Пролегомены ко всякой будущей постправде

Были русские хакеры или нет — вот в чём вопрос... Во всяком случае, начать с них хотелось бы по простой причине — в существующей «объективной реальности», ещё именуемой «политическим», вовсе не обязательно быть хакером, чтобы взламывать американскую демократию. Достаточно знать, куда дует ветер инерций локуса социального внимания, или, наберите в лёгкие воздуха, — иметь достаточно наглости, чтобы дуть на этот флюгер самостоятельно.

Заговор начинается вовсе не тогда, когда несколько военных советников договариваются об убийстве Кеннеди. Он начинается в следующий момент: приглушённый свет, американский президент, вовсе не закинув свои ноги на стол, объясняет советникам свою позицию по идущей войне. Вице-президент, внимательно слушая, отбивает пальцами по папке на своих коленях бесшумный ритм. И тут представитель клана Кеннеди, законно избранный Президент, говорит, что склоняется к мысли о том, чтобы свернуть программы ЦРУ и вывести войска. Линдон Джонс и военный советник обмениваются взглядами... Это бракосочетание подтекстов, «за говор».

С вероятностью в 99% всё было именно так, как «нам рассказывают». Но, подождите, в чём дело? Разве вы не чувствуете так же, как и я, чем несёт за версту от написанных выше двух абзацев текста? Автор что, пытается посредством полунамёков, рассказывания небылиц и туманного слога протащить какую-то точку зрения как самоочевидную? И что это за «нам рассказывают»? Если есть «нам», значит, есть и «Они». Идеологический тест Тьюринга начинает изрядно кряхтеть, мы сталкиваемся с ситуацией, известной в современной публицистике как пост-правда.

Эта статья посвящена поиску обоснования на сегодняшний день считающимся абнормальным информационного поведения, которое можно охарактеризовать примерно так: «Вовсе не обязательно придерживаться какой-то точки зрения, чтобы распространять её и искать подтверждения». Или, другими словами, статья посвящена конспирологии, волны симпатии к которой, обычно, идут исключительно в ироническом ключе.

Отсутствие формализованной методологии или хоть сколько-нибудь внятных инструментов доказательства и предсказательной силы — системный сбой конспиративизма, идущий из самого его центра, из самой его природы. Потому что любая формализуемая грамматика конспирологии, ежели таковая будет создана, так или иначе рискует стать подозреваемой в том, что её сфабриковали намеренно силы, желающие исключить себя из поля зрения данной методологии. Но мы с вами всё-таки попытаемся это сделать.

Всё дело в том, что Они очень быстро научились подделывать соответствие любой идеологии или политической симпатии. Им больше не нужно истово стучать по столу на заседании своей партии, чтобы заручиться поддержкой соратников. Они решают вопросы цивилизованно. С чувством самоуважения. Это эмансипация политиков от гнёта зависимости к привередливым симпатиям избирателей. Предлагаю в знак уважения встать всем читающим.

И насколько же быстро они перехватили то, что изначально было средством освобождения. Кто-нибудь из вас знает того, кто рассказал Им про деконструкцию? Потому что теперь единичный факт для власть имущих не зависит даже от присовокуплённых к нему фильтров восприятия, они рассматривают восприятие этого факта как область информационной войны, в которой баланс может регулярно меняться, а прошлые точки зрения отбрасываются, словно шкура рептилий. Им совершенно безразлично даже то, отвечает ли их позиция декларируемой ими же сетке восприятия. Они «спускают вниз» авторитетный образ мысли, который реплицируется в головах у людей, в каждом конкретном случае находя своё объяснение Их действиям. Это очень удобно, представьте — вы Политик, а Коммунист Вас поддерживает, потому что Вы — молодец, а Правый, потому что Вы — умница.

Необязательно строить систему на века, они научились выживать в рамках динамической информационной среды, и теперь они возвращают себе свои права, к которым привыкли. И ситуация не поменяется. Так как «объективная реальность» пишется языком, теряющим свою коммуникативную функцию (а обладал ли он ей?), людьми, которые даже не верят в то, что пишут сами — то надо хотя бы попытаться увидеть их modus operandi.

Не-коммуникативный акт

То, что люди оказались так взбудоражены тем, что политики, оказывается, могут использовать риторику, паралогизмы и демагогию — само по себе симптом и повод для конспирологии. Просто потому, что это означает, что они Верили в обратное. Хорошо, опустим это.

По всей видимости, в языке соседствуют два симбиотических паразита, наследующие двум функциям: одна функция коммуникативная, функция передачи другому человеку выдержки из собственной рефлексии, прошедшей кодификацию языком. В том случае, если агент речевого акта не-рационален относительно описываемых событий, лжёт или введён в заблуждение, сигнал всё равно можно назвать разумным, произведённым сознательной деятельностью. Но у этой функции есть тень, она может быть не видна, если мы стоим у текущего момента, источника света, что открывает нам поле зрения: нейроматический объект отбрасывает тень в прошлое, ибо эта тень есть нечто, относящееся к до-индивидуальному уровню, к той плоскости, в которой не существует человеческого разума.

Это функция передачи инструкций. Является ли коммуникацией свет лампы для собаки Павлова, является ли её слюна коммуникацией для самого Павлова? На до-индивидуальном уровне взаимодействие происходит именно в данной плоскости передачи инструкций. И только впоследствии мы решили, что передаём слепок собственной рефлексии по актуальной ситуации. Хорошо, предположим коммуникация существует (хоть я так и не думаю), нас это в данном рассказе почти не интересует. Нас интересует то, что Они вполне могут использовать язык как платформу для передачи инструкций, маскируя это коммуникативным актом.

Мы можем увидеть примеры использования языка в качестве инструмента для передачи инструкций в поэзии, языке оракулов и глоссолалии. Действительно, смещая грамматику привычного языка, поэзия подвергает деструкции передачу сообщения, вместо этого сообщая инструкцию, вызывая определённое настроение или «делая вид», что сообщает информацию. Стихотворный размер, даже само разбиение на строки — это форма кодификации образца сигнала, дабы человек в рамках чтения стиха подпустил его к себе так близко, чтобы открыть ему своё сердце.

Политики тоже используют целый ряд не-вербальных, не-формализуемых методов подделки и фабрикации передачи сигнала. Можно проанализировать часть из них, но их аналитики изобретут новые. Возможно, любая хоть сколько-нибудь весомая власть заставляет человека смотреть на людей абстрактно, и в этой ситуации невозможно избежать деформации коммуникативных практик.

Так или иначе, мысль о том, что коммуникацию от кого-либо не стоит воспринимать как коммуникацию отдаёт перверсией. Потому что мы как рефлексивные существа находимся в ткани зеркальных нейронов и консенсусного представления о здравом смысле. Нам нужен инструмент критики для данной плоскости восприятия сигналов — деконструировать не отдельные сигналы, а саму эту ткань. Поэтому возникает конспирология как попытка отдельных людей перехватить властные стратегии отношения к информации с помощью производства конспирологических теорий. Что есть конспирологических текст?

Американцы не были на луне

Конспирологический текст передаёт инструкции. Конспиролог в рамках написания текста стремится не обосновать референтность собственной рефлексии действительному положению вещей, а подделывает её, используя богатый спектр паралогизмов и риторических фигур человеческого языка. Он снижает критическое восприятие текста с помощью создания дополнительной меры в нём, используя не-конвенциальные средства, начиная от поощрения сомнения, заканчивая аналогией как основой доказательства. Нет никакой возможности избежать этого, поскольку любая сетка восприятия неполна и не способна полностью охватывать онтологию действительного мира. Всегда есть слепая зона, посредством которой «русские хакеры» могут взломать «американскую демократию».

Так почему нам нужна конспирология? Она есть не формализованная пара-наука, но — формализованная деконструкция. Если мы не будем хоть изредка работать с информацией на том уровне, на котором (пусть даже в теории) работают Они, то мы рискуем продолжать выглядеть всё так же беспомощно. Естественно, любой уважающий себя конспиролог должен быть предельно серьёзен.

Базовый шаг к единственно возможной формализации конспирологии — это принять то, что она работает не с коммуникацией, но с передачей инструкций. Поэтому, манера доказательства конспиролога — аналогии, метафоры и гиперболы — близка к поэтической. Когда некий человек утверждает, что в паспортах зашифровано «число зверя», он проводит параллели между несколькими областями вроде Откровения Иоанна и, помимо этого, передаёт сигнал о недоверии к текущей власти, который поддержат и передадут другие сочувствующие его взглядам люди.

Это метафора, которая объясняет себя как то, что существует в реальности. Поэтому она параноидальна. Назовём этот тип метафоры аттрактором и разберём, как она работает.

Тело конспирологической теории состоит из аттракторов. Если вы прочитаете любой конспирологический текст, то увидите, что он, вероятнее всего, на весомую долю состоит из смакования того, что сам конспиролог считает «доказательством». Микро-грамматика аттрактора обусловлена тем, что он притягивает к себе связи из нескольких различных областей, которые стремятся к нему, так и не приближаясь. Если бы приблизились, это было бы всё-таки уже классическое доказательство. Но аттрактор бесконечно сокращает расстояние с окружающим его воздухом, становясь самоценным в рамках семантической игры. Лицо — пример аттрактора, когда мы говорим, например, о теориях заговора относительно политических клонов. Обычно в таких теориях прикладываются различные изображения, где сверяются мочки ушей, черты лица, про которые подразумеваются, что они различны у разных фото людей одного и того же человека. Цель конспирологической теории в данном случае — это передать инструкцию о недоверии к современной репрезентации лицевости.

Ничто не мешает конспирологии быть интеллектуальной. Это значит, что чем сложнее и изощрённее будет отбирать аттракторы конспиролог для своей теории, тем лучше.

Не conspirare (сговариваться), но conspiro — звучать вместе. Conspirolatria. Необходимо обратиться к маргинальному, чтобы на периферии человеческого мышления выявлять, по Делёзу, симптоматику современной эпохи. Возможно, паранойя — это просто момент, когда несколько отдалённых друг от друга фактов начинают звучать вместе.

И, как я уже сказал, вполне возможно, что язык никогда не был средством коммуникации. А книга, тот Космос Гутенберга, что был произведён книгопечатанием, была своего рода ксено-лингвистическим атомарным паразитом внутри каждой из эпох, меняя текст внутри себя, исходя из необходимостей эпохи, подобно маскировке хамелеона. Вероятнее всего, именно это является причиной того исторического события, когда книги сваливались в кучи и сжигались.

Фотографии Насти Обломовой.