Панк-рок для гопников

Кирилл: Для начала предлагаю оттолкнуться от тезиса, который высказал Лёша Боровец во время нашей ноябрьской дискуссии: «Мне кажется, время субкультур прошло. Еще немного — и мы будем начинены всем подряд и никак не будем ассоциировать себя ни с чем».

Мысль провокационная, лично у меня есть аргументы и за, и против. Основной аргумент «за» — отсутствие новых субкультур (по крайней мере, в поле зрения). Говоря о субкультурах, мы всё ещё вспоминаем хиппи и металлистов, хотя они уже давно доминирующую культуру не дополняют и полностью ей поглощены. С другой стороны, я не знаю, что сейчас происходит в школах и как выглядит социализация подростков. Плюс вот у меня есть ВКонтакте в друзьях девушка, которая продвигает проект создания стимпанк-фильма, и там всё настолько серьёзно, что иногда поражает. Что скажешь?

Руслан: Ну, сейчас есть куча молодых субкультур, на ум сразу приходит, например, боди позитив. В рэпе тоже много разных течений. Да в этом их прелесть и заключается, что субкультуры — объединения меньшинств, они свято охраняют свою идентичность и посторонних неохотно пускают.

Что касается «начинения всем подряд» — с этим не согласен категорически, просто потому, что пока свободен интернет, каждый получает именно ту информацию, которую ищет. И, например, читатель условной «Радио свобода» к «Russia Today» не подойдёт на расстояние пушечного выстрела. У него другие источники, и другое видение мира. Это, конечно, вряд ли можно причислить к субкультурам, но тем не менее.

Так или иначе, каждый выстраивает свою картину мира, ориентируясь на эстетические, этические, интеллектуальные предпочтения и иже с ними

Ну и стимпанк никогда субкультурой не был — скорее он популярен в геймерской субкультуре или субкультуре ролевиков.

Кирилл: Значит, ролевики укрепляют свои позиции, да. Вот про рэп тоже хотел отметить — вот уж где точно нельзя сказать о том, что время субкультур прошло. Но есть два момента. Первый — а какие эстетические и интеллектуальные предпочтения были у тебя и у меня в 13 лет, и были ли мы способны самостоятельно выстроить свою картину мира?

Мне кажется, нет. Мы, грубо говоря, рассматривали разные предложения и выбирали. Просто предложений было не так много — нельзя было подолгу пользоваться модемом, потому что он перекрывал телефонную линию, да и скорость была 36 кбит/с. Но социализация происходит именно так. Сейчас перед молодым человеком огромный спектр возможных интересов, атрибутов, языков, и мало кто может сразу уверенно двинуться в одном, конкретном направлении.

Из этого вытекает второй момент — безусловно, мы не можем говорить о «смерти» понятия «субкультура», но роль и место субкультур в жизни определённым образом меняется, и я предлагаю попробовать понять, как именно.

Вряд ли кто-то сейчас может однозначно ассоциировать себя с какой-то одной субкультурой, каждый образ (не человек а именно образ, персонаж) вбирает в себя черты разных культурных и социальных слоёв и их разновидностей.

Руслан: В 13 лет большая часть социализации происходила в школе: друг-одноклассник вступил в военно-исторический клуб — ты вступаешь за компанию. Друг-одноклассник слушает эмокор, и ты втягиваешься (или шлёшь его подальше).

Кирилл: Именно так, но изначально ты не ищешь конкретную информацию, ты выбираешь из того, что предлагают.

Руслан: Надо понимать, что субкультура не включает в себя много вещей. Роль и образ заданы в чётко прописанных границах: никто не запрещает геймеру или ролевику придерживаться отличных от своей тусовки политических, например, взглядов. Но читать «Игроманию» или одеваться в «дурацкое» (как говорят реконструкторы) они обязаны.

Кирилл: И в этом отношении, кажется, люди сейчас стали более либеральны — одно больше не исключает другое. Когда я вставлял булавки в джинсы и носил цепь через бедро, я по умолчанию считал, что «рэп — это кал», хотя на самом деле это очень смешно. И сейчас я с удовольствием могу послушать и Макулатуру, и Сепультуру.

Сегодня те, кто читает «Игроманию» (она ещё выходит?), вполне могут надевать широкие джинсы и кепки с прямым козырьком.

Руслан: Потому что интернет по умолчанию либерален. Субкультура геймеров не диктует им, как одеваться.

Я думаю, надо обратиться к источникам и развернуть беседу в более узкое русло. Субкультуры относят к контркультурам и к эскапистским, замкнутым сообществам. Интересны обе разновидности, но я бы включил ещё один критерий — идеология.

Кирилл: Вот, слово «диктует» здесь ключевое — сейчас субкультуры, мне кажется, именно эту функцию утрачивают. Другое дело, что я не понимаю, они для меня эту функцию утрачивают в силу взросления, или всё же мир вокруг действительно меняется.

Руслан: Во-первых, просто с возрастом становится как-то зазорно себя причислять к сообществам, поскольку человек на пути становления личности зачастую приходит к пониманию, что лучше быть вещью в себе — обрастать своей идентичностью.

Во-вторых, находясь в социуме, так или иначе считаешься с его порядками. И что ещё важно: выбирая свой путь, мимо всех субкультур, человек черпает из них то, что по душе именно ему. Без обязательств перед субкультурой, которые часто выражаются в сходках, анимках, бугуртах и прочих попойках. Можно спокойно интересоваться историей средневековья, посматривать анимэ и слушать Бурзум, но не иметь больше ничего общего с представителями субкультур.

Ну, это я пишу от своего лица. Молодые люди всё же более склонны к отождествлению с субкультурами. Видимо, это помогает понять себя.

Кирилл: Это помогает справляться с пустотой (или мыслью о пустоте). Довольно обтекаемо всё у нас получается — я всё же считаю, что молодые люди сейчас меньше отождествляют себя с субкультурами. Впрочем, это никогда не было повальным явлением. Но я вот к чему веду. Сейчас «райтеры» — это не столько субкультура, сколько творческая среда, так как искусство граффити получило общее признание. В «Ворлд оф Варкрафт» люди зарабатывают реальные деньги, и есть известный случай, когда в Китае заключённых отправляли на исправительные работы «добывать золото» — играть в ВоВ, потому что у них времени много, а государственная казна от бонусов не отказывается.

Эмо, готы, анимэшники и многие неформальные тусовки мутировали в более сложные культурные образования — мне кажется, что куда-то в сексуальную сферу эти веяния перенеслись плавно — в сибари, шрамирование и другие игрища, по большей части костюмированные.

Социальная глобализация смешивает расы и ведёт к новым проблемам, глобализация культурная смешивает и видоизменяет субкультуры, и здесь тоже наверняка есть масса неотрефлексированных проблем. Дальше мы, наверное, перейдём к твоему тезису о разделении на контркультуру и эскапизм. Что ты относительно идеологии хотел сказать?

Руслан: В целом со смешением всего и вся я согласен. А по поводу идеологии: субкультура с ярко выраженной позицией и желанием менять реальность устойчивее других и быстрее развивается. Я сейчас ориентируюсь на британских скинхедов, которые достаточно быстро разделились на несколько субкультур с разными взглядами, но более-менее общим вектором — вектором contra.

То есть недостаточно отличаться от других, необходима ещё потребность в изменении реальности, какой-то вызов обществу.

Это тоже в основном свойственно молодым, но, к сожалению, в России подобные низовые инициативы по изменению общества принадлежат только националистам. Есть ещё бодипозитивисты, которые в более агрессивном, нежели феминистки, ключе борются за отмену культа тела.

И я не знаю, проблема ли это субкультуры, если она представляет собой клуб по интересам, а не движение с чёткой программой.

Ведь это желание отличаться — это просто как бы прихоть подростков, и здесь можно ограничиться одной лишь эстетикой: одеждой, музыкой. Но если в ней, помимо напускного бунта, начинает зреть бунт реальный, тогда что?

Кирилл: Бунт может быть реальным только тогда, когда в дело вступает социальный слой, целый пласт населения, а не группа людей, которые одинаково одеты и используют один и тот же арго.

Задача субкультуры — дополнять основную, доминирующую культуру, помочь социализироваться молодому человеку, о чём и ты говорил, и я. Здесь может быть чёткая программа, может её не быть — далеко не все молодые люди активны и хотят менять мир вокруг себя. Но некоторые хотят.

И прямое действие, к которому идут некоторые субкультуры, — это ведь не единственная возможность что-то изменить. В теории, иногда художники могут больше, чем политические активисты. Те же «райтеры» на ум приходят.

Руслан: В этом случае да, цель человека внутри субкультуры — утвердить себя в мире.

Бунт тогда интересен именно как обращение целого пласта населения к субкультуре (например, панков, несогласных с политикой Тэтчер). Вот это действительно феномен, поскольку создаётся ощущение, что только молодые и способны брать огонь на себя, выходить и смело оглашать позицию «против». Это я с прискорбием гляжу сейчас на Россию.

Например, у нас сейчас я не могу вспомнить кого-то, кроме тех же националистов, кто бы действительно артикулировал проблемы общества (причём я к ним не принадлежу и идеи мне совсем не симпатичны). Те же панки критиковали власть, правда, ведя эскапистский образ жизни, заигрывая с наркотиками и алкоголем.

А рэп — самый вроде бы бунтарский жанр последних двадцати-тридцати лет — давно занимается только тиражированием представления о роскошной жизни.

Кирилл: Я вот слушаю тебя и думаю, а если бы «Пусси Райот» играли музыку, которую возможно слушать, организовывали бы концерты, фестивали, то могло бы всё это вылиться в полноценную протестную субкультуру?

Руслан: Сложный вопрос. Мне кажется, молодые люди внушаемы в большей степени, чем взрослые, но с другой стороны — не желают брать ответственности. Это может быть продиктовано сытыми нулевыми в столицах, но вот в провинции... Думаю, чтобы подобное движение смогло набрать сторонников, оно должно как-то отвечать запросам общечеловеческим в контексте России.

У меня есть идея, что Минкульту давно пора отдать полуразрушенные Дома культуры по всей стране в руки молодёжи. За символическую арендную плату, разумеется, — капитализм как-никак. Таким образом, возможен постепенный отказ от алкоголизма и наркомании как заместителей культуры в регионах (по выражению Пятигорского, который рассуждал, что там, где нет культуры, процветают алкоголизм и наркомания).

То есть я считаю, что инфантилизм — это следствие запоев молодёжи, а не правило в условиях России.

Эти новые ДК стали бы такими культурными кластерами, где могли бы проводиться концерты, выставки, кинопоказы — все те культурные явления, которые и призваны объединять людей. Не только на почве протеста, кстати.

Кирилл: Я не считаю инфраструктурные проблемы ключевыми — во многих городах, где я был, нет особых проблем с площадками. Ты можешь организовать всё что угодно — и выставку, и кинопоказ, и концерт. И всё это делается, только не приходит никто.

Или ты имеешь в виду, что ДК — это такой бренд, туда ходят все и всегда, но там проводят кружки кройки и шитья и концерты хоровой песни для пенсионеров, пока рядом за гаражами молодёжь чокается пластиковыми стаканчиками? Отдай им ДК — ничего не изменится (в лучшую сторону точно). Здесь много интересно можно сказать по опыту девяностых и начала двухтысячных, сейчас вернёмся к этому.

Просто у тебя получилось некое противоречие: ты говоришь, что панки — единственные, кому не всё равно, и они одни протестуют. И что в России все инфантильные и не думают о будущем, потому что процветает алкоголизм. Но ведь они (панки) как раз больше всех пьют и ширяются, нет?

Руслан: Я про панков английских говорил.

Кирилл: Они за ЗОЖ были?

Руслан: Нет, бухали и ширялись, но реалии разные. В Англии — это вызов нормам, у нас — обычное положение вещей.

Плюс сам вот этот заряд действия у английских панков — они всё-таки верили в анархию, а у нас нет такой идеологической подоплёки. И даже если её людям дать, не очень понятно, как они изменятся.

Кирилл: У нас в своё время стрэйтэйджеры в один ряд со всеми остальными встали и вызова нормам не получилось.

Руслан: Хотя вот появились же турникмены и зожники, так что бесследно это не прошло. Но у них на щит были подняты идеалы возрождения белой расы, что довольно специфично для большинства людей.

Кирилл: Про этот сегмент общества тяжело рассуждать, потому что такого сегмента просто нет — много людей исключительно из спортивного интереса ходит на турники, без «идеологической подоплёки» опять же. Достаточно много вокруг скейтеров, паркурщиков, и им это просто нравится, это их хобби — не больше и не меньше, то есть это совсем другое.

Вообще, у меня много друзей в последнее время бросили пить.

Руслан: На отцов насмотрелись.

Кирилл: Да, и не только. Просто интерес пропал, мне кажется. В детстве как-то всё равно алкоголь был символом протеста, поэтому мы тянулись в ларьки.

А сейчас смотришь на бутылку в руке и спрашиваешь себя: «А как она здесь оказалась?». Инерция, не иначе.

Так вот, что касается алкоголя, ДК и неформальной культуры. Был же такой опыт — в ДК с незапамятных годов молодёжь гудела, и протеста было достаточно: концерты разгоняла милиция, вырубали звук, приходили гопники и били «нефоров» и так далее. И пили все, и пели про то, как «ждём перемен». И даже дождались. Потом в девяностые панки протестовали уже не против жестокого режима, а против сытости и капиталистического свинства. Но постепенно сами в большинстве своём (кроме тех, кто окончательно спился или ушёл совсем в глухое подполье) отрастили животы и заключили выгодные контракты. Тогда сытость и комфорт были чем-то новым, чего не хотели принимать. А теперь приняли и серьёзных поводов для протеста не осталось.

То, что делает режим Путина, остаётся незаметным для широких масс за счёт пропаганды, достигнутого минимального уровня комфорта и кажущейся свободы для каждого. Поэтому протестные субкультуры привлекают так мало новых адептов и текущий уровень конформизма в обществе не от водки, а от того, что люди, так уж получается, готовы довольствоваться малым.

Руслан: Помнишь, кстати, в фильме «Путешествие из Петербурга в Москву» Лошака была сцена интервью с тремя оппозиционерами в Подмосковье. «А у вас в городе сколько оппозиционеров?». «Все перед вами сидят».

Ходят слухи, что холодильник победит телевизор в информационной войне.

Не думаю, что люди так уж хотят свободы. Молодые — да, хотят, но их свобода — это во многом просто возможность съехать от родителей и жить по-своему. И субкультура им показывает, как можно жить, с кем общаться и чего хотеть.

Кирилл: Да, конечно. Говоря о судьбе протестных субкультур в России, мы вплотную подошли к вопросу о том, а как они вообще появились (зачем они появились — понятно).

И здесь есть очень интересный момент. Каждая субкультура на самом деле имеет под собой очень серьёзный базис, который складывается годами и десятилетиями. Можно сказать, что появление хиппи, например, стало реакцией на агрессивную внешнюю политику США, появление скинхэдов обусловлено смягчением иммиграционного законодательства, растафарианство придумал гениальный Боб Марли и так далее, но всё ведь гораздо серьёзнее. Почти каждая из субкультур имеет свою «философию», затрагивает религиозные аспекты, политические (это уже обсуждали), т.е. они исторически обусловлены. И они актуальны по-настоящему только там, где появились. Это не те готовые правила, которые можно использовать как трафарет, как шаблон.

Поэтому первые в России рэперы, эмо и прочие выглядели смешно и напоминали явления в духе очереди в Макдональдс на Пушкинской площади в 90-м.

У нас свои-то есть субкультуры?

Руслан: Я даже не задумывался, кстати, а вот режиссёр фильма «Бакенбарды» скорее всего думал об этом.

А нет, думал. Например, декабристы. Подойдёт?

Или вот «митьки» ещё были.

Кирилл: Декабристы? И что должен был делать ребёнок, решивший, что он будет декабристом?

«Бакенбарды» — да, как раз об этом.

Руслан: Есть ещё поклонники «праславянской» культуры и русские язычники. Помимо всего перечисленного тобой, субкультуры, наверное, могут появляться не только в ответ на запрос общества.

И это тоже происходит через выбор человека — что ему делать в свободное от работы время? Как побороть скуку? Кто-то начинает собирать берестяные грамоты и былины, к нему подтягиваются другие, чтобы чем-то себя занять.

Кирилл: То, что я перечислял, — это как раз только видимые причины и поводы, я имею в виду, что всё глубже гораздо. Безусловно, дело не только и не столько в ответах на запросы общества, в первую очередь это интерес — интерес к средневековью (не только у ролевиков), к новым технологиям, к литературе, к экстриму.

Руслан: Вот здесь есть ещё граница субкультуры и фэндома, фанатства.

Ты можешь вспомнить из своего детства такого культуртрегера, который бы привнёс в жизнь города какую-то субкультуру? Я помню, в Уфе был такой Махно, ярый фанат Бурзума, он ходил на все концерты и был главным на «РокУфе». Но не уверен, что он открыл людям скандинавскую тяжёлую музыку.

Или вот 2007 — в этом году, кажется, пережили свой расцвет все субкультуры мира. С чем это было связано? Появился интернет, и все начали люто копировать все стили подряд?

Кирилл: Они пережили свой расцвет только в России. Потому что появился интернет, да. Так-то большинство этих субкультур родом из 70-80-х, а то и раньше. Это всё заимствованные субкультуры, и кто их распространял по всей России или в каком-то конкретном городе — не так важно.

Я отвечу на тот вопрос, который задал тебе. Есть одна субкультура, которая, на мой взгляд, является исключительно российским, уникальным явлением. Это не митьки (они ведь всего лишь творческая группа) и конечно не декабристы (хотя они чем-то близки к очень интересным явлениям вроде масонства или какого-нибудь ордена розенкрейцеров, но всё же слишком локальны и к понятию «субкультура» вряд ли имеют отношение). Так вот эта субкультура — гопники.

Они обладают абсолютно всеми чертами субкультуры — своим арго, манерами поведения, стилем одежды. Причём все эти атрибуты проникли в нашу жизнь и укоренились в ней. Это вот наша аутентичная субкультура, и ей мы можем по праву гордиться.

Руслан: Да, кстати, они даже в списке субкультур есть, которые гугл выводит.

Кирилл: Ещё бы. На их фоне все наши пародии на западные культурные феномены проигрывают, так как не имеют под собой базы — ну не было у нас в истории ничего такого, что могло бы привести к распространению растафарианства, готической музыки и прочего. Если уж мы о фильмах вспоминаем, то «Стиляги» — говорящий пример. Там есть ключевой момент, когда один из персонажей возвращается из штатов и говорит, что стиляг там нет, чем повергает в ужас главного героя с его чубом и саксофоном.

Кстати, когда я говорю гопники, я подразумеваю, что это сейчас уже такая собирательная конструкция, которая включает в себя «блатных», «деревенских» и другие деклассированные группы.

Руслан: Не «деревенских», а «областных». Даже паблик такой есть.

Кстати, паблик «областные» полностью создал субкультуру на базе всего эстетического и этического богатства русской деревни. Здесь разбитая шаха, хитрый перекуп, дискач, мистер Кредо, пиво в баллонах и ненависть к городским обёрнуты в рассказы наподобие эзотерического бульварного чтива о вороне мастере дзен.

Кирилл: Я бы сказал, досоздал и зафиксировал.

Руслан: Это да, да.

Как насчёт того, чтобы внедрить идеологического агента в стан гопников и изнутри их переформатировать?

Кирилл: Было бы неплохо переформатировать гопников. Вот Кирилл Медведев со своей группой «Аркадий Коц» делает музыку для рабочего класса, при этом все мы знаем, кто такой Кирилл Медведев и какие у него политические взгляды. Таким образом появляется теоретическая возможность создания протестной субкультуры.

Только вот гопники и рабочий класс это вроде как разные вещи.

Руслан: Потенциально разные. Гопники же не работают в большинстве своём.

Кирилл: Так что нужен свой панк-рок для гопников. И тогда мы будем знать, какие диски детям покупать, и на какие концерты пускать.

Руслан: Ну, вот есть «Кровосток», у которого, правда, не все считывают иронию.

Кирилл: Да даже если считывают иронию, то «Кровосток» — это не совсем то. Это важное и интересное явление, но нужен именно панк-рок, нечто энергичное, драйвовое.

То, от чего у молодых будут сердца колотиться и глаза гореть. Пусть даже глаза эти под «пидоркой», а сердце — под пропахшей пивом олимпийкой.

---

Фотографии Лены Стрыгиной.