«Нет никакого литературного процесса, есть вообще процесс»

Кирилл: В последнее время очень неуютно чувствую себя на поэтических чтениях, причём неважно, презентация это журнала «Воздух» или кабацкий шабаш сетевых авторов; фрустрацию вызывают не сами тексты, произносимые вслух, а всё происходящее в целом. Какие бы ни были хорошие стихи и как бы грамотно их ни подавали, всё равно чувствуется какое-то несоответствие, сцена кажется лишней, само выступление трудно назвать выступлением, почему-то становится стыдно и странно. Лично мне сразу хочется напиться, начать громко ругаться матом, сломать стул об стену — противопоставить хоть что-то настоящее этому вычурному безумию.

Ещё неуютнее становится, когда ты сам выступаешь — на сцене хочется делать что угодно, но только не читать стихи. Давно пришёл к мнению, что лучшие чтения — это когда ты находишься со слушателем один на один, но если поэтические мероприятия проводятся, то значит, это кому-нибудь нужно?

Илья: Мне кажется, нам стоит разделять всё же: одно дело так называемая барная поэзия, которая очень близка к поп-культуре. То есть, по сути, это концерт популярной слегка рок-группы, только без музыки (а часто и с музыкой), то есть такой, знаешь, как это принято говорить — синтез разных искусств — полное говно в целом.

Другое дело презентация журнала «Воздух» и подобные мероприятия. Они не для развлечения — как мне кажется, это акты легитимизации, чрезвычайно важные, потому что никаких других институтов, определяющих, в нужную ли сторону мы идём, не существует.  

Публика, смеющаяся и радующаяся на мероприятиях первого рода, — это приятно (хотя на самом деле не всегда), но ничего не значит, а вот сам факт выступления на мероприятиях второго рода — факт принятия тебя как стоящего человека в смысле участия в литературном процессе. Забавно, что на мероприятиях первого толка принято выкладываться и блистать манерой чтения, шутить и выёбываться, а на мероприятиях второго толка читают, как правило, ровно и спокойно, просто обозначают факт существования текста, передают его наиболее близко к тому, что написано на бумаге.

Кирилл: Да, согласен с тобой. Ты описал два наиболее отстоящих друг от друга вида мероприятий. Они, конечно, встречаются и в чистом виде, но я в последнее время, как правило, попадаю на что-то гибридное, где люди радуются и улыбаются на вечере, где звучат преимущественно серьёзные, глубокие стихи, или же, наоборот, молча и сосредоточенно внимают громко кричащему, кривляющемуся графоману. И много ещё всевозможных комбинаций. Сожалею, что не попал на тот ЛитПон к Арс-Пегасу, куда были приглашены в качестве выступающих Лев Оборин и Геннадий Каневский — было бы интересно на это взглянуть.

Но, возвращаясь к описанной тобой оппозиции «рок-концерт — литературное мероприятие»: если с первым случаем всё понятно более-менее, то на втором стоит остановиться поподробнее. Получается, что такие вечера представляют собой некую церемонию, носят ритуальный характер?

Илья: Думаю, что для новобранцев — да, это некий обряд инициации, принятие, хотя, может быть, всё выглядит так только со стороны. Но, конечно, этой функцией подобные мероприятия, я полагаю, не исчерпываются, потому что это все-таки часть литературного процесса как такового. Другое дело, что в литературном процессе они сами по себе носят сомнительный характер, потому что если ты в нём участвуешь постоянно, если ты следишь, читаешь, понимаешь, что происходит, едва ли тебе нужен для информации и чувства сопричастности ещё и поэтический вечер. Тут мы возвращаемся к твоему формату один на один, который оказывается более адекватным.

Ещё я сейчас подумал, что хорош был бы следующий формат: один на огромные массы людей, но, боюсь, современная поэзия, имеющая отношение к массам, — либо пошлость, либо сложная, важная, может быть, где-то вполне себе гениальная, но всё же рефлексия по отношению к массам, которая не может быть этими массами воспринята

Кирилл: Формат «один на огромные массы людей» уже проходили — у шестидесятников всё получилось, только вот сейчас на многие из этих текстов мы смотрим с улыбкой и что-то похожее слышим преимущественно в кабаках и антикафе. Но, возможно, в будущем этот формат ещё станет актуальным.

Здесь я вспоминаю слова философа Секацкого, который, говоря об истории философии, отмечает, что философия широким массам почти никогда не была интересна по понятным причинам, но были всплески невиданного интереса. Самый яркий пример — появление младогегельянцев, с приходом которых об Абсолютном духе и других философских проблемах заговорили даже простые немецкие бюргеры в пивных. Лет пятнадцать философы были в центре народного внимания, выяснилось, что народ их даже ждал. Позже нечто похожее произошло во Франции в семидесятых годах. Секацкий связывает этот феномен с тем, что со временем люди устают от простых ответов и банальных речей, и я не исключаю, что вульгарность и инерционность в отношении к языку однажды всем нам наскучит, в результате чего люди очередями выстроятся в книжные за сборниками Драгомощенко и Айги.

А пока мы можем только фантазировать. Из идей ещё могу вспомнить, как мы с Русланом мечтали о собственном баре (кто о нём не мечтает), в котором все столики были бы рассчитаны только на одного гостя. Чтобы выступающий на сцене не был вынужден скоморошничать, а получил возможность вести несколько диалогов один на один.

Аркадий Драгомощенко (фото Алексея Кручковского)

Илья: Не могу быть таким оптимистичным. Мне кажется, вульгарность, пошлость уже победила, да и в самом деле — она всегда была на коне.

Мой друг мечтает о слоу-кор баре, где играл бы, соответственно, слоу-кор, где все бы молчали и тоже сидели по одному. Но это всё наша нормальная тяга не к одиночеству, а к уединению, которого, нам в самом деле не хватает в больших городах, которое нам очень нужно. Я бы хотел скорее приходить к каждому, кто мог бы воспринять мои стихи, домой, если бы у меня было время, и читать их напрямую, и потом разговаривать. Хотя это попахивает порнографией.

Кирилл: Скорее свидетелями Иеговы.

Илья: Ну вот да, такое мессианство, проповеди. Гадость.

Кирилл: Что могу о себе сказать в этом отношении — мои лучшие поэтические чтения состоялись, когда на каком-то фестивале я одной из участниц на ухо читал стихи полчаса подряд, пока мы шли по Москве через толпу, ехали в метро и потом добирались до какой-то галереи. Я всё это время читал, потом она в ответ стала читать, и это было так по-настоящему, такая коммуникация пульсирующая, витальность наша зашкаливала в тот момент.

Но, с другой стороны, тогда я мог читать всё, что угодно (что и делал в принципе), здесь сам формат был первичен и сомневаюсь, что к поэзии эта история имеет прямое отношение. Однако в жизни то и дело бывают особые ситуации, когда я сижу на траве, например, или иду вдоль автострады, и мне хочется, чтобы из-за дерева вышел Вася Бородин или Виталий Кальпиди и прочитал стихотворение.

Илья: Это было бы идеально.

Кирилл: Так как никто из них не выходит, я читаю сам, и произносимые в этот момент стихи. Но вернёмся всё же к мероприятиям. Вот ты, я знаю, планируешь презентацию книги в июле — как она будет проходить?

Илья: К сожалению, я не имею никакого понятия. Хочется, конечно, акционизма и хеппининга, какие ещё весёлые слова придумать? С другой стороны — книжка интимная, темы интимные, едва ли годится что-то такое. Мне нравится идея с тем, чтобы собрать людей где-нибудь в лесу или на пляже и почитать стихи, но кажется, что это несколько отдает КСП и Грушинским фестивалем, а это совсем мимо. Поэтому боюсь, что устрою что-то в будний день в баре типа «Мёртвых поэтов», напьюсь там крепкого пива, что-то такое, почитаю для двадцати человек, как обычно, в общем. Впрочем, чувствовать себя буду не слишком обычно для такой ситуации, потому что изнутри она перестала казаться интересной, как мы решили с тобой в самом начале разговора.

Кирилл: Хотя вот формат презентации поэтического сборника или журнала — это же нечто иное, нежели просто сборные чтения разных авторов под эгидой «Культурной инициативы», альманаха «Транслит» или какого-то другого проекта или организатора. Как правило, мероприятия подобного рода проходят через какое-то время после публикации и дают возможность читателю прийти с конкретными вопросами по книге, увидеть и услышать автора вживую, чтобы сопоставить услышанное с прочитанным — здесь, в общем и целом, понятно, зачем это и почему всё именно так. Другое дело, что вопросов почти не задают и не сопоставляют особо, наверное, но это не значит, что автор не должен давать читателю такой возможности.

Илья: Вообще это хороший формат коммуникации, я в прошлом году продавал свою маленькую книжечку — зачастую за стакан пива, встречался с людьми, разговаривал, было очень здорово, познакомился со многими приятными товарищами, которые впоследствии стали моими друзьями и приятелями.

Кирилл: Вот это важный момент, да. Я тоже со многими прекрасными людьми познакомился благодаря встречам на поэтических мероприятиях. Чтения дают возможность сразу познакомиться с автором вживую. Это, безусловно, делает коммуникацию более полной.

На Байкале в прошлом году был забавный случай — я там жил в палаточном лагере два месяца, жители (бродяги-автостопщики, по большей части) поначалу друг друга не знали, знакомились по ходу дела. Я особо не распространялся по поводу того, что пишу какие-то тексты, только иногда в личных беседах. Но в один из вечеров у костра кто-то попросил прочесть что-нибудь, я извлёк из памяти подходящий текст, прочёл, все как-то задумались, заморгали. И вот через пару дней я прихожу в свою палатку, а там сидит человек восемь в кружок и говорят: «О, привет, а у нас сегодня поэтический вечер». Спрашиваю: «А кто читает?». «Как кто? Ты!». В таком формате весьма приятно было себя ощущать, совсем другое дело, когда есть запрос. Но это я, кажется, опять сворачиваю в сторону поп-поэзии, как, знаешь, если на вёсельной лодке плыть, то с курса сбиваешься то и дело из-за того, что одной рукой неизменно сильнее гребёшь.

Илья: Это потому что мы уж слишком большое отношение к этой поп-поэзии имеем, видимо. Или просто среда нас поглощает за отсутствием отклика в среде более высокой и серьезной поэзии.

Кирилл: В общем, «тусовочный» момент ценен, безусловно, как в случае чтения тет-а-тет, так и на массовом публичном мероприятии. Но, может, тогда честно устраивать просто вечеринки, без «официальной» части (или в ней оставить только дискуссии).

Илья: Так и выходят в итоге тусовки.

Мне очень не нравятся все эти элементы поп-культуры — афиши, репосты, какие-то приглашённые гости — какая чушь, все же всегда друг друга знают, все рады друг друга видеть, к чему этот пафос?

Кирилл: Мне кажется, это элементы современной культуры в принципе. Сделать крутое мероприятие без всех этих атрибутов — высший пилотаж, это происходит в закрытых тусовках, где мероприятия организуются через один пост в каком-нибудь ЖЖ. Как кинопоказы Овсея в галерее «Борей» — казалось бы, просто надо в определённый день в определённое время прийти в «Борей», и будет тебе и кино, и дискуссия, и вино по рядам пустят, если повезёт. Но как новому человеку узнать нужное время и дату — это уже его проблема, все «свои» оповещаются по внутренним каналам.

Но «Борей» — это вообще священное место, и на самом деле площадка большое значение имеет для мероприятия. Что касается поэзии — я не знаю сейчас места в Москве или Питере, которое можно было бы назвать цитаделью современной поэзии, куда хотелось бы приходить постоянно.

Илья: Последнее мероприятие поп-плана, где я читал, это было что-то. Пришло огромное количество людей. Мой приятель добрый Саша Троицкий работает на радио, и он ас в смысле собрать людей — вот и собрал: куча лиц, многие люди стояли в проходе, потому что негде было сесть. Но кто они все? Ценители поэзии? Что они там забыли? Было странно, грустно, одиноко, потом все ушли, а Саша думал, что мы устроим танцы, и всё такое. Люди пришли не тусоваться, люди пришли на концерт, потом он закончился, люди ушли — это совершенно другая психология.

А про место — в Питере это «Порядок слов» и новая сцена Александринки. Если в любом из этих мест поэтическое мероприятие — это стоящее поэтическое мероприятие, никаких сомнений.

Кирилл: Сейчас книжные магазины на себя данную роль берут, хотя не сильно для этого приспособлены, на мой взгляд. А новая сцена Александринки — это универсальная площадка, сегодня там один спектакль, завтра другой, потом поэзия, потом опять спектакль.

Илья: Да, но любая поэзия там — это всегда авангард, то есть то, что сейчас важно и хорошо, так что вполне себе место силы.

Кирилл: Ты видел там цены в баре? Какое же это место силы.

Илья: Я туда хожу со своим коньяком. А в баре там цены как в баре, ничего сверхъестественного. Бокал вина по цене бутылки «Фанагории» в «Магните».

Кирилл: И правильно делаешь, что со своим ходишь.

Я сейчас попытаюсь объяснить, к чему клоню. Дело в том, что сообщество людей, интересующихся современной авангардной поэзией, весьма герметично. На мероприятия ходят одни и те же люди, как ты уже неоднократно говорил в ходе нашего диалога, и зачем они ходят, кроме как увидеть друг друга — непонятно. Так вот механизм включения новый людей в это сообщество я вижу следующий (хотя их, понятное дело, много).

Можно конечно читать лекции о современной поэзии, готовить читателей, объяснять что-то, но только открытым остаётся вопрос, кто на эту лекцию придёт и придёт ли. Чтобы человек о ней хотя бы узнал, и чтобы она показалась ему интересной, у него должен сработать какой-то триггер, нужен некий ключ. А ключ ему выдать могут только в тусовке — если под эгидой общего интереса к поэтическим текстам проводится мероприятие с алкоголем, интересными разговорами, ночным купанием в заливе и прочими прелестями, то это уже становится интересно более широкому кругу людей, среди которых могут быть потенциальные адепты «вдумчивой» культуры чтения. Люди приходят, хорошо проводят время и узнают, что вот они перед ними современные поэты, интересные ребята и девчата, что-то там есть такое в их текстах, что так просто не понять и не почувствовать. И у этого человека впоследствии возникает вопрос: а как бы ему приблизиться к этому пониманию — и вот тогда он и на лекцию придёт, и на презентацию «Носорога» приползёт поспать на заднем ряду, и в соцсети с тобой поболтает за милую душу, вот она инициация.

Это что касается «культуртрегерской» стороны мероприятий.

Илья: А может и не нужно всё это, это отдаёт, знаешь, такой культурой по выходным, советским этим «идём окультуриваться», заодно поедим в буфете бутербродов с икрой, это всё неправильно.

Нужно не так, нужно чтобы вот идешь ты, когда тебе восемнадцать лет, по городу Уфе и видишь на баннере возле остановки не рекламу «Мегафона», а стихотворение Сваровского про тигрицу. Читаешь его и поражаешься тому, что это, несомненно, стихи, но ты не понимаешь, как они сделаны, почему они сделаны, и больше всего не понимаешь, что они вообще написаны в тот же год, что ты их видишь.

И вообще нужны стихи — серьёзные, настоящие. В университетах на филологических факультетах нужен настоящий масштабный разговор, нужно, чтобы Галину Рымбу читала одиннадцатиклассникам учительница литературы в городе Вельске и историк в Череповце, объясняя, что левые есть сегодня и это нормально. Потому что всё, что происходит, — это один большой процесс. И только поэзия — это капля, капля в важном, большом и серьёзном, без которого её нет, и большого этого, серьезного, тоже нет без наших маленьких слов. Нет никакого литературного процесса, есть вообще процесс, к которому мало кто, к сожалению, в России имеет возможность причаститься.

Кирилл: Да, тоже об этом думал. И пусть это всё утопично звучит, как раз в духе левой поэзии и левой критики вообще, но, чёрт возьми, что бы с нами было, если бы мы не могли это хотя бы себе представить.

Илья: Вот и давай представлять и осуществлять хотя бы в нашем скромном кружке. Поднимаю стакан вина за это.

Кирилл: Эль пуэбло! Унидо! Хамас сера венсидо!

---

Фотографии Алексея Кручковского.