Иван Кудряшов:
«Наместник Тан пытается утонуть в вине, считая смерть в вине благороднее смерти в воде. Вместо смерти наместник Тан находит веселье». Эта строчка (когда-то запавшая мне в голову) сегодня напоминает мне обо мне. И об итогах этого года.
Я искал и ожидал одно, но находил — совершенно другое. И сам оказывался каждый раз другим, даже продолжая делать, что и прежде. В этом году я писал тексты, учил студентов, читал знаки и вглядывался в лица. Я создавал новые проекты, поддерживал или разрушал старые. Я был (и буду) благонамерен, злоязык и несовершенен. Я жил, и жизнь призывала меня то к неукротимым попыткам понять, то к смиренному принятию того, что понять я не в силах. В следующем году мне остается только одно: продолжать. И очень надеюсь, что, делясь этим опытом в своих эссе, я был созвучен личным поискам и достижениям своих читателей.
«Стенограмма» для меня в 2016 стала местом, где я находил не просто читателя или интересного автора, но и соумышленника. И хотя каждый из нас ходит своими тропами, есть нечто, что нас объединяет. «Стенограмма» — это пространство для тех, кто уже обнаружил в себе потребность и готовность к новому. Это своего рода общество анонимных чертёжников ещё неясного будущего, свободно обсуждающих свои наброски и концепты.
Писать тексты, вести дневник или подводить итоги года — это значит, верить в существование смысла, возможности смысла за рамками «и так понятного». Однако есть кое-что не менее важное: то, что заставляет действовать, даже если смысл ослаб или утерян. Это желание. Желание в ответе за новое ничуть не меньше, чем смысл. И в этом будет моё пожелание на год 2017-й. Пусть не покинет вас желание творить и работать. И пусть это желание будет ясным, сильным и объединённым со смыслом. Это и значит продолжать.
Влад Гагин:
Мне немного неловко подводить итоги года: я до определенного времени был одним из самых прилежных авторов проекта в смысле публикуемых текстов, но, начиная с июля, никак не мог заставить себя писать статьи. Исключение составляют предисловия к поэтическим подборкам, несколько разговоров с другими авторами и заметка про стихотворения Вадима Банникова.
Затишье я оправдывал неудачной влюблённостью, а также тем, что я «как бы распался на части» и все силы тратил на собирание себя заново, а также тем, что потерял уверенность в том, что могу легко и безболезненно говорить с трибуны. Впрочем, все эти вещи очень скоро стали банальными даже в качестве самооправдания. Но текстов больше от этого не написалось.
Между тем, «Стенограмма» прекрасно существует, не обращая внимания на моё практически-отсутствие. Кто-то присылает тексты, я их редактирую, кто-то (я или Кирилл) публикует тексты, меняется дизайн сайта, появляется мерч, меняется концепция, приходят читатели, уходят читатели, мы становимся политичнее и немного реальнее (на самом деле и да, и нет) смотрим на вещи. Словом, жизнь идёт, и, видимо, мне для описания этой жизни всё труднее подобрать точные слова — не считая, правда, области поэтических текстов, где происходят какие-то совершенно другие процессы.
Теперь я сижу, простуженный и не очень радостный, пишу текст для «Стенограммы» и смотрю в новый год со смешной надеждой на новую смелость, новую разборчивость и новую собранность.
А за год уходящий, кажется, участники проекта потеряли последние иллюзии относительно успеха всего предприятия. В то же самое время стало понятно, что эта площадка вдруг оказывается важным местом для многих авторов и читателей, что она занимает свою небольшую нишу среди интернет-сми и что нам бы очень не хотелось это движение, которое непонятно чем обернётся, прекращать.
«Стенограмма» за несколько лет для меня и моих друзей стала дополнительным смыслом, прикладывающимся к повседневности, почти таким же отчаянным, бессмысленным и необходимым делом, как стихи.
Кирилл Александров:
Довольно непросто заставить себя что-то сказать. Сознание не желает подводить традиционную черту, справедливо возражая: «Какие итоги, мы же только начали». Сама идея цикличности — год закончился и тут же начинается заново с теми же числами и месяцами по кругу — вызывает некоторое недоверие, отсылая нас к архаичному мировоззрению древних. Тех самых, что предсказали нам Кали-Югу. Если верить им, то происходящее вокруг — это сплошной пиздец, но всё в порядке, так и должно быть. Мы всё разрушим, а потом мир возникнет заново.
Делить время на одинаковые циклы удобно для ведения бухгалтерии, стратегического планирования, управления финансами, но мы же вроде как не особо всё это любим, да? А ещё мне это немного напоминает буддийскую идею о «колесе сансары», т.е. череде бесконечных перерождений. Но согласно буддийской концепции, если ты заново родился и дал старт новому циклу, то ты что-то сделал неправильно. Так как задача практикующих адептов этой религии состоит именно в том, чтобы прервать цепь перерождений и выйти из круга в другой, принципиально другой мир — в «нирвану». Об этом подробно рассказывается, например, в тибетской книге мёртвых, но о ней я собирался поговорить как раз в следующей статье и, так уж получается, в следующем году.
В 2016-м было много всего, а о том, насколько это интересно и важно, судить я не готов. К нашей команде примкнули Лёша Боровец, Илья Семёнов и Ваня Кудряшов, существенно расширив спектр обсуждаемых в рамках проекта тем, точек зрения и подходов к анализу происходящего. Мы провели презентацию в Москве, фотовыставку и поэтический вечер в «Борее». Обзавелись новым фирменным стилем. Было достаточно нестыдных материалов, подросло количество подписчиков, соратников и друзей. В целом динамика положительная, лет через десять станем крутыми.
В конце октября мы стихийно встретились с Колей, Владом и Русланом и провели довольно содержательный брифинг. По его итогам было решено слегка изменить курс проекта, сфокусировавшись на том, что мы условно назвали «неформальными практиками существования». Конечно, «Стенограмма» — это по-прежнему честная и немного наивная попытка всмотреться в современную культуру и понять, что в ней происходит, но теперь мы не говорим с позиции аутсайдера, а пытаемся с этой культурой взаимодействовать, искать альтернативные пути, картографировать местность, используя новые обозначения, и собирать артефакты. Впрочем, всё это, как обычно, весьма условно.
Что до меня, то практик (как альтернативных, так и вполне обычных) довелось испробовать немало. Я общался с директорами холдингов и заводов на предмет автоматизации их бизнеса, а потом обсуждал с кёльнским анархистом идею полного отказа от денег, попутно поднимая бутылку «кёльша» за Бакунина и Кропоткина. Гладил галстук и рубашку, а потом ловил очередную попутку в постиранных в ближайшей реке пляжных шортах и майке. Вынимал кольцо из уха перед очередной важной встречей и сыпал терминами делового мира, а потом, бородатый и кудрявый, громко и радостно говорил с европейскими бродягами о свободе и о том, что «все границы в голове». И всегда ощущал себя где-то «между», лавировал, уклонялся, старался концентрироваться на всём, что делаю, но при этом не застывать.
В чём-то мы со «Стенограммой» похожи. Ведь на страницах журнала мы обсуждали духовные скрепы и феминизм, культурологию и баттл-рэп, литературный процесс и фудшеринг. И много всего другого. Для себя самым важным материалом считаю цикл стихов, вышедший в день моего рождения и если говорить о каких-то итогах и результатах, то это, наверное, оно и есть.
P.S.
Когда вспыхивает сверхновая звезда, мы узнаём об этом не сразу. Они находятся от нашей планеты на расстоянии, исчисляемом тысячами световых лет, и визуальное отображение их невероятных взрывов ещё какое-то время «летит» к нам через космос.
Я это к чему. В начале года Руслан сказал, что в 2016-м должно что-то произойти, какой-то резкий скачок, что мы близки к набору «критической массы» и что «всё будет». Скачка мы не наблюдали, но есть надежда, что с нами всё-таки что-то случилось, но мы пока просто не можем этого почувствовать.
Так что в новом году нам остаётся, по большому счёту, два занятия. Конечно же, писать тексты и… Вглядываться в космос.
Николай Чикишев:
Всё, что будет сказано — должно быть сказано. Так сложилось, что ещё сегодня утром я стоял перед гробом родственника и думал, куда меня привёл этот год. И в голову пришла ясная и простая мысль: все невысказанное рано или поздно будет кем-то проговорено.
Неважно кем, но дополнительный запрет на публикацию всяких итогов (ещё утром я считал это пошлятиной и деградацией) вынудил меня искать в чужих списках свои неосуществлённые планы. То, чего не сделал я, сделал кто-то другой, и в извращенном высшем смысле цель достигнута. Человеку свойственно присваивать чужую славу, думать, что само его существование ценно по определению. Прошедший год показал, что это не так. Человек ничтожен и важен лишь тем, что говорит. Или тем, что говорят за него.
«Стенограмма» — это место, где каждый говорит за себя, а значит за всех. То, что написано одним, можно в той же мере сказать про другого, и за время моего вынужденного молчания я находил себя через опубликованные тексты моих друзей и единомышленников. И это чувство здорово помогает продираться сквозь посторонние смыслы, отделять свою позицию от позиции, проговариваемой большинством. Ведь по большому счету именно позиция позволяет нам вновь и вновь восставать против абсурда и не соглашаться со своей ничтожностью.
Мы знаем, как выглядит ложь, как убивают людей, как падают самолеты и как попирается справедливость. Но также мы видим, как воскресает надежда, как происходит отрезвление и как появляется свобода. Сегодня я тоже немного умер, все мы постоянно умираем, но это не мешает нам раз за разом подтверждать или опровергать известные всем истины. Это здорово, этого нельзя отнять. Все, что будет сказано — должно быть сказано.
Иван Жигал:
Последняя часть романа Пола Боулза «Под покровом небес» отрывается афоризмом Кафки (который я тщетно пытался найти у самого пражского немецкоязычного писателя): «Начиная с определённой точки возвращение невозможно. Это и есть та точка, которой нужно достичь».
Высказывание это, равно как и само творчество Боулза, не давало мне в этом году покоя, периодически напоминая о себе в наложении на жизненные контексты того или иного рода, контексты, требующие фиксации на бумаге, что лишний раз указывает на прикладной характер письма, преследования им какой-то цели.
Боулз, впадая в грех строгого различения, указывал на коренное отличие туриста от путешественника — первый, едва прибыв куда-либо, тут же начинает собираться домой, тогда как путешественнику неизвестна конечная точка его маршрута, её просто не существует.
Меняя в этом году места обитания, среды и языки, менялся и я сам, всё больше признавая всю силу полемического высказывания американца. Вместе с тем признание это почти вытеснило из сознания ещё более важное различение: различение между аборигеном и кочевником, которое тоже включает в себя фиксацию на пространственной перспективе, но представляется более широким по сравнению со связкой турист-путешественник. Абориген крепко привязан к своей памяти и прошлому, в отличие от того, кто ведёт кочевой образ жизни. Память кочевника затирается, покрывается патиной.
Весь год, стараясь избавиться от прошлого при помощи подмены его настоящим, я убедительно выдавал себя за кочевника, тогда как сам настойчиво цеплялся за свою память. Подобный опыт в очередной раз поднял вопрос о пределах конструирования моей субъектности, способности к пересборке себя в режиме реального времени. И оказалось, что столь желанная точка невозврата (то, что ещё можно было бы назвать Событием), так и не была достигнута.
Впереди новый 2017-й год, который, уже не внушая доверия, всё же оставляет место для стоического пессимизма, письма и попыток преодолеть границы.
(Из)меняться — это то, что всем нам так необходимо, и в этой связи хочется, чтобы каждый не упустил свою возможность найти точку, которая разрушит сложившуюся расстановку сил.
Руслан Князев:
2016-й может запомниться многим («Медуза», к примеру, уже сформировала свой hate list) — события страшные, странные и сумасшедшие не давали спокойно выдохнуть. Это если глобально. Но говоря о «Стенограмме», мне кажется важным подметить, что даже сменив вектор развития (или — обозначив вектор чётче), так и не удаётся определить, что же это такое. О чём тут пишется и почему, для кого?
Наши попытки самовыражения на заведомо неактуальные события вопреки трендам, казалось, вообще не должны были выйти куда-то дальше блога в тумблере. И здорово, что что-то получилось. Когда-то давно Влад, Кирилл и я с большим трудом пытались находить единомышленников, людей пытливых и интересующихся тем, что происходит в культуре. Как выяснилось, люди были всегда — обживали сквоты, фланировали по развесёлым ебеням необъятной, открывали стартапы и/или выпивали крафтовое в тёмных барах. Но встретиться смогли только на одной независимой площадке, где современная поэзия (со вступлениями Гагина!) чередуется с искромётными эссе философа Жигала, путевые заметки Александрова — с политико-историческими опусами Чикишева, а современное академическое искусство в зарисовках Соколова — с современным искусством Захарова (включая кино и квир-одиссею). Также нельзя не упомянуть рассказы Семёнова. И статьи Кудряшова. И ещё я мог кого-то забыть, но перечислять можно и дальше.
Что же до меня, то, к сожалению, приходится признать, что моя роль как редактора становится всё менее ощутимой и важной. Конечно, можно найти кучу объяснений: пятидневка, семья, дочь. Но совсем оставаться за бортом не хочется — я здесь, я с вами, незримый дух. Буду больше стараться — как минимум первый печатный номер «Стенограммы» за мной. Кажется, подвести черту под моими путаными мыслями невозможно, но напоследок я бы всем пожелал одну вещь.
Пусть каждый делает своё дело на своём месте. Может, так что-нибудь получится — что-то, что и охарактеризовать тяжело. Как «Стенограмму».
Рисунок Артёма Мисюка, фотографии из архива «Стенограммы».