Обида всегда проистекает вне зоны рефлексии

Обида всегда проистекает вне зоны рефлексии

Николай Чикишев, Руслан Князев

d

Руслан Князев и Николай Чикишев поговорили о механизмах русского блата и природе вечного подхалимажа, а также о власти от бога и власти от языка.

Руслан Князев и Николай Чикишев поговорили о механизмах русского блата и природе вечного подхалимажа.


Руслан: Тема сегодня: подхалимство; она навеяна многими вещами. Мы все, думаю, чётко прослеживаем настроения власти, резко агрессивные к либералам, к Западу, Турции и проч. Также неизменным остается стремление насадить советскую систему поверх условно-демократической; здесь примеров много, из актуального — попытки реабилитировать личность Сталина.

Что показательно: во всех этих начинаниях, безусловно, проглядывает десница владыки, но инициаторами зачастую оказываются мелкие чинуши из провинций, пытающиеся таким образом показать себя с лояльной стороны и выбить себе место под солнцем.

Николай: Я не думаю, что во всех начинаниях прослеживается эта властная вертикаль. Система, которую ты называешь условно-демократической, можно назвать авторитарной, и суть этого авторитаризма, который хорошо себя чувствует на российской почве, в многочисленных нюансах условного владыки. Чиновники из провинции слышат лишь испорченный телефон, они не знают, что творится за закрытыми кремлевскими стенами и скорее полагаются на телевизионную картинку, как и остальные.

Руслан: У авторитаризма в принципе такое же топливо, как и у блата, рождающего подхалимаж, — это повсеместное недоверие ко всему, кроме главного (в этом случае президента).

Николай: Довольно трудно уловить суть/тренд/стремление власти в определенный момент времени: показательна, например, история с Украиной, как описал Михаил Зыгарь, или с Крымом. Те вежливые ребята, которые проворачивали крымские дела, сами оказались не у дел позднее — потому что не уловили эти ветры, не увидели, что флюгер повернулся в другую сторону.

Руслан: Ну здесь, конечно, в ситуации с Крымом, была определенная стратегия действий; другое дело, что у нее конечный пункт был — аннексия, и, видимо, поэтому вежливых людей не осталось.

Николай: Конечность стремлений власти не очевидна, она и сама, по-моему, не всегда догадывается, к какому результату её «ведёт». Например, история со сбитым лётчиком и Турцией была совсем не очевидна, и она показательна: все эти нюансы или колебания властной поверхности стали видны. Наказывать — не наказывать, предатели или просто провинившиеся, выдворять турок или нет — и волны уже покатились. Тут хотят отправить на родину турецких студентов, там уже жгут турецкие продукты и ткани. Хотя никто никакого приказа и не отдавал, требуется окрик во время послания Федеральному Собранию, что Эрдоган нам не друг, но турецкий народ мы в обиду не дадим.

Доверия в такой системе не может быть в принципе, потому что и подхалимаж, и блат, и т. п. — это серые схемы, контекстуальные. Сегодня заносим так, а завтра не заносим. Нет нормированности, определенных правил, и, как следствие, пропадает доверие.

Я тут недавно был на собеседовании, и там прозвучал вопрос о моём отношении к российской политике. За пример взяли Турцию

Руслан: Примечательно, что и население в один момент меняет свое отношение к Турции. Только что это был курорт номер один, и тут же — враги, прикормыши Госдепа, сжигаем тряпки.

Николай: Такое отношение — это, конечно, загадка и одно из социологических чудес нашего народа. Потому что рационально объяснить такое девиантное поведение удается с трудом.

Руслан: Я тут недавно был на собеседовании, и там прозвучал вопрос о моём отношении к российской политике. За пример взяли Турцию. Я сказал, что здесь виноваты обе стороны, на что услышал: «Как так?! Многие говорят, что мы ещё слабые меры предприняли, надо чуть ли не войной идти».

Николай: Мне кажется, отчасти верно будет сказать, что люди, которые повторяют заученные телевизионные фразы, на самом деле никак не поддерживают высказываемую точку зрения. Это, что называется, сказать «от греха подальше» и пойти по своим делам.

Руслан: Интересно углубиться в историю блата. Я правильно понимаю, что это — наследие лагерей? Или просто базируется на тяге русских к халяве? По сути, блат может возникнуть только при непрозрачной системе законов, но почему он не ушёл вместе с совком?

Николай: Блат был всегда — как обход закона. Советский блат, возможно, никакой и не советский, потому что еще Николай I говорил, что «Россией правят столоначальники». Ну или заглянуть в «Ревизора» Гоголя — пьеса потому и нравилась публике, что ничего не придумывала практически.

Руслан: Но вот откуда оно всё в человеке берётся? Это желание обойти закон, эта постановка личных связей выше честного, кропотливого труда и выше авторитета властей. Значит, прав был Салтыков-Щедрин.

Николай: Природа блата, я думаю, даже не в серости схем и мышления чиновников. Блат рождается от неумения руководства управлять процессами, которые раскиданы, размазаны по огромным территориям нашей страны. Официальные схемы перестают работать, потому что не приспособлены к реалиям, и тут появляются различные пути обхода, чтобы получить квартиру не через десять лет по очереди, а сейчас, не потом бегать по бюрократическим заведениям, а сейчас дать на лапу и идти по своим делам. Это проблема выживаемости, и блат, по сути, оптимизирует то, что плохо работает «на бумаге».

Руслан: То есть это в принципе зависит от насаждаемой власти сверху и, соответственно, спускаемых вниз законов; лоббирования интересов людей не происходит, потому что население, вопреки конституции, в Думу не допущено. Недавно читал статью о том, что Дума (в качестве Парламента) работала в России только около десяти лет — с 1906 до 1917 годы.

Николай: Про Думу интересно вот что: слышал не раз идею, что Россия легитимная закончилась в 1917 году, потому что прекратил свое существования легитимно избранный парламент — Государственная Дума. Лев Шлосберг такую мысль тоже высказывал. И потом началось беззаконие, и всё, что после натворили большевики, — это вовсе не с санкции народа.

Вот чувство возможности блата, я думаю, оно от отсутствия легитимности. Ощущения, что власть права, утверждена и может тебя наказать за то-то и то-то. Ни у кого из нас нет такого отношения к власти, как, скажем, у американца или англичанина. При возникновении спорной ситуации мы хотим её утрясти своими силами, через какой-то блат тот же самый, и про суд и мировую не думаем, потому что считаем эту схему неэффективной.

Сакральность власти избавляет её от надругательства, священность будто бы говорит о непререкаемости, это огромный порочный круг, который защищает власть от бессилия. Причём грань между силой и бессилием власти очень тонкая, так как располагается в языковом поле. И нужно говорить не "Любая власть от Господа", а "Любая власть от языка"

Руслан: Да, кстати, сейчас в ходу настроения такого толка, что вот-де начальство у нас сплошь ворьё и бездари, а Путин-батюшка молодец, жаль не знает про все эти беззакония, а так бы всех разогнал.

Николай: Мне кажется, это проблема всех больших централизованных государств. Если взглянуть на современный Китай, уж казалось бы, какой вышколенный режим, а все равно тысячами казнят чиновников разных уровней за то же разгильдяйство и коррупцию, и ничего не помогает.

Руслан: Вероятно, сильно где-то в головах ощущение богоизбранности правителя. Помнишь, как в «Левиафане»: «Любая власть от Господа». Из-за этого возникают все эти «синдромы вахтера», взятки гаишникам и проч. И раз уж власть приходит в руки сама и только избранным, значит, можно ей злоупотреблять ради своей выгоды.

Николай: Да-да, сакральность власти избавляет её от надругательства, священность будто бы говорит о непререкаемости, это огромный порочный круг, который защищает власть от бессилия. Причём грань между силой и бессилием власти очень тонкая, так как располагается в языковом поле. И нужно говорить не «Любая власть от Господа», а «Любая власть от языка».

Руслан: А можно пояснить?

Николай: Нет власти бессловесной. Любые указания и договоренности исходят от лица, наделённого властью, через язык. Чем он изощреннее и непонятнее, тем выгоднее лицу — возникают различные интерпретации, место для маневра. Посмотри на наши законы и их эзопов язык — это ахинея, которая и не хочет даже казаться юридическим языком, потому что тогда она становится чистой директивой, которая нужна для исполнения. То есть блат пресловутый пробирается в саму ткань языка власти.

Руслан: Ну у нас, например, президент частенько на ежегодных встречах с народом использует нарочито грубую, быдловатую лексику. Тут проблема есть и глубже — сами по себе законы, которые пишутся сегодня, порой не учитывают законы, принятые ранее, и напрямую противоречат им, а в некоторых случаях — и самой конституции. Это уже произвол на местах.

Чтобы ограничить влияние языка на принятие решений, власть пользуется изощренными методами: в журналистской практике давно известно о закрытых совещаниях правительства, подменах людей во время прямых линий, подставных партиях и лидерах оппозиции. То есть власть выстраивает перед остальными игроками в социальном поле потёмкинские деревни и разговаривает с ними, а не с настоящими партнерами

Николай: Нет, это не произвол на местах, это санкция власти, потому что власть воспринимается как что-то трансцендентное, стоящее выше всякой легитимации. Поэтому любой закон ли, Конституция, переписанная несколько раз, будут исходить от той самой власти и значиться ниже её. Да, и ещё хочется привести в пример.

Руслан: Это, конечно, иллюстрация того, как человек, наделённый властью, покрывает своих.

Николай: Я привел в пример этот отрывок из-за языка, он здесь нарочито искусственный, практически бессвязный, потому что стремится уйти от ответственности и запутать собеседника. Важно утвердить не новое, а заново. Вот это «заново» (хотя, по сути, это всё хорошо знакомое старое) — метод власти говорить об одном и том же разными языками, то есть первой всегда проявлять инициативу, неважно в чём.

Руслан: В этом случае показательно, что власть и ответственность за власть не сопряжены друг с другом, что только подчеркивает трансцендентный характер правителя. Это опять же из-за той подмены понятий Бога и языка, как ты говорил выше.

Николай: Поэтому я боюсь, что путь выхода из такого порочного круга «хождения за властью» — это порвать нарратив, взять инициативу в свои руки, то есть силовой метод. Договороспособность, как мы видим, здесь приближается к нулю.

Руслан: Ещё что касается языка, который важен для управления государством: последний фильм Тарантино «Омерзительная восьмерка» целиком построен на сценах, где герои, так или иначе связанные с властью (шериф, охотник за головами, преступник), вслух проговаривают свои мысли и озвучивают действия. Это выглядит несколько абсурдно, но зато раскрывает механизм преступления-наказания в правовом поле. Хоть общество в той Америке ещё не правовое, но они утверждают его начало через проговаривание вины и возможных её последствий, которыми должны заниматься уже органы власти.

Николай: Ответственность при такой максимальной конечности власти (за ней нет ничего, она всеобща и идеальна) накладывается на следующие за ней уровни, этот максимализм и подразумевает идеальность. А раз идеальна — то непогрешима и сама идея власти. Не носитель власти, он-то как раз может быть исчадием (как мы видим по различному отношению к правителю), но сама власть — символ и цель, результат и средство.

Чтобы ограничить влияние языка на принятие решений, власть пользуется изощренными методами: в журналистской практике давно известно о закрытых совещаниях правительства, подменах людей во время прямых линий, подставных партиях и лидерах оппозиции. То есть власть выстраивает перед остальными игроками в социальном поле потёмкинские деревни и разговаривает с ними, а не с настоящими партнерами.

Например, очередная попытка создать правую партию с помощью Прохорова или недавняя с Титовым — это тот же случай симулякра, который прикроет настоящую коммуникацию ради месседжа массам, что всё под контролем.

Руслан: Да, опыт создания потемкинских деревень у нас обширен. Сегодня это просто достигает каких-то космических масштабов, когда все уже, кажется, видят пропасть между своей жизнью и той картинкой жизни людей, которую рисует власть.

Николай: Вопрос в том, когда эта картинка потеряет связь с реальностью. Пока запас прочности еще есть.

Руслан: Потеряет тогда, когда резонансный прецедент будет максимально замалчиваться сверху через СМИ. Подобное было поначалу с акцией дальнобойщиков.

Николай: С акцией дальнобойщиков так и получилось: власть стала сотрудничать с подставными лидерами, и таким образом тихо «слила» весь протест. На самом деле люди, которые занимаются такими акциями, не настолько глупы, как хотелось бы — они понимают медийный механизм внимания и варианты управления им.

Получается, что проблема не в самих тактиках поведения: блата ли, подхалимства, а в механизмах их воспроизведения. Нет какой-то рефлексии об этом. Блат существует везде в той или иной форме, но нет пути отказа от него — дальше слов «борьбы с коррупцией» в нашей стране ничего не придумано пока. И пока эти механизмы не будут отрефлексированы — не будет и осознания того, как сделать жизнь не по понятиям, а по закону.

Для этого мало говорить: «а ты не воруй». Или руководствоваться логикой малых дел (пойти работать в роно, дворником, не мусорить и т. д.). Нужно, чтобы в эту область пришел свой Мартин Лютер Кинг.

Руслан: Похоже, что божественное начало власти подразумевает её несменяемость. А так как и отношение к православию мы в обществе не можем отрефлексировать из-за закостенения соответствующего института, и отношение к власти остаётся тем же.

Николай: Чтобы была своя русская Роза Паркс, которая в каком-нибудь Новосибирске отказалась платить долю за место в детском саду для своего ребенка — а её бы поддержали другие родители. Мне кажется, времени до такого остается всё меньше и меньше. И это вселяет хотя и малую, но надежду.

Руслан: И их всех посадят как шпионов или террористов. Попахивает немного левыми идеями, но это действительно похоже на решение проблемы.

Николай: Паркс поддержали все негры Алабамы, и они выстояли. Я не знаю ту сферу, в которой у нас порвется раньше всех, но порвется же.

Руслан: Надеемся и верим.

Николай: Проблема ещё в том, что мы заражены левыми идеями в плохом смысле как страна, которая поняла их изначально неверно. Не будь коммунистического проекта, мы были бы с совершенно другими, может, правыми мозгами. Но обострённое чувство справедливости и долга (что мы кому-то должны, что должны почему-то все нам) вынуждают нас говорить о несправедливости и обиде постоянно, во всех сферах, куда мы ни посмотрим.

Руслан: Сейчас всё как-то вперемешку: и левые, и правые. Поклонение Сталину и особый путь русских. Обида всегда проистекает вне зоны рефлексии.


Фотографии Флавии Австралии.