Какая разница, какого цвета у тебя шнурки?

Ты в любой момент можешь отвергнуть их условия,

ты в любой момент имеешь право умыть руки,

никто не запретил тебе играть по собственным правилам,

единственное, чего они не позволят — не принимать участия в игре.

(С. Жадан)

Мне всегда было интересно, в какой момент мы, занимая определённую политическую позицию, отказываем другим в понимании и как бы автоматически приобретаем тем самым врагов и друзей, принципы и убеждения, принимаем те или иные правила. Как и когда это происходит, фиксирует ли человек этот момент? Ведь в дальнейшем зачастую от этого зависит круг общения, выбор литературы, угол зрения на происходящее в культуре — выбранный маркер начинает определять наши действия и ход мыслей. Мы затрагивали эту тему в первой части стартового обсуждения номера, теперь я бы хотел попытаться поговорить об этом более подробно (но, скорее всего, более сумбурно).

Возможно, в первую очередь стоит обратить внимание на момент так называемой «вторичной социализации», когда в подростковом возрасте человек выбирает из множества альтернатив — чем бы он хотел заниматься, какие люди ему интересны, как он хочет выглядеть (часто это вопрос звучит как «на кого он хочет быть похож?»), какая музыка ему нравится и т.д. Раньше (кажется, сейчас это не так или не совсем так) сделать выбор помогали субкультуры, предоставляющие, так сказать, «пакетные» решения, т.е. всё сразу: стиль одежды, арго, музыкальные предпочтения, политические взгляды, указывающие кроме всего прочего, кто и что тебе нравиться не должно.

Помню Уфу двухтысячных — противостояние фа и антифа, неформалы, облюбовывающие лесные опушки, значки, скейтплощадки, «скашные» шашечки, бесконечные сейшены. И множество субкультур от условно классических «металлистов» и хардкорщиков-стрейтэджеров до гламурного фашизма, когда ребята с длинными крашеными чёлками и тоннелями в ушах клеили на лицо крест из чёрного скотча и самозабвенно зиговали на камеру. Эра интернета наступала стремительно — новые формы поведения и саморепрезентации появлялись уже не только благодаря гостям из Москвы и Санкт-Петербурга, активные сёрферы читали западные сайты и выкладывали переводы на форумы, кто-то придумывал и что-то своё, чаще всего гибридное, эклектичное.

Был, например, такой парень Мормо (звали его, кажется, Артём) — сначала он решил, что будет эмо. Одевался в чёрно-розовое, рисовал слезу под глазом, зачёсывал чёлку, грустил и даже снялся со своей девушкой в клипе про суицид. Но потом пришёл к выводу, что это всё не круто, и стал футбольным фанатом. Почему бы нет — побрил голову, переоделся в Lacoste (или пришил крокодильчика к тем же чёрным и розовым футболкам — так тоже делали), стал ездить на выезды, учился драться. В плеере Amatory и Neversmile сменились на Clockwork Times. Боролся не только за честь клуба, но и за чистоту славянской крови, интересы нации, правильные смыслы. Резко невзлюбил неформалов, мигрантов, «ботаников» и прочих не-своих. Через пару месяцев на моих глазах неслабо получил пизды на концерте Элизиума в драке фанатов с «говнарями», но и не подумал «отходить». Позже получил условный срок за то, что с друзьями-ультрас отбирал телефоны на районе в ночное время, а потом этот срок из условного стал реальным. И вот уже его дальнейшие взгляды формируются в обстановке «несвободы» и противостояния обстоятельствам. А его девушка, та самая из клипа, стала в итоге порно-актрисой, но это ладно.

А есть, например, Вадим Брайдов, которого тогда все знали как «Воланда». Был одним из активистов антифа-движения, увлекался французским скримо и в целом отличался своими прогрессивными взглядами. Так вот он своих убеждений с юношеских лет не менял, и не так давно я был рад увидеть его фотографии в журнале «moloko plus», в «Таких делах» и, если не ошибаюсь, в «Автономе» тоже. Делает репортажи о политических событиях, заключённых, жертвах насилия, детях-сиротах. Так из молодых антифашистов, первое время сливающихся с массой на волне общего интереса к субкультурам, вырастают настоящие политические активисты, журналисты, правозащитники, полноценные участники левого движения. Причём скорее не за счёт своих чётко маркированных политических взглядов, а за счёт неравнодушия, вдумчивого и внимательного отношения к тому, что происходит вокруг.

Ты борешься за права людей, за уважение со стороны власти, против произвола, воровства, насилия, за сохранение леса, экологии — какая разница, какого цвета у тебя шнурки?

А с музыкой это всё переплеталось удивительным образом. Кто-то утверждал, что музыка нацистов — это «ска», а музыка, например, анархистов — это «панк», а вот скинхэды слушают, скажем, «ой», я не говорю про надписи мелом «рэп — это кал», претензии слушателей Муцураева за балахон с условным Slipknot и т.д. Но на самом деле всё это смешно — в Великобритании похожие процессы происходили ещё в семидесятых, но там «скинхэд» совсем не означало нацист, и как раз ой и панк слушали и анархисты, и скинхэды, и футбольные фанаты. И все организовывали свои группы, альянсы, дрались и резали друг друга, жанры и поджанры множились, как фракталы, и было уже не разобрать, режут тебя за политические убеждения или за нескрываемую любовь к группе The Exploited. Бывало, что на концертах скинхэды и панки плечом к плечу дрались с полицией, кричали антиправительственные лозунги.

Музыкальные жанры переживали расцвет и упадок, а левое и правое движение продолжали своё противостояние, в котором так до сих пор и непонятно, кто победил. А у нас в двухтысячных всё ещё наци слушали тех же CWT, бегали за таджиками и пересматривали «Ромпер Стомпер» пополам с «Хулиганами Зелёной улицы». При этом уже давно по всему миру были известны такие группы, как, например, SKA-P, которые имели (и имеют) ярко выраженные левые взгляды и писали острополитические тексты, не разделяя своих слушателей на бонов, панков, хулсов и т.д. А бритоголовые парни из рабочих районов европейских столиц спокойно слушали и регги и, скажем, соул.

Ведь это странно, что, например, группу «Аркадий Коц» как бы должен слушать только рабочий класс или, скажем, «Панк-фракцию красных бригад» только леворадикалы. Это ведь совсем не так, и все это понимают. И кто только не слушает. Сейчас, когда есть доступ к любому контенту и никаких фильтров (казалось бы) нет, ситуация изменилась. Всё происходит более плавно — каждый слушает и делает, что хочет, а во всех противостояниях с разгромным счётом победил хип-хоп.

Помимо субкультурного аспекта, влияет окружение — друзья, семья. Можно вспомнить «Американскую историю X», где младший брат Дэнни последовал примеру старшего Дерека и стал ультраправым. Когда Дерек возвращается после отсидки за убийство, изменив свои взгляды, он убеждает Дэнни, что хорошие и плохие люди встречаются и среди чёрных, и среди белых. Но к тому моменту уже слишком поздно — на следующий день Дэнни погибает от руки чернокожего, с которым у них был давний конфликт. Иногда в дело вмешивается любовь, как в уже упомянутом «Ромпер Стомпер», или травмирующие обстоятельства, как в случае с мальчиком-скинхедом из сериала «Школа» Гай Германики, который, оказавшись после драки в больнице, понимает, что должен нести ответственность за брата, помогать родителям, и, в конце концов, отказывается от радикальной позиции, разрывая контакты с нацистами и возвращаясь к «спокойной жизни».

Но вернёмся к российской действительности. Кто-то всё же шёл дальше, с возрастом всё больше концентрируясь на политическом аспекте. Такие люди, как Петя Косово (его книга «Исход» — один из основных источников сведений о жизни и образе мысли московских антифашистов), Игорь Харченко или отбывший срок по «болотному» делу Алексей Гаскаров, которому принадлежат слова:

«Наше поколение стало проявлять интерес к политике в тот момент, когда в Москве взрывались дома и начиналась Вторая чеченская война. Тогда при молчаливом согласии большинства происходили куда более страшные вещи, чем нечестные выборы.

Люди из девяностых становились политиками и бизнесменами или шли работать в милицию. Нам же на фоне всего этого предлагалось бегать за мигрантами и «зиговать».

Т.е. власть и бизнес создают границы и условия (тепличные, искусственные) для выстраивания политической идентичности всех тех, кто условно ниже в иерархии, определяя, как и чему нам противостоять. Причём предлагаются для этого бесконечно узкие, локальные стратегии. Однако при должном уровне осознанности политические взгляды, как раз наоборот, формируются по глубоким внутренним мотивам, на основе собственных представлений о добре и зле, собственной системы ценностей и парадигмы восприятия. Как говорит тот же Гаскаров:

Люди, получившие уроки насилия, опыт неволи и смертельного риска, рано потерявшие близких друзей, имеют свое отношение к сложившейся реальности с четким разделением добра и зла

При этом здесь всё сложнее становится говорить о «левом» и «правом» — люди просто стоят за свои убеждения, не важно, как они маркируются. Та же резонансная история с химкинским лесом — да, вели колонну анархисты, съехавшиеся в область после панк-концерта, но ведь администрация Химок ущемляла своими действиями не только их права, это общая проблема. И как говорит один из организаторов акции, уже упомянутый Петя Косово: «Обстановка была напряжена до предела, всем было очевидно, что на наших глазах созревает какой-то фрукт абсолютного зла, не сорвать который было бы непростительным упущением». Речь идёт действительно скорее о добре и зле, сколь субъективными бы ни были эти понятия. Ты борешься за права людей, за уважение со стороны власти, против произвола, воровства, насилия, за сохранение леса, экологии — какая разница, какого цвета у тебя шнурки?

«На самом деле никаких экстремистов, которые сознательно «раскачивают лодку» и разжигают рознь к социальным группам «власть» и «сотрудники полиции», не существует.

Существует множество разных проблем, связанных с отсутствием обратной связи между населением и теми, кто принимает решения. В России долгое время сознательно сужалось легальное поле для тех, кто не согласен с проводящейся в стране политикой. На митинги никто и никогда не реагировал, ходить на них было абсолютно бессмысленно, их участники и их требования маргинализировались. И что же оставалось делать, когда возникало ощущение, что «дальше терпеть невозможно»? Жители Пикалево и Междуреченска, обманутые монетизацией льгот пенсионеры, даже то же население Кондопоги — все эти очень разные группы интуитивно понимали, что письмо президенту, сбор подписей или шествие вряд ли помогут решить их проблемы. Сама власть давала очевидные сигналы, что не готова разговаривать до тех пор, пока люди не перекроют трассу или сделают что-то подобное». (А. Гаскаров)

Мы не говорим здесь о примерах реального физического противостояния тех же фа и антифа со стрельбой и т.д. Хотя там тоже с определённого времени политики всё меньше:

«Вероятно, кто-то из химкинской администрации позвонил в Москву и попросил неформальное силовое подкрепление. В ответ были присланы фанаты из «Гладиаторс». Именно они разогнали лагерь экологов. На следующий день после их нападения наши ребята выехали в лес и там встретились с этими людьми. Это было 26 июля 2010 года, за два дня до нашей акции в Химках. Наши силы с нацистами оказались примерно равны, и потому их лидер решил начать с нами какие-то переговоры. Он обратился к ребятам с замечательной речью. «Ребята, посмотрите на меня. Я старше вас. Вы все должны вырасти. У каждого должна быть „крыша“. Нам наплевать на политику… Нам платят, и все. И в результате у  нас все нормально. Вам тоже нужно все делать за деньги. Все должно быть „по-взрослому“, с оплатой. Что же вы этого не понимаете?» (Петя Косово)

То же самое с другими представителями левого движения — например, с так называемыми анархо-экологами «Хранители радуги» (о которых мы не так давно говорили с «Гринпис»). Да, в большинстве своём это ребята с нашивками в форме буквы «А» или пацифика, длинноволосые маргиналы, завсегдатаи подвальных рок-клубов с плохим звуком и дешёвым пивом, но они стоят за экологию, против постройки вредных предприятий. И дело не в их «левизне», а в том, что это, с их точки зрения, просто по-человечески плохо и неправильно. И борются они не с «правизной», а с конкретными вещами — с выбросами химикатов и вырубкой лесов. Насколько это правильно, можно рассуждать с позиции рациональных аргументов, научных фактов, мнений экспертов из данной области, но не политики.

Или последний пример из мира спорта — выходка ультраправых фанатов «Лацио». Разве это проблема только левого крыла? Речь идёт о чём-то гораздо более широком и серьёзном — об отсутствии осознанности, непринятии базовых вещей, касающихся человеческого сосуществования.

Сейчас, когда есть доступ к любому контенту и никаких фильтров (казалось бы) нет, ситуация изменилась. Всё происходит более плавно — каждый слушает и делает, что хочет, а во всех противостояниях с разгромным счётом победил хип-хоп

То же самое с условными правыми — там далеко не всегда всё радикально и не заслуживает понимания. У меня есть коллега по работе, Саша — он жил в Киеве до переворота, жил тихо-мирно с женой и ребёнком, работал, планировал, мечтал. В результате событий 2013-2014 года потерял всё, вынужденно переехал в Мурманск, строит жизнь заново. Ругает либералов и любой протест встречает вопросом: «что вы предлагаете взамен?». Говорит, что, когда был молодым, был рад не соглашаться и действовать радикально, но сейчас во всём ценит осмысленность и задаёт вопросы. Готов идти на компромисс, если у собеседника есть аргументы, если он понимает, за что выступает. Но любые революционные действия готов гасить со всей возможной жестокостью — не хочет повторения того, что произошло на родине. При этом ценит демократические принципы, поддерживает Навального как автора расследований (и резко негативно относится к нему как к кандидату в президенты). Адекватный человек, приятный в общении и реализующий на практике кропоткинский тезис о взаимопомощи чаще, чем иные левые. Но повторюсь, если начнут жечь покрышки и громить администрацию — бросит все силы на погашение конфликта, причём в сторону действующей власти. Как его можно маркировать в политическом поле? Имеет ли это хоть какое-то значение? Хотя, возможно, в этом случае как раз имеет.

Есть и радикальные варианты, о которых я уже упоминал. Тот же Петя Косово и сотоварищи не дают нацистам шанса на понимание и с должным пафосом во главу угла всегда ставят свою «левизну» и бескомпромиссность:

«С того момента, когда посадили Лимонова и когда все нацистские группировки стали действовать под контролем власти, в России не было ни одного уличного молодежного движения, которое бы играло какую бы то ни было роль. Тем более в России не было подобного уличного движения левого толка. Наше движение развивается по нарастающей. В России до нас не было никакой внятной левой позиции на улице, которая была бы рассказана обычным, а не академическим языком. НБП тогда по своей идеологии была некой эстетической клоунадой. Нацисты — «деревня», сборище малообразованных людей. Нам впервые удалось нащупать на экзистенциальном уровне, на уровне чутья те странные слова, которыми можно было бы описать отношение левых к современной жизни. Власти реагируют на это адекватно».

Хотя в целом по поводу антифа я бы, наверное, согласился с Игорем Гулиным:

«Анархисты и антифа больше не воспринимаются как герои-маргиналы, подвиги которых притягивают, но остаются далеко. Скорее видишь в них испытателей, первыми осваивающих непривычную жизнь-в-противостоянии — ту, что сейчас становится естественной для гораздо большей части общества». 

К слову, НБП — действительно яркий пример. Вроде национал-большевики, дугинская риторика, коричневый цвет, но всё, что происходило вокруг — абсолютно «левая» история: Летов, Курёхин, панк-сейшены в бункере, зАиБи, ДвУРАК, марксист Цветков, по-прежнему один из самых активных контркультуртрегеров. Собственно, сами нацболы говорят, что НБП является партией радикального антицентризма, «абсолютно „правой“ и бесконечно „левой“» одновременно.

Ещё один пример — экзистенциальный панк девяностых, о котором мы также писали — эти люди, по сути, в своё время перепридумали андеграунд. Прийти к успеху для них значило «обуржуиться», проиграть. Но с годами один за другим участники тусовки уходили в семейную жизнь, организовывали бизнес, условно изменяя «левым» идеям, хотя вроде он не предатель, он по-своему прав. И был в той тусовке один человек, которого так и называли — «Спонсор». Он зарабатывал, у него всегда были деньги, что, казалось бы, неправильно, но тем не менее он оставался своим, так как спонсировал пьянки и ничего не просил взамен. Это довольно частая история в левых тусовках, которая всю «левизну» немного ставит под сомнение. И ведь ничего страшного, просто тогда, возможно, не стоит ничего никак маркировать. Это всё довольно вульгарные вопросы: «если они не платят сами, то почему кто-то должен платить за них? Если они не работают, то почему кто-то должен работать за них?». И ответы здесь в каждом случае разные. И в общем-то, всё это не так важно.

Важнее понимать, почему я делаю то и не делаю это, что я думаю в этот момент, что я чувствую? Ответы на такие вопросы гораздо важнее общих правил, диктуемых той или иной фракцией. И дальше ты уже выберешь ту, которая подходит. А если не найдёшь, то создашь свою. Или вот в партию мёртвых никогда не поздно вступить.

И когда она возникает, как подозрение,

между столами

студенческих столовых,

с ней здороваются

восемнадцатилетние активисты марксистских кружков,

и румынские музыканты улыбаются

и прячут револьверы

и яблоки

глубоко в карманы.

 

А, говорит, вы все еще здесь,

с вами до сих пор ничего не случилось,

вы, как и раньше,

преследуете солнце,

взбираясь на радиовышки и

прогоняя его за город,

и сбиваете его с неба камнями,

собранными на побережье.

(С. Жадан)

 

Фотографии Насти Обломовой, в качестве обложки использована фотография Алексея Кручковского.