Что-то, что не должно было произойти

В последнее время Кирилла Александрова, кажется, бросало то в жар, то в холод. От лирических стихотворений с традиционным метром и рифмой он двинулся, немного заигрывая со старой-новой искренностью и (много) с метареализмом, в сторону концептуалистских практик, а потом пошёл обратно, попутно написав поэму, в которой буддист пытается строить ракету. Весь описанный путь (я совсем не уверен, что не ошибся в хронологии) довольно красноречиво показывает и характер поисков автора, и их интенсивность.

Собственно, характер поисков не представляется удивительным: кажется, что скованный неловкими техническими наработками автор очень хотел от них освободиться, а параллельно пытался нащупать иные, более сложные ограничения для стиха.

Новый цикл и является попыткой предъявления системы выработанных ограничений (приёмов и минус-приёмов, сказанного и умолченного), на которых, по большому счёту, и строится индивидуальная художественная речь. Эти новые стихотворения отличаются от прежних. Мотив дороги и постоянного движения интересно сочетается с частичной потерей целостности нарратива — субъект то движется через фрагментарные, рвущиеся структуры (что придаёт поэтическому миру ту шаткость, которой ему не хватало раньше), а то и вовсе исчезает.

Надо сказать, что шаткость мира, отчуждённость субъекта от него (а иногда и, напротив, слитность), проявляется даже на уровне синтаксических конструкций — чего только стоит несколько раз повторенное «пока» («Пока за нас молятся / мы выводим на наших телах пиктограммы» и т.д.), которое как бы расслаивает мир, производит операцию различе(а)ния.

Эти фрагментарные структуры, сквозь которые бредёт и в которых то и дело теряется субъект, представляют собой довольно пёстрый коллаж. Здесь и обрывки анекдота, и разговоры о политике, и неясное бормотание, обрывающиеся на полуслове, и чёткое проговаривание этических позиций («почему-то я склонен / скорее купить еды и пива бомжу»), и, наконец, попытка сформулировать точные вопросы о боге и существовании, заканчивающиеся пораженческим «да ну его» (но, конечно, признание поражения в этом случае становится очень напоминающим победу).

Кажется, эти тексты можно воспринимать двояко. С одной стороны, перед нами стихи, стремительно — на наших, можно сказать, глазах — отказывающиеся от юношеской банальности (впрочем, не полностью — в текстах можно найти энное количество чересчур предсказуемых моментов), как бы растущие сами из себя в режиме реального времени. С другой — это история (рваная, такая, какая она только и возможна сегодня) блужданий по нищей Восточной Европе, совершенно по-взрослому предпринятая попытка самоидентификации, попытка если не чётко ответить на терзающие сознание детские (и оттого ещё более серьёзные) вопросы, то хотя бы выработать определённую стратегию лавирования над пропастью. 

«теперь наша дружба 
это фонтан в Братиславе 
засвеченные фотографии 
и боль в правом виске 
но пока я знаю 
что за поворотом растёт черешня 
я готов ждать тебя 
чтобы спросить 
           было ли» 

*** 

Что было то 
и подсолнухи и горячий асфальт 
каждое дуновение ветра 
как причастие или лёгкая судорога 
ближний свет дальний свет 
хоть глаза закрывай 

что бы ни было 
говорят это цыгане 
сволочи мол руки бы отрубить 
да конечно но с другой стороны 
не будь воров и лжецов 
ты не была бы так добра ко мне 

и мы не могли бы 
как сейчас          идти 
по тоннелю 
под горой 
с её замками статуями и дворфами 
полная темнота гигантские 
жабры системы вентиляции 
и вдруг дальний свет старый свет 
хоть беги хоть ложись 
вот они рельсы 
а вот и он 

теперь наша дружба 
это фонтан в Братиславе 
засвеченные фотографии 
и боль в правом виске 
но пока я знаю 
что за поворотом растёт черешня 
я готов ждать тебя 
чтобы спросить 
было ли 
и почему на этом вокзале 
никто не обращает внимание 
что он закрылся два года назад 
все сидят как ни в чём не бывало 
красный свет старый свет 
хоть бы только 
да ну его 

наш дом теперь это время 
и пока я знаю который час 
я с тобой 
но нет ни часов ни телефона 
говорят цыгане мол сволочи руки бы 
да только вот Бог с ними 
а нам остаётся последний глоток воды 
и сцена после титров 

этих пионеров так никто никогда не называл 
но мы-то знаем 
почему они идут парами 
держась за руки 
и превращаясь в игристое вино 
текут между камней 
деревьев и нас с тобой 
похожих одновременно и на то 
и на другое 

*** 

Пока за нас молятся 
мы выводим на наших телах пиктограммы 
ветвями деревьев 
пишущими предметами 
иглами или 
надолго прислоняясь к негладкой поверхности 

или сидим согнув спины 
над газетами и телефонами 
покрываясь неровным загаром 
вдыхая запах скошенной травы и деревянной стружки после дождя 

в то время как вкус чешского пива шипящих согласных 
круассанов и свежей пропаганды 
напоминает ощущения от воображаемого в детстве 
поедания хрустящих зелёных банкнот из фильмов про гангстеров и книг Дарьи Донцовой 

и пока за нас молятся 
мы вдыхаем аромат метро 
типографской краски и хвойного леса 
закрываем глаза ощущая 
как лёгкий ветер массирует покрытое знаками тело 
нежнее тайских умелиц 
и детских врачей-травматологов 

перешагивая через могилы и склепы 
переносим то в одно то в другое место 
свои кожаные котомки 
с молоком маслом мукой яйцами и сыром 
мельком интересуемся результатами спортивных состязаний 
давим босыми ногами 
муравьёв и божьих коровок 
иногда даже рассчитывая 
помолиться за них при случае 

только что испечённый хлеб 
завёрнут в тонкую бумагу с надписями 
на непонятном языке 
и пока за нас молятся 
мы шелестим как эти деревья над небом, 
втайне давно мечтавшие 
нарушить тишину, 
но не решавшиеся сделать это 
из любви и сострадания 

*** 

Красиво одетые женщины 
гуляют с воспитанными собачками 
на окраинах провинциальных городов 
в середине дня 
в середине лета 
их лёгкие 
разноцветные юбки 
спасают от безнадёги 
лежащего неподалёку бомжа 
насвистывающего мелодию 
Чарли Паркера 
распухшими обветренными губами 

в то время как 
под эту же мелодию 
где-то в другом 
или в том же самом 
государстве 
люди сидят на траве 
и слушают лекцию о Боге 
который спасёт 
только самых невнимательных 
потому что предпочитает 
трагические концовки 
ведь благодаря им 
крепнет наша вера 
и чувство национальной идентичности 
только это не тот Бог 
а другой 

он благословляет 
молодых ребят 
пишущих на каменных плитах 
вдоль набережных 
и железнодорожных путей 
свои ассоциации к слову «свобода» 
пока я не могу 
придумать ни одной 
и боюсь произносить его вслух 
потому что это слово 
даже сказанное шёпотом 
громче детского плача 
и твоего молчания 

оно может спугнуть 
бездомных щенков 
что едят из моих рук 
совсем непохожих 
на тех воспитанных собачек 
почему-то я склонен 
скорее купить еды и пива бомжу 
чем пригласить куда-нибудь 
их красиво одетых хозяек 
за чьими улыбками 
годы борьбы и лишений 

но ещё видны 
новые надписи 
вдоль каналов и железных дорог 
дым над пекарнями 
и свет фонарей на автостраде 
а значит никто не перестанет 
мы-то уж точно 

с тех пор как увидели 
того человека на рынке 
голого по пояс 
с оранжевой заколкой 
и грудью как у моей любимой киноактрисы 

одна рука её была вымазана жиром 
а вторая кровью 
и когда она сложила их вместе 
прислонив кончики пальцев 
к подбородку 
то от ложбинки между ключицами 
вниз к точке отсчёта 
медленно поползла струйка 
чего-то 
похожего на правду 

*** 

Вот берег 
культура здесь тает 
точнее переплавляется 
во что-то более острое 
как иглы этих растений 
и тонкое 
как новая модель телефона 
или твоё платье 
сшитое смуглой 
немолодой портнихой 
со сложной судьбой 
и доброй улыбкой 

вот другой берег 
его не видно с дороги 
вдоль которой 
мемориальные таблички 
чередуются с ларьками 
где продают сигареты и алкоголь 
когда я иду по обочине 
то вспоминаю о том сне 
в котором опять 
перепутав магазин надгробий 
с кладбищем 
выхватил баллончик 
у первого попавшегося балканца 
и стал выводить чёрной краской 
на новых чистеньких памятниках 
имена всех умерших кого вспоминал 

но вот и граница 
здесь о культуре 
говорят смотря прямо в глаза 
и не делая резких движений 
но диалога всё равно 
не получается 
мы так стараемся 
быть хорошими 
но то и дело срываемся 
на мелкий гуманизм 
и маслянистую вежливость 
которые стоят ровно столько 
чтобы этого хватило 
на чашку турецкого кофе 
в нужный момент 

когда в четыре часа утра 
ты окажешься на пустой улице 
где слышится только лай собак 
и хруст бумаги 
раньше ты писала на ней 
заметки об этих насыщенных днях 
а теперь в эту бумагу 
заворачивают вредную еду 
если её заказывают на дом 
успешные топ-менеджеры 
втайне мечтающие 
о работе массажиста 
или автомеханика 
они запивают её 
дорогим алкоголем 
и их разговор о культуре 
сводится к тоске по природе 
молодости и старым анекдотам 
вот ты Вася коммунист 
а машину купил праворульную 

а вот и вершина 
где культура это маяк 
для тех кто потерял нужный берег 
и забыв о границах 
предсказаниях и разнице 
между убийством и самоубийством 
в довесок напившись 
пытается справиться с управлением 
но мысленно уже спускает 
на воду шлюпку 
вспоминая пустую улицу 
в четыре часа утра 
на которой так никто 
и не появился 

*** 

Всё должно быть именно так 
это надуманное ощущение 
некоторые из нас испытывают 
в те моменты когда экзистенция 
сворачивается в картонную трубочку 
через которую мы смотрим на небо 
поле цветов или строящийся дом 
одна из квартир в котором 
будет нашей 

эта картонная оптика 
работает до того момента 
пока не проскочит искра 
и трубочка не загорится в руках 
опалив лицо 

ведь это всего лишь картон 
тот же который кладут на землю 
чтобы было не так холодно спать 
из которого делают эти коробки 
для всякого хлама 
в них складывают 
разбросанные по углам части речи 
детальки детского конструктора 
давно прочитанные книги 

должно быть всё именно так 
пишет мелом на чьей-то двери 
слишком рано проснувшийся школьник 
в его кармане трубочка 
но уже из пластмассы 
калейдоскоп 
подарок приёмной матери 
кстати по одной из версий 
в той русской сказке 
мачеха любила Алёнушку 
больше чем родных дочерей 
но эта пластмассовая оптика 
тоже выходит из строя 
при пожаре 

а пожары сейчас не редкость 
посмотри вокруг искры повсюду 
без них не завести 
ни семью ни автомобиль 
столько проводов зажигалок 
и красивых глаз всё так 
но должно быть 
что-то ещё 

возможно мы пропустили это 
в том тёмном лесу 
когда пели как скрипнула дверь 
и всё было не зря 
или помнишь вагон день рождения 
одна кружка чая на всех 
и добрая женщина сколько их было 
этих людей 
своих но как будто 
лишь наполовину 

и вот все они то есть мы 
сидим на одной автобусной станции 
не пьём кофе 
не курим и не разговариваем 
только слушаем музыку 
с виниловых пластинок 
из коллекции старого венгра 
как вдруг ты слышишь 
скрежет тормозов и 
характерный звук выхлопа 
на платформе 

это не твоя платформа 
не то время и пункт назначения 
что указаны в билете 
даже даты не совпадают 
но ты понимаешь 
что автобус твой 

ты конечно не сядешь в него 
даже не поднимешься с места 
лишь скрутишь в трубочку 
утреннюю газету с новостями и рекламой 
и будешь смотреть сквозь неё 
вслед своему 
единственному в мире автобусу 
пока он не скроется за поворотом 
или пока не произойдёт что-то 
что не должно было произойти

Фотография Ани Штейнер.