Раздвигающий время и смысл монтаж

Внутренний объём стихотворения — неочевидная, но при этом безошибочно ощутимая вещь, и масштаб, уровень мышления поэта определяются, в том числе, именно этим внутренним объёмом, потребностью и способностью сделать несколькими строчками не сценку, не постановочный натюрморт, а большой фильм, в котором неназванное оказывается парадоксально видимым, пролетает на тревожной периферии зрения, грозно или беспомощно смотрит, меняется, оставаясь себе же тайной. Особенно очевидно это, когда поэт молод и выговаривает первое по значимости: самое плотно-противоречивое, жизненно важное. Дмитрию Северову важна, кажется, именно что вся жизнь — не делящаяся на «своё» и «чужое», такая, где каждое мгновение ветвится собственной судьбой: так в метро на встречном эскалаторе каждый человек виден секунд десять: поворачивается, как скульптура, в собственной статике, а характер, история становления или угасания — интуитивно, «предположительно», но и надёжно —  понятны. Настоящая поэзия внятна — целиком, а понятна — предположительно; внутренняя речь автора-человека здесь неотделима от внутренней речи поэзии-языка, и этот стык отчасти-разноприродного выглядит одновременно ранящим и надёжным как опора. Открытие Дмитрия Северова — раздвигающий время и смысл монтаж внутри каждой строки, столкновения слов и звуков, каждый раз разворачивающиеся новым пространством или новым, что ли, слоем взгляда на непридуманный, общий объём существования; а важнее всего то, что поэт не «побеждает» бытие пониманием, а утешает любовью: пусть иногда неуместностью, неловкостью, но и неотменимостью любви.

Василий Бородин

(2012)

* * *

Жалеть иных. Склоняться цветнолобо
вниз. К лишним. Совестно цвести ли.
И ты лежишь. Как выроненное полотенце.
Иссохший лист. Израненная лисица.

А мне тебя и пожалеть-то не с кем,
склонившись посреди веселья черствых.
Падение твое сравнить с кометой.
Жизнь — с визгом. Значится,
в их честь
я.

* * *

В живых покоя нет. И в мертвых он потешен.
Но ты — с ума закинутая вдаль —
Все ходишь ты, завидуя умершим,
Ложишься наземь: смерить, не мала ль.

Никто не спросит — да и ты — не спросишь —
Кому такой на дереве узор.
Все ходишь ты, лежишь и снова — ходишь.
И удивляешься, что ходишь до сих пор.

* * *

Но нет, не жить — вот в этом — человеку.
Не спать, не есть. Ни трудно, ни легко.
А эти стихотворные купели,
Как выяснилось, — попросту котлы.

Ты, я, она и он, и те, другие —
Бесценны, бесполезны, серебро.
Как хорошо все сделано и хи́тро:
И нет других, и не о ком просить.

Но я прошу о том, кого я помню.


(2015)

* * *

бедные! выпьемте! пылью в пельмен-
ных
ды-ша-щи-е! над — жалеющий снег —
вами! — летящий: насквозь — до имéн
их —
весело-весело жалящий — всех

будто бы — кто-нибудь — ло́нится нак- —
ставить — в губу (и) невдумчиво дуть —
водочку — вам на могилку — за так —
в рюмочках — с горечью: ну, чё вы тут?

будто бы — кто-нибудь — пьяненьким — сне-
гу —
дяденькой — тяжесть дна дня — объяснит —
с ним —
лёжа — на нём же — чем с нею — тесней —
гу-
ляки, скользнувшей синицей в зенит
зим

* * *

Помнишь, помнишь воскресенье и кресты, кресты, кресты,
снег — над снегом, снег — под снегом, в землю впившиеся льды —
скачущих — насквозь, по метке — мне укажешь адрес ты —
выручать своею скорбью — воробьев — следы, следы —

шли (как валенки — для многих ног валежника — снег) мы,
как мельканье беспокойных колких снов, наклонены,
словно в изголовье зала безголосой «Синемы́»
сдвинутые вглубь и к низу высящейся в них вины?

Всяк останется прощаться, распадаться на черты
покачнувшейся — пока что — существующей — полы —
в поле зрения — пальто — и — в пустоту — на все четы-
                                                                                                   ре
сто́роны: как боль бесследны, как небытие полны.

(2016)

* * *

просветы в но́чи букв ясны
как звукоряд
а в том автобусные сны
и состоят:

огни мигающие — в щель
разреза глаз
обнимут — словно — вообще —
нас — не соглас-

цветной проезд — как ряд птиц ус-
нул на кусту —
сквозной скругляющийся спуск
у бус — пустуй

Фотография Ани Штейнер.