностных аналогиях. Да, здесь мы видим и алтарь Кока-колы, и литургические звуки мелодий easy-listening, и лицензированных ключников райских врат. Но — и это но повергает нас в священный трепет — дело не в ритуале или букве, а в духе, в витающем духе роскоши. В нём мы читаем полную расположенность тварного мира к достойным и жесткий остракизм в адрес «нищих духом». Именно к этим нищим не сходит Кредит, т.е. доверие.

Что сказать в итоге: я там был, я оттуда ушёл — не знаю, такой же или иной, весь или с недостачей. Я пишу как есть, грандиозные ларьки по торговле мечтой существуют, они реальны. В них концентрируется такой мощный опыт, что понимаешь — даже для того чтобы быть консумером, требуется отвага, воля и расчёт в жизненной игре. Ведь тот, кто вынужден выбрать Одно из Всего, каждый раз теряет целый Мир. Но если консумер поймёт это, весь мир его уже никогда не прельстит.

Фотографии Рустама Имамова.