Пространство для манёвра

 Дмитрий Баранов поговорил с поэтом Владимиром Навроцким. Разговор о литературном процессе и премии «Дебют» балансирует на грани с личным, которое как будто всегда находится где-то на периферии: здесь и компании друзей-хипстеров, и переезды в другой город с возвращениями в город родной, и литературная юность, плавно переходящая в зрелость.

— Начну, пожалуй, банально: какие у тебя творческие ориентиры? Каких поэтов советуешь читать?

— Ничего никому не советую, особенно в поэзии — это очень индивидуальная область, тут каждому нужно искать своё. Мне нравятся Родионов, Воденников, Анашевич, Владимир Беляев, Ксения Чарыева, Антон Очиров, Иван Козлов, ещё многие.

— Вообще поддерживаешь ли ты отношения с другими литераторами?

— С пензенскими — да, с остальными — в основном в интернете, хотя иногда вижусь с друзьями-литераторами в Нижнем Новгороде.

— Касательно Нижнего Новгорода: сложилось впечатление, что тебя там знают намного больше, чем в Пензе. Как же так вышло?

— Там не то чтобы именно меня больше знают, там просто больше людей, которые интересуются современной поэзией и разбираются в ней. То есть они, помимо меня, знают и ещё несколько десятков авторов, и более или менее отчетливо представляют себе, как литпространство устроено. Таких людей много отчасти потому, что там старый хороший университетский филфак, отчасти потому, что мои друзья там ведут просветительскую деятельность, фестивали, чтения — и воспитали таким образом зрителя.

В Пензе же таких людей, думаю, человек десять в лучшем случае, и ещё несколько человек просто меня знают, потому что и так мы дружим — ничего другого о современной поэзии они не слышали.

То есть, суммируя, в Нижнем просто больше людей, которым это может быть интересно.

— Можно ли поднять уровень интереса к поэзии и понимания литпространства в других провинциальных городах. Если да, то что для этого нужно делать?

— Интерес к поэзии поднять, наверно, можно, только я не знаю как. Могу сказать, что с общей культурностью в городе за последние годы стало лучше, люди перестали жить внутри города. Это же всё взаимосвязано: человек пришел, например, на «Джаз-май» и увидел, что музыкальное мероприятие — по звуку, составу, оформлению, масштабу и  организации — может быть на уровень выше, чем то, к чему он привык (звезда из 90-х плюс салют). Пойдёт ли он после этого на отчётное выступление поэтов про сурский край? Ну, может, и пойдет, но будет уже догадываться, что это всё немножко ненастоящее, и если немножко покопаться, можно найти и что-нибудь поинтереснее.

— Тебе приходилось срываться и переезжать из одного города в другой. Расскажи, как это происходило?

— Да ничего интересного. Есть возможность устроиться на работу, где существенно больше денег — берёшь и переезжаешь. Потом предложили работу в Пензе за те же деньги — опять собрал чемодан, сел и поехал назад. Тут ещё важно, что у меня в те времена не было своего дома, а какая разница, где снимать.

— Ты попал в шорт-лист «Дебюта». С одной стороны, это очень высокий результат. С другой — ты остановился в шаге от победы. Какие эмоции испытывал после премии?

— Эмоции разные. С одной стороны, я действительно очень радуюсь, что попал и в лонг, и в шорт, это всё равно достижение, теперь я могу везде это упоминать при публикациях, и так далее. Кроме того, в этом году шорт-лист был весьма приличный, и я не могу сказать, что проиграл как-то несправедливо (несколько раз до этого и шорт, и лауреаты вызывали много вопросов).

С другой стороны, конечно, жалко, что не выиграл — мне это было бы полезно хотя бы для того, чтобы все эти мои занятия сочинительством выглядели для моих родных не как хобби и затянувшиеся игрушки, а как осмысленное и важное дело.

И с третьей стороны, наверно, правильно и хорошо, что не выиграл — на тридцать шестом году жизни было бы как-то неловко утащить у более молодых людей премию, которая и по названию, и по декларациям предназначена для молодых и начинающих (там довольно давняя история с возрастными границами: 35-летний прозаик с первым романом это, в общем, нормально, но поэт в 35 уже точно не начинающий).

 

— Твой успех на Дебюте практически не был замечен местными СМИ. Но можно видеть, как ими освещаются куда менее важные культурные события. Как ты думаешь, почему так происходит?

— Думал об этом. И специально проверил, как реагировали местные СМИ в городах других шортлистеров и лауреатов. Всё примерно то же: лонг игнорируется всеми, про шорт хорошо если есть заметка в интернет-газете второго эшелона, но чаще нет, про лауреата иногда есть заметка или сюжет, иногда нет. Так что я не вижу для себя причин как-то особенно обижаться именно на пензенские СМИ (два упоминания про мой шорт были всё же), так происходит примерно везде.

К тому же, в Пензе был более показательный случай: году в десятом или одиннадцатом Елена Погорелая из Заречного не только вошла в шорт-лист «Дебюта» в критике, но и победила там. И я не нашёл в местных СМИ никакого вообще упоминания об этом. То есть, конечно, Елена теперь не живёт в области, но изначально ведь она отсюда, а всяких замшелых поп-звезд родом из Пензы, даже если они десятилетиями тут не появлялись, наши СМИ всё равно любят.

А почему так — я думаю, потому, что мало кто знает, что такое премия «Дебют», для этого нужно хоть немножко быть погруженным в весь этот т.н. литпроцесс. В начале нулевых, помню, его рекламировали на федеральных тв-каналах, а теперь нет.

(Получается, что вот так живёшь, мечтаешь, что когда-нибудь победишь в «Дебюте», и тогда, наконец, все окружающие поймут, что ты тут не просто так, и все газеты напишут, и в телевизор позовут — но ведь если сразу посмотреть на людей, которые уже получили премию, то видишь, что особенной славы за пределами профессионального сообщества они не получили. А известность внутри сообщества — ну, это такая штука непонятная: внутри сообщества людей, которые клеят модели танков, тоже, наверняка, есть и уверенные, крепкие мастера, и звёзды — но со стороны они все выглядят одинаково.)

— А есть желание быть известным за пределами сообщества? Если да, то насколько оно сильно?

— Желание есть, но, видимо, не настолько сильное, чтобы специально для этого что-то делать.

— Не так давно у тебя вышла книга. Какую-либо цель выход книги преследовал?

— Никакой особенной цели не было, просто мне предложили сделать книгу, и мне эта идея понравилась. Я, на самом деле, не очень хорошо представляю себе человека, который в наше время стал бы покупать и читать бумажную книгу. Выход поэтической книги сейчас — скорее, мероприятие в рамках структурирования литпространства, чем попытка как-то продвинуть свои тексты: кому надо, и так читали. Поэтому, например, тираж не очень важен; зато важно, чтобы книга вышла в приличном издательстве, и чтобы в серии она соседствовала с близкими тебе авторами; хорошо, если есть предисловие, написанное осмысленным человеком: тогда книгу замечают внутри поэтического сообщества, для этого всё и затевается.

Вот моя книга вышла в приличном месте, в ГЦСИ «Арсенал», с предисловием Андрея Пермякова, и на неё было два отзыва в журнале «Воздух», то есть цель, в общем, достигнута.

Кроме того, и это я осознал как-то уже потом, — книжка как набор текстов сама по себе ценна тем, что освобождает тебя от желания продолжать и развивать темы и способы письма, которые ты использовал раньше, разрешает заняться чем-то совсем другим.

— Ты говоришь, что не представляешь себе, кто бы стал покупать и читать. Но книга же разошлась очень быстро, буквально за день. Может, стоило сделать тираж побольше?

— Ну тираж от меня не зависел, и разошлось не так много, 10 или 15 авторских экземпляров, я уж не помню точно. И ещё 10 продавались в магазине месяц. Думаю, если бы я положил туда ещё 20, они расходились бы год.

Да и, в конце концов, книжка лежит в виде PDF.

— На мой взгляд, лейтмотивом твоего творчества является чувство ностальгии. Ты согласишься?

— Наверно, да.

— Означает ли это, что прошлое для тебя имеет большую ценность, чем настоящее и будущее?

— Конечно, нет. Просто как-то само так получается. Я бы, может, и хотел писать о настоящем, но пока поймёшь, как оно устроено, оно становится уже прошлым.

— После знакомства с твоим творчеством мне показалось, что наибольшее на него влияние произвели поэты-метаметафористы. Это верная мысль? Расскажи об этом литературном течении.

Рассказать вряд ли смогу — я плохо разбираюсь в теории. Но очень люблю, конечно, и Ерёменко, и Парщикова. Но, скорее, я их воспринял опосредованно через поэтов 2000-х. Их самих прочел довольно поздно.

— Ты читаешь свои стихи монотонно, безэмоционально. Почему была выбрана такая манера преподнесения?

— Чтобы было пространство для маневра, если вдруг захочется выделить что-то важное. Иногда я интонационно выделяю какие-то места, но в целом хочу, чтобы со слуха всё воспринималось так же, как текст, а текст же написан одинаковыми буквами.

— Я слышал, раньше ты часто пил ягуар. Ты действительно любишь этот напиток?

Не то чтобы часто. Был просто в жизни такой момент, году в 2008, и такая компания, и мы чувствовали себя молодыми и прекрасными (тогда не употребляли ещё слова «хипстер», но по факту мы были почти хипстерами), и в порядке иронии и аллюзий на гопническую культуру мы месяца полтора пили ягу. Мне казалось, что это делает меня ближе к молодежи. Сейчас уже и та молодежь выросла, и ягуар больше не культовый напиток, и смысла его пить вообще больше нет. Всё приходит в упадок.

Попробовал его года два назад — вот совсем не то!

— Сейчас каждый может назвать себя поэтом и создать себе паблик или аккаунт на пресловутых Стихи.ру. Твое отношение к данной ситуации?

Я к этому как-то специального отношения не выработал. Знаю некоторое количество хороших поэтов, которые начинали со Стихов.ру, и без этого сайта их, может быть, и не было бы.

А для легитимизации поэта в сообществе всё ещё работают старые механизмы: публикации в приличных местах, премии и конкурсы, рецензии и т.д.

— Ладно. Будем заканчивать. Я беру у тебя интервью для блога о культуре, искусстве и аутсайдерах. Скажи, как ты понимаешь слово «аутсайдер» в культурном контексте. Насколько аутсайдеры тебе близки?

— Мне кажется, культура становится всё более камерной, узкоспециализированной и замкнутой на себя (и не вижу в этом ничего плохого), и здесь слово «аутсайдер» теряет смысл, потому что непонятно, outside чего именно он находится, или, иными словами, любой автор всё равно внутри каких-то кусков культуры, и вне остальных. Имело бы смысл говорить об аутсайдерах, если бы существовал какой-то мейнстрим, но его, по крайней мере, в поэзии, нет (или я его не замечаю, потому что не считаю поэзией).