***
Я не знаю толком, о чём будет этот текст. Такое случается. Пока в голове несколько набросков невнятных на разные настроения и лады — и всё.
Дни тянутся, длятся, иногда непонятно, где заканчивается один, а где. Мне нравится такое ощущение, я взял привычку иногда не спать ночью — чтобы читать, писать, смотреть ерунду и пить кофе «три в одном»; самое сложное — не уснуть наутро, продержаться день, а лучше — провести его энергично.
Потом — лечь в восемь вечера, проснуться в семь утра, слушать БГ (почему БГ?) и курить сигарету (я не курю).
Я часто жалуюсь на недостаток общения. Такого, которое нужно мне, а не другим. В этом смысле я, пожалуй, очень эгоистичен. Мне кажется, многие друзья уходят, не хлопнув дверью, оставляя за спиной только ворох (ворох?) иссохших, маленьких слов. Важно помнить, что мои друзья — не оборачиваются и не превращаются в соляные столбы.
Иногда я вспоминаю, что, скорее, это я ухожу, а не они. Да, так будет честнее. Я постоянно оглядываюсь, но механизм даёт сбой, всё хорошо. Очередное утро, автобус, свежий воздух или мокрый ветер.
Я, кстати, на самом деле всегда оборачиваюсь: вот вагон, красивая девочка, или интересного вида старик, или кто другой; я выхожу, но оглядываюсь, смотрю, как в песне, смысл которой в детстве я никак не мог уловить из-за проблем, видимо, с абстрактным мышлением, чтоб посмотреть, не оглянулись ли они. Они — не оглянулись. Думают о чём-то своём, а поезд набирает ход. Всё стремительней с каждой секундой.
Вот и наклёвывается тема для «ЖБК». Но и о ней, в общем, не хочется говорить. Столько всего уже сказано о трудностях коммуникации между людьми в нашу, ну, эпоху, что лучше помолчать.
Или неожиданно заявить, что не всё так плохо.
(Это ведь действительно неожиданно, да?)
Нет, стоит только заплакать и отчаяться, как появляются новые люди или возвращаются, выплывают из небытия люди давно утерянные. Кстати, Кирилл говорит, что худшая на свете рифма — «Харон — похорон», но это ладно.
А Руслан очень гордится рифмой «ларёк — Рагнарёк», но мы отвлеклись. Да, появляются люди, и встречаешь их хлебом-солью, и стоите вы посреди обезвоженной ванной, а всё вокруг окрашено в бледно-синие цвета, как на фотографиях моей любимой итальянской, ну, фотографа. Кажется, так тоже случается.
Такой текст. Текст — вне товарно-денежных отношений, а потому — о чём угодно. Прошу прощения у Бориса Гройса, Карла Маркса и кого-то ещё. А вольнолюбивая речь, между тем, всё нащупывает — в той же темноте, о которой уже не раз в пределах этого текста припоминалось, — всё ищет новые, но старые слова.
***
На дворе апрель, мы, как и обещали, запустили сайт, а жизнь по-прежнему бьёт ключом. Расходятся в разные стороны дорожки закадычных друзей, продолжается бесконечный поиск индивидуальности или, наоборот, своего места в племени, причудливо переплетаются судьбы, разговоры, нитки на платьях модных кутюрье.
При всём этом многообразии очень приятно иногда встретить старого товарища, с которым не общался полгода, а то и год. Не менее приятно принять его у себя в гостях, пройтись по улицам ночного Питера, высказать всё то, что обсуждал лишь с собой, опасаясь появления контекста. Ведь подобные мимолётные встречи жителей разных городов с насыщенным совместным прошлым и туманным будущим как раз находятся вне любого контекста. Это некий метафизический дорожный узел, временная петля, позволяющая посмотреть на жизнь со стороны, ощутить более четырёх её измерений.
Подобной встречей была ознаменована прошедшая неделя, и одним из наглядных результатов является, например, предыдущая статья. Помимо встречи со старым другом, начало апреля было отмечено незначительными рабочими неурядицами, посещением чудесной филармонии, пробежкой по барам, сериалом «Путешествие из Петербурга в Москву: особый путь» Андрея Лошака, периодическим попаданием под гипноз весьма приятного свойства, необъяснимым обилием абхазского вина, книгой Драгомощенко и множеством прекрасных пейзажей и мимолётных ощущений.
Это некий метафизический дорожный узел, временная петля, позволяющая посмотреть на жизнь со стороны, ощутить более четырёх её измерений.
Все эти, на первый взгляд, мелкие детали, похожие на отрывки газетных статей, случайные слова — это то единственное, на мой взгляд, что у нас есть по-настоящему. Не то, чем мы обладаем, об обладании говорить совсем не хочется. А именно то, что есть. Накопленный опыт, капитал, коллекция монет, богатая библиотека — это то, чего у нас на самом деле нет, наша с ними связь условна и контекстуальна. А вот заброшенный стадион на окраине леса — это вот моё, без всяких условностей. Как-то так.
Один мой друг настаивает на мнении, что прослушивание музыки — самоценный процесс, что нужно выключить свет, надеть наушники и погрузиться в музыкальную стихию, в космос и радостно охуевать. Я считаю, что это не совсем так. Есть такая музыка, бесспорно. Но я всю неделю слушал ска-панк, и он дичайше гармонировал с ритмом шагов, шумом проносящихся машин, мерцанием искусственного освещения улиц и я вполне радостно.., да-да, вполне радостно. Аркадий Драгомощенко, например, говорит: «Первый снег лучше всего увидеть в других местах, в другом городе, в чужом доме, когда нет хозяев и ты один». Казалось бы, однозначный совет, романтичный и глубокий. Но, зная АТД, можно утверждать, что он гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. И совсем не однозначен.
Так и живём. И такой вот контекст.
Фотографии Алексея Кручковского.